В 1942 году мы всей семьёй жили в небольшом доме у моей тёти на окраине села Капкинского, что стоит на реке Мышкове. Напротив дома находилась летняя кухонька, рядом сарай. Никаких ворот, заборов не было. Двор заканчивался, а далее у речки – левада и участки под огороды.

Декабрьским морозным вечером к нам подъехала полуторка, доверху загруженная ящиками с горючей смесью. Из кабины вышли молодой лейтенант и солдат-водитель. Они быстро направились к леваде, где лежала убитая и замороженная лошадь. Отрубив кусок мяса, попросили мою маму отварить конину, поскольку целый день ничего не ели.

В скором времени все услышали странный гул моторов. Прислушиваясь, военные стали поторапливать мать. Оказалось, что это тяжёлая техника, переправляясь через реку Мышкову, застревала и не могла самостоятельно выйти. Её вытаскивали буксиром. Рёв моторов, лязг гусениц становились всё громче и наводили ужас. Гул машин нарастал с каждой минутой.

Наши гости заторопились. Не дав довариться мясу, лейтенант и солдат в спешке поели, сели в машину и укатили в сторону села Громославка.

Был уже поздний вечер, когда танки и бронемашины не спеша подошли к селу, пройдя наши боевые порядки. Никто не стрелял. Наши солдаты, перебегая из окопа в окоп под покровом ночи, недоумевали, что это за танки.

Вся танковая лавина, выстроившись в две колонны, остановилась на улице, где мы жили. Мы с отцом стояли в чулане и смотрели в щели между досок. Никаких опознавательных знаков на бронетехнике не было. На головных бронемашинах сидели воины и разговаривали явно на украинском языке. И только когда танки и бронемашины двинулись вперёд по направлению к селу Васильевка, мы увидели, что на последнем танке нарисован крест…

Это была танковая бригада фельдмаршала Манштейна. Двигалась она со стороны города Котельникова для прорыва кольца, созданного нашими войсками под Сталинградом.

Фашистские танки вошли в село Васильевка и рассредоточились между домами. Стояла глубокая ночь. Жители села, да и некоторые воины подразделений, находившиеся в селе, мирно спали. Линия связи подразделения была нарушена. Связист начал проверять кабель связи, заметил обрыв и вслух выругал танкистов. Но, когда услышал речь на немецком языке, понял, что это фашистские танки. И поднял солдат по тревоге.

Немцы стали бросать гранаты в окна домов, не разбирая, где жители села, а где солдаты. А на рассвете 17 декабря открыли ураганный артиллерийский огонь по нашим позициям. Танки двинулись в разные направления. Завязался жестокий бой. Танки почти вплотную подошли к нашим окнам. За ними следовала пехота с автоматами, но наши воины не поддавались панике. В ход пошли гранаты, бутылки с зажигательной смесью. Один вражеский танк загорелся и остановился. Из него стали выскакивать немцы, их добивали наши солдаты из автоматов. Фашисты, несмотря на большие потери, всё-таки захватили наш оборонительный рубеж.

Гитлеровцы были беспощадными и жестокими. На моих глазах они повели наших семерых солдат с поднятыми руками через двор к речке. Там их расстреляли. Раненых, которые не могли идти, расстреливали на месте.

…В домике у тёти нас проживало три семьи. В эти адские морозные дни мы находились в убежище, вырытом во дворе. Там прятались во время боёв и бомбёжек ещё и соседи. Тётя была очень больна и в убежище не спускалась. Она говорила: «Какая разница, когда умереть, сейчас или немного позже». Во время боёв она лежала на железной кровати, а во время затишья наблюдала за тем, что происходило вокруг. Её деревянный дом был изрешечён пулями и осколками снарядов.

В нашем дворе встал фашистский танк, а когда он стал сдавать назад, то наехал на край блиндажа, где находилось несколько семей. Перекрытие затрещало, земля посыпалась на головы. В это время выскочила из дома тётя, закричала и замахала руками, показывая, что там дети, старики. Немцы начали проверять укрытие, заставив всех выйти. Медленно, не торопясь, сначала вышли женщины, дети, старики и старушки. А парни, и с ними мой отец-железнодорожник, которого не взяли на фронт по брони, решили выходить в последнюю очередь. Не дождавшись, пока все выйдут, немцы заставили нас вернