– Александр Алексеевич, однажды вы сказали: «Клоун – это не профессия, а состояние души». Но мне кажется, нелегко всегда быть таким лучезарным. Когда вы устаёте и наступает хандра, как боретесь с унынием?
– У меня для этого есть стопроцентная отмазка. Я человек православный, а уныние – это грех. И если уж твоя профессия клоун, то, как бы хреново ни было, ты просто обязан выйти к зрителям и дать им возможность переключиться на добрую волну. Такова задача артиста.

– Вы ведь Артист с большой буквы…
– А кто это решил? (Смеётся.)

– Это моё личное мнение, и, полагаю, ко мне присоединится страна. Но какими качествами должен обладать человек, чтобы из него получился настоящий клоун?
– Тут очень всё просто – в тебе это либо есть, либо нет. Поцеловал тебя Господь, дал обаяние и талант смешить людей – значит, получится клоун. Ведь ни в одном вузе тебя не научат быть смешным. Да, могут научить падать, жонглировать, накладывать на лицо особый грим. Но если люди просто смотрят на тебя и улыбаются, то это лишь благодаря Господу и родителям. Мы знаем много артистов, которым даже не требовалось оканчивать вузов, они – штучный материал. Чаплин, Никулин, Попов, Енгибаров, Полунин… Причём Юрий Владимирович Никулин был великим трагиком и великим комиком. С другой стороны, я не хочу никого обижать, но у нас в России есть вуз, который каждый год выпускает дипломированных клоунов. Вы хоть одного из них знаете?

– Нет. Харизме и обаянию не учат в вузах.
– Так я про это и говорю! Вот у меня, знаете, история была в жизни, когда мне всё надоело и я, такой умный, решил уйти в монастырь. С этой гениальной идеей пришёл к своему духовнику, батюшке Михаилу, и рассказал, даже слегка похвастался, как я допёр до такой мысли и чем решил в жизни заниматься. Но в ответ был очень крепко руган и практически бит. (Смеётся.) «Морозов, – говорит мне отец Михаил, – с чего ты решил, что талант – это твоя заслуга? Почему ты надумал взять и просто зарыть его в монастыре? Ведь это не ты, а Господь и родители дали тебе такую способность – веселить людей. И ты хочешь, чтобы это пропало даром? Нет уж, у тебя другой крест, вот и неси, а Господь даст силы». И всё, он меня успокоил. Каждому – своё. У меня получается веселить людей, и мне это нравится, я это люблю! Вот почему я открываюсь зрителю, и у нас получается контакт. Они чувствуют, что я всё делаю искренне, и платят той же монетой. Добром на добро, радостью на радость, смехом на смех.

– Вы серьёзно погружены в православие. У вас есть любимые святые?
– Поскольку я Александр, вы наверняка догадываетесь, кто мой ангел – Александр Невский. Кроме того, я живу в подмосковном Звенигороде, где существует прекрасный Саввино-Сторожевский монастырь. И преподобный Савва способствовал тому, чтобы я поселился рядом с его обителью. Всё благодаря ему, но это долгое интервью, отдельное, и после него меня могут в дурдом отправить… Хотя ответьте, вы – православный человек?

– Да, православный.
– Тогда вот: я виделся с преподобным Саввой Сторожевским, он мне являлся.

– После поста и молитвы?
– Да нет. Я решил здесь, в Звенигороде, купить квартиру в новостройке. И попросил преподобного Савву помочь мне в этом. Сфотографировал эту «коробку», будущий дом, а потом на фотографиях увидел преподобного. Не подумайте, я не фанатик, я не религиозный сумасшедший! (Смеётся.) И я не только сам видел, а ещё показывал фотографии родным, они тоже заметили. Не может же у всех случиться массовое помешательство. И вот, представляете, теперь я живу рядом с преподобным Саввой Сторожевским. А это один из моих любимых святых. Ещё почитаю святителя Тихона Московского, очень его уважаю. То же могу сказать о причисленном к лику святых в православной грузинской церкви Гаврииле Ургебадзе. Все мы выбираем для себя любимых святых.

– Александр Алексеевич, а какие храмы и святые места вы цените особо? Ну, о монастыре вы уже сказали.
– В Москве я долгие годы был прихожанином храма Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, и до сих пор часть моей души осталась там. Местные батюшки и прихожане – мои знакомые и друзья, и я по-прежнему считаю, что мы вместе. А здесь у меня есть замечательный храм. Мало кто о нём знает, это собор Успения Богородицы на Городке. Самый древний храм в Звенигороде. Удивительное место! И даже поговаривают, что его вроде бы расписывал Рублёв. Собор сейчас реставрируют, но атмосфера там удивительная.

