– Простите, а это случайно не вы будете? – спросила барменша.
– Не я.

Отвечаю серьёзно, но не могу сдержать улыбки.

– Вот вы себя и спалили! «Город, которого нет» – ваша книга? Моя тётя ваша фанатка. А я прочла и тоже подсела… А можно автограф? Тётя узнает, в обморок упадёт от зависти.

С этого момента всё у нас с Пашей пошло фартово в этом кафе. А ведь только что и барменша, и официант, и хозяин (мы ещё не знали, что это хозяин) поглядывали в нашу сторону с нескрываемой неприязнью.

…А начиналось так. Пашечка назначил мне в этом заведении встречу. Я прибыл, выбрал уютный столик у окна, ждал друга ещё минут пятнадцать, сидел и представлял, каким Пашечка войдёт в кафе – высокий, стройный с «аграмадными», распахнутыми на всю вселенную глазищами. И восторженный, непременно восторгающийся самим фактом своего явления в этот мир.

Хотите представить Пашечку – поищите в интернете советский мультфильм «Контакт» 1978 года. Там один в один такой же восторженный землянин учит инопланетянина пиликать на губах мелодию из «Крёстного отца».

А пока я заказал огромный чайник чёрного чая с чабрецом и ещё какими-то лесными травами. Поесть мы закажем потом. Если нам вообще захочется есть. Шутка ли – не виделись двадцать семь лет!

Пашечка всегда выглядел совершенно не военным и абсолютно творческим человеком. «Режимный» отдел, которым я руководил, располагался на первом этаже лабораторного корпуса. На условно чистой половине окна в летнее время были открыты, и Пашечка заявлялся в гости не в дверь, а в окно – типа «А вот и я!» – кувырком вперёд через подоконник, вызывая возмущение моих высокопрофессиональных сотрудниц.

– Ему бы (это Пашечке!) играть на скрипке, картины писать, да хотя бы солистом балета в Большом театре! На хрена он стал офицером? – восклицала Золушка, старший лаборант и ответственная за режим нашего отдела.

Как же выглядит Пашечка двадцать семь лет спустя?

Вошёл высокий худощавый старик, оглядел зал, увидел меня, улыбнулся, распахнул длинные руки и…

Никакой он вовсе не старик! Пашечка!.. Слегка припорошённый временем, но тот самый!

После объятий Пашечка ставит на стол рюкзак и достает из него огромный металлический стерилизатор (в таких кипятили стеклянные шприцы), снимает крышку и… Боже мой! Чего здесь только нет! Какие-то железки, ракушки, камни, стекляшки, баночки-скляночки… Зачем он всё это с собой притащил? На хрена?

У Стивена Кинга есть роман «Нужные вещи», по нему даже фильм сняли – называется «Необходимые вещи». Последнее название мне больше нравится. Сюжет таков: в провинциальный американский городок приезжает дьявол в обличье благообразного джентльмена и открывает магазинчик под вывеской «Нужные вещи». К нему приходят обыватели, изумляются ассортименту: те же баночки, скляночки, сувениры, игрушки, запчасти какие-то… Стоят недорого. А главное, дьявол каждого ласково убеждает купить у него что-нибудь, а кому-то и дарит. Проходит время, и жители городка начали ссориться, а потом и вовсе озверели, набросились друг на друга.

– Дружище, очнись! – окликает Пашечка. – Очнись и слушай. Вот портативный светильник, стилизованный под гильзу. С колёсиком-регулятором фитиля… Зачем? А вдруг на планете отключат электричество? Вот защёлка от форточки питерского доходного дома девятнадцатого века. Зачем? А чтобы знать, как форточки защёлкивали. А вот свинцовая лента для изготовления витражей. Зачем? А чтоб лепить любые чудеса из разноцветных стекляшек на любой площади.
– Что-нибудь закажете, кроме чая? – спросил подошедший официант.
– Потом, юноша! Потом! – отмахнулся Пашечка.

Официант отошёл, неодобрительно косясь на заваленный барахлом столик.

С барахлом Пашечка всегда дружил. На службе он умудрился так сказочно захламить свой кабинет, что зашедший туда заместитель командира с порога натурально опрокинулся навзничь.

Что там было у Пашечки в кабинете? Римский верстовой столб с тропы легионеров, черепица и обломки амфор древнего Херсонеса, фрагменты мозаик – оттуда же. Монеты. Коробки с какими-то артефактами во множестве. Ну и тряпки в ассортименте для наполнения. Среди них ещё и древнегреческие, древнеримские, скифские, явно в погорелом театре заимствованные…

А потом во всём этом хламе завёлся дикий кот, каким-то образом проскользнувший в здание при распахнутых в жару дверях подъезда. Коту у Пашечки понравилось. Днём он отсыпался в терриконе барахла, а ночами выходил, шатался по лаборатории, искал жратву и гадил.

И вот в воскресенье я заступил дежурить по части. Посадил на телефоны ответственного матросика, а сам пошёл в лабораторный корпус, к себе в отдел, поработать и чайку попить.

Далее звонок в дверь. На пороге сослуживец, майор Савельев, тот самый, у которого самый чёрный юмор в учреждении и тысяча баек про фекалии.

Савва по профессии токсиколог, и в руках у него металлический баллончик с вентилем и надписью «хлорпикрин».

– Вовчик, одолжи-ка мне минут на двадцать свой противогаз и плесни рюмочку шила (спирта. – жарг.). Пойду Пашиного кота травить. В руки, падла, не даётся, спрятался в барахло и шипит.

Попробовал отговорить: «Шурик, а может, не надо?»

– Надо, Вова, надо.

Выдал противогаз, налил шильца. Савва выпил и поднялся на третий этаж. Спустя десять минут поплыл по помещениям режущий глаза и глотку запах хлорпикрина. Это ж надо – с третьего этажа на первый!

Спустя ещё десять минут заявляется Савва, трясёт окровавленным пальцем и хрипит:
– Шила-а-а! Скорее! Да не стопку! Стакан!

Опрокинув двести грамм, не запивая водой, продолжил:
– Задул я в Пашин кабинет десятикратную дозу. Выждал десять минут. Вхожу в противогазе, зову: «Кис-кис-кис!» В ответ, естественно, тишина… П…ц котёнку! Встаю на четвереньки, засовываю руку в Пашино барахло. А он меня цап! С диким воем выскочил и бежать!... Налей ещё! Ну, Паша, ну, геолог-романтик…

– Так вы будете заказывать хоть что-нибудь? – в голосе официанта ультимативные нотки.

Паша отрицательно мотает головой. Спасая ситуацию, встаю и подзываю юношу к барной стойке:
– Пожалуйста, нам хачапури по-аджарски, баклажанные рулетики с грецким орехом. Манты по три штуки со сметанно-чесночным соусом. И чачи! Холодненькой. Граммов двести в графинчике.

В это самое мгновение симпатичная барменша и спросила: «А это вы?»

– А ещё, – продолжает геолог-романтик, когда я вернулся, – а ещё у меня есть скальпель знаменитого хирурга Буяльского. Он был, кстати, покруче самого Пирогова, но Пирогов его съел совершенно так же, как и сегодня съедают люди друг друга… И пахал съеденный великий Буяльский в Мариинской больнице, а мировая слава одному Пирогову и досталась.

А ещё у меня есть дальномер с зеркального фотоаппарата. Ты не поверишь, но по точному подобию создавали дальномеры на императорских линкорах и крейсерах!

А вот, полюбуйся, ракушка «нога пеликана»… Малюсенькая. Но прежде из них состояли все пляжи между Керчью и Феодосией. А нынче там хрен такую ракушку найдёшь. Другие имеются, а «ноги пеликана» нет, ну, может, если всё побережье на карачках исползаешь – пара штук попадётся.

Нам принесли заказ.

– Чача? – удивился Пашечка. – Чачи я не просил. Да нет, всё в порядке… Но ты знаешь, после чачи я могу стать буйным, типа подраться или баб полапать.
– Ты-ы-ы? Мой геолог-романтик?
– Напоминаю, мы не виделись с тобой двадцать семь лет!
– Ну да, ну да…

Чачу я медленно вкушал один. Паше заказали двойной эспрессо.

– Смотри, что ещё у меня есть. Метеорит. Самый настоящий. А это точильный камень, я его тоже под метеорит обработал алмазной болгаркой. А это… Это, Вова, вилка от самого Евгения Пригожина! Из его ресторана… Такими вилками пользовались его избранные гости. Среди них бывал сам знаешь кто…

У меня тоже была необыкновенная вилка, с немецкой подлодки времён Второй мировой… Подарил мне её кок с плавбазы подводников «Двина» на Северном флоте. Плавбаза эта тоже была немецкой и отошла нам как трофей в 1945 году. Вилка утрачена в многочисленных переездах.

– Что-нибудь ещё? – барменша лично подошла к столику.
– Ещё… Ах да, сто грамм чачи, – сам не заметил, как уже выпил двести.
– Ты сколько раз был женат? – спрашивает геолог-романтик, едва девушка отошла.
– Второй раз и, надеюсь, последний. В любом случае последний, я слишком глубоко углубился в чащу познания…
– Я тоже дважды. Официально. Но у меня было восемь гражданских жён. Всегда по любви! Но сейчас женат по любви огромной! Она – художник и единомышленница. Нам вместе непросто, но очень хорошо!

Из интернета знаю, что Пашечка вместе с женой издали восьмитомную антологию «Порты мира», ещё Пашечка издал несколько книг об истории военно-морской медицины, а ещё написал повесть «Записки санитара приёмного покоя». Для этого Пашечка, скрыв биографию и образование, устроился санитаром в известную питерскую больницу и проработал там почти год. А как ещё нарыть такой фактуры? В больнице до сих пор икают от его откровений!