– Тогда, может быть, подведём разговор к спектаклю «Мастер и Маргарита». Расскажите, пожалуйста, как вы попали в этот спектакль? Как шли репетиции, кого играете?
– Вы имеете в виду подтекст бесовщины? Только не очень умные люди называют «Мастера и Маргариту» евангелием от сатаны. Нет, разумеется. И я недавно прочитал мнение нашего патриарха о романе. Как удивительно он всё объяснил! Сказал, что Булгаков придумал уникальный ход, чтобы его роман был напечатан, иначе мы бы его сейчас не обсуждали. Писатель оказался настолько умён, что книга смогла появиться даже в богоборческой среде. А на самом деле роман о Боге, о свете…

Как я попал в спектакль? Тут всё просто – как говорится, не мытьём, так катаньем. Пока я был большой, круглый, толстый, лохматый и смешной, кино- и театральные режиссёры все как один говорили: «Морозов, тебе надо кота Бегемота играть. Ну, просто с тебя писали!» И вот, гады, представляете, они дождались, когда я похудел. (Смеётся.) И позвали играть Кота, только я играю уже не жирного и смешного, а худого и злого. Я, конечно, стараюсь поддерживать в этом образе булгаковскую иронию, но тем не менее у меня Кот получился опасный. Далеко не добряк.

– А скажите, пожалуйста, в каком амплуа существовать сложнее – в комедийном или драматическом?
– У меня нет такого разделения. Некоторые говорят, что легче человека рассмешить, другие – что легче заставить заплакать. Мне кажется, это не столь важно. Главное – своим искусством дать человеку возможность пережить очищение, катарсис. А уж слезами или добрым смехом – и то, и другое хорошо. С античных времён.

– В античном театре играли только актёры-мужчины. Которые изображали в том числе женщин…
– Я очень много женщин играл. Комедийный жанр часто подразумевает переодевание мужчины в женщину, поскольку это сглаживает некоторые неприятные моменты. Ведь нехорошо, когда женщина со сцены произносит скабрёзности или рассуждает о физиологии. А когда мужик играет женщину, то как бы спроса меньше и взятки гладки. Но, конечно, сыграть это нужно хорошо. Сыграть женщину – это далеко не каждому дано.

– Вы уже упомянули наших великих клоунов. Откуда у вас дома ботинки Юрия Никулина?
– Хотел бы я сказать, что это секрет, поскольку не хочется «сдавать» человека, который мне их добыл. Но ладно уж, скажу честно – этот человек мне их продал. У него был доступ к мастерской Юрия Владимировича и его партнёра Михаила Шуйдина. И он дал мне возможность многое оттуда взять, в том числе знаменитых лошадок. Но клоунские ботинки для меня имеют особый смысл. Это же не просто обувь, это символ. А поскольку я был знаком с Юрием Владимировичем, то для меня это вообще реликвия, нечто духовное.

– Александр Алексеевич, если я не спрошу о похудении, меня убьют в редакции. Понимаю, что вас спрашивали неоднократно, но всё-таки: результат похудения сделал вас счастливее?
– Как по-вашему, счастлив ли больной человек, которому уже неохота жить? Вот вы ответьте.

– Нет.
– Вот видите! Теперь я просто стал здоровым человеком и стал ещё более счастливым. Я ведь совсем уже загибался. При росте 164 и весе 150 – знаете, так себе фигура, можно сказать, идеальная форма – шар. Отсюда огромный список болячек, очень серьёзных. Сейчас это всё отвалилось. Я себя прекрасно чувствую, и, конечно же, это счастье – быть здоровым.

– У вас изменились даже гастрономические привычки. Вы говорили, что раньше могли съесть огромный торт, а сейчас что едите?
– Вы знаете, это даже обидно. Раньше я был прямо гастрономическим фанатом, я ведь неплохо готовлю, и у меня были всякие разносолы. Люблю гостей принимать, наготовить всего… А сейчас это ушло. Потому что мне стало нужно очень мало, а готовить изысканные блюда в маленьких количествах – нецелесообразно, да и лень. Я вот яблоко съел и на полдня наелся. Ну и зачем мне тогда заморачиваться? Так что в этом смысле жизнь стала скучнее. Но меня это не парит совсем.

– Тогда – ваше любимое блюдо?
– Оно всегда было и остаётся… Смотрите-ка, а ведь я вам сейчас соврал, а я же не вру, я же только маме вру… Так что вам скажу правду! Это всегда была жареная картошка! А запнулся потому, что стал вспоминать, когда в последний раз жарил картошку. И не могу вспомнить. Значит, это было очень давно. И, значит, это уже не очень любимое блюдо. Зато могу сказать, какой у меня любимый завтрак, он всегда один и тот же. Это хлебец, на который намазана настоящая, только настоящая, прямо браконьерская печень трески, не магазинная. Сам солю хорошие сорта дикой рыбы, обязательно только дикой, – кижуч, форель, дикая сёмга бывает, но это редко. И вот такой бутерброд у меня получается: печень рыбки, обязательно хорошее деревенское яйцо, сваренное вкрутую, и вкусный кофе. И мне не надоедает. Если я дома, то у меня каждое утро так начинается. Старомодная здоровая еда, которую я сам себе придумал.