А ещё нас с Пашей объединила и накрыла крымская степь, в степи был полигон морской пехоты, на который мы часто выезжали во время учений и даже жили там как санитарные инспекторы… Дизентерия – фирменная болезнь морпеха!

Но теперь я понял, почему у меня до сих пор не получилась повесть или хотя бы рассказ… Я не проникся крымской степью так, как проникся ей Пашечка.

– Там под курганами, Вова, под ковылями текучими, скифские бабы лежат! А ещё половецкие бабы! А ещё греческие бабы! И римские, и турецкие бабы!.. И… и… Сколько там всяких-разных баб, кроме мужиков, закопано! А баб просто так не закапывают, к ним в могилы сокровища кладут. Царям, князьям, конечно, тоже кладут, но бабам кладут всем! Ну как своей бабе не положить? Хоть в первом, хоть в двадцать первом веке. Закон жизни! Сейчас на Керченском полуострове всего два города, а раньше было двенадцать! А ещё…

– Что-нибудь ещё, мальчики?

Паша тоже пригубил чачи, и это подействовало на него расслабляюще. Вдруг оказалось, что у обоих в Севастополе была общая близкая знакомая, и теперь можно друг другу в этом признаться.

– Мы с Ленкой в обнимку гуляли по городу. При этом она читала вывески магазинов и заведений и тут же из них составляла рассказы. А однажды ночью в сквере мне приспичило пописать, и она своими пальчиками держала и направляла, и мы оба хохотали… С тобой такое случалось?

Случилось однажды и со мной. В культовом ночном клубе «Хали-Гали» с легендарным Романом Трахтенбергом. Вхожу в мужской туалет, а там стоит высокая красивая девушка в одних трусиках на шпильках и спрашивает:
– Вам подержать пиписку?

Растерялся и… согласился! Оказалось, это стоит сто долларов США. С опозданием понял, почему у дверей туалета стоят два качка в малиновых пиджаках. Но мне повезло, я был с другом афганцем, миллионером. Валера заплатил, а потом снова заплатил, и ему подержали… Официант шепнул, что девушка эта за вечер минимум штуку баксов имеет.

– Мне бы так! – вздохнул официант. – Но мне никто не даст… подержать, в смысле… А то и по морде… По морде – да, запросто дадут…

– Что-нибудь ещё, мальчики?
– Спасибо, мы уходим. У вас очень хорошо.
– Тогда подойдите к стойке.

Подхожу. Барменша с улыбкой протягивает мне чек. Чек пустой!

– Это вам подарок от заведения, но вы должны оставить на чеке автограф. Вы обещали!

Потрясённо расписываюсь. И неожиданно восклицаю:
– А можно вас обнять?
– Конечно, можно! – смеётся девушка. – А вам – так даже нужно! Но только книжку в следующий раз принесёте. А?

Хорошо быть живым классиком… Да хотя бы полуживым. Обнимаю новую поклонницу за талию, потом ладонями по спинке. Снова за талию и, наконец, ниже. Слаб человек, а мужчина так слаб и уязвим вдвойне.

– И мне! – восклицает Пашечка. – И я!
– Он тоже писатель? – спрашивает барменша.
– Ещё хуже. Он – геолог-романтик. В офицерский отпуск поехал на Чукотку, за Полярный круг, и бродил там один целый месяц среди медведей, полярных волков, оленей… И привёз оттуда…
– Золото? – восклицает барменша.
– Нет. Он привёз оттуда двести килограммов с виду обычных камней. Но только с виду, понимаете? Его ругали вертолётчики – мол, так мы не договаривались! А потом он эти камни вёз через всю Сибирь в Крым. Товарный вагон заказал.
– Ого! Тогда и ему можно.

И Пашечка тоже обнимает барменшу – тоже за талию, тоже за спинку и тоже чуть ниже. Уходя, слышим, как всевидящий хозяин заведения ворчит вслед:
– Мало того что на халяву поели и выпили, мало того что барахлом столик завалили, так ещё и племянницу мою полапали! Не пускать сюда больше творческих людей! Не пускать!

– Знаешь, я недавно кричал во сне, – признаётся уже в метро Пашечка. – Так тревожно, так жутко мне во сне стало… Просыпаюсь, а жена меня гладит, успокаивает.

Оказывается, и геологи-романтики кричат во сне. Может, им снятся скифские бабы, лежащие под курганами? Спрашиваю:
– Тебе выходить где?
– На «Сенной». Там у меня велосипед запаркован. Сяду на велосипед и через пятнадцать минут дома, на улице Декабристов. О декабристах, кстати, у нас будет отдельный разговор.

Станция «Сенная площадь». Геолог-романтик жмёт мне руку и выходит из вагона. Настоящий искатель! Настоящий романтик! В Петербурге снегу по пояс, и Паша сейчас поедет вдоль занесённого канала Грибоедова на велосипеде! Геологи-работяги, копатели-чудаки…

Да! Вилку из сервиза Евгения Пригожина Паша мне подарил. Взамен утраченной немецкой.