– Александр Алексеевич, вы блестяще играли в двух московских театрах. Но недавно вас «ушли» из театра «Шалом». Было ли обидно?
– Да мне-то что обижаться! Обидно было за художественного руководителя Александра Семёновича Левенбука, который меня туда и пригласил. Вообще-то существует традиция: человек, создавший или долго возглавлявший театр, отправляясь на пенсию, становится его президентом. Это почётная, хоть и номинальная функция, но хотя бы не обидно для человека. Вот и сделали его сначала президентом, но потом убрали из президентов, а теперь он умер! В общем, меня с этим театром ничто не связывает, и обид у меня никаких. Для меня театр «Шалом» – это был Левенбук. Левенбука нет, и для меня нет театра «Шалом».

– А вот насчёт «Кривого зеркала» читала такие объяснения: якобы закрыли из-за финансовых разногласий.
– С чего вы взяли, что из-за финансовых разногласий?

– В интернете прочла, могу скинуть ссылку.
– Это всё чушь, не было таких разногласий. Дело в том, что «Кривое зеркало» стало отнимать у нас очень много времени. А ведь у всех артистов семьи, все мы гастролирующие, и не секрет, что основные средства зарабатываются именно на гастролях. Но тут мы оказались привязаны к одному стационарному проекту. Выпускали по четыре премьеры в месяц! Мы пахали, не вылезая оттуда! Гастрольная деятельность сошла на нет, в итоге многие стали потихонечку отказываться от съёмок. Да и Лёша Щеглов, наш автор, тоже не железобетонный, ведь он сочинил почти двести спектаклей. В общем, люди стали немножко отпочковываться, и Евгений Ваганович принял решение, что мы теперь уже не «Кривое зеркало». Предложил поменять формат. Что мы и сделали – взяли название «Петросян-шоу». Оно и сейчас существует, у нас скоро съёмки. Конечно, это не «Кривое зеркало», другая передача, но ведь тот телевизионный юмористический проект прожил очень долго, пятнадцать лет. Для юмористической программы очень хороший срок. Наверное, всё, что ни делается, – к лучшему.

– А Евгений Ваганович строгий руководитель?
– Он принципиальный. Добрый, но принципиальный. Подходит к работе фанатично. Я других таких фанатиков, честно говоря, не знаю. Он готов заниматься профессией круглые сутки, он болеет ей в хорошем смысле слова. Естественно, требовал от нас такой же отдачи. Безусловно, многое давал нам как учитель, с его-то опытом эстрадного артиста! Я ему очень благодарен. Что касается строгости, то он пошлятину на дух не переносит. И если кто-нибудь, с его точки зрения, нёс со сцены пошлости, то это жёстко пресекалось. И я считаю, что это правильно. Но жёстким человеком совсем не могу его назвать. По-моему, он добряк. А мне вдобавок повезло, он меня любит, поэтому вообще всё хорошо.

– Александр, скучаете ли вы по своим старым образам, когда вы находились в другой весовой категории?
– Дашенька, я вообще ни фига не рефлексирующий человек. Ностальгия – это не про меня. Я тосковать не умею. Прошло, и ладно. Делай своё дело, и будь что будет. Да, я поменялся, у меня открылся новый горизонт, значит, я иду дальше. Сейчас играю жениха в «Свадьбе» Зощенко. (Комедия известна по фильму Гайдая «Не может быть!»; роль Володи Завитушкина исполнил Л. Куравлёв. – Ред.) Ну кто бы мог подумать четыре года назад, что Сашу, смешного толстого клоуна, пригласят на роль жениха. А ещё я играю Эзопа и массу драматических ролей, которые совершенно не лепятся к моему прошлому образу, но я в них кайфую и нахожу в этом счастье. Я легко расстаюсь с прошлым. Вообще не парюсь.

– Может, из этого вытекает ваше пожелание читателям?
– А чего сейчас желать? Главное, мирного неба над головой. Я всегда желаю – радоваться каждому мгновению, подаренному вам Богом. Вот каждому, каждому! Глазки открыл, небушко увидел, Господи, спасибо Тебе за ещё один денёчек. И жизнь сразу становится другой. Жизнь короткая, блин, мне уже пятьдесят, а кажется, что двадцать пять! Я ещё хорохорюсь, на девок молодых посматриваю, я ведь не женат. А они мне говорят – мол, Александр, ну как же так, в вашем-то возрасте… А я забываю об этом! (Хохочет.)

И ещё я жду, когда наши кинорежиссёры протрут свои зенки. Увидят меня нового и начнут приглашать в кино. Ну сколько можно ждать? Я хочу сниматься в хорошем кино. Вы прямо напишите: «Люди! Кинорежиссёры! Я вот тут. Я вас жду на низком старте» (Смеётся.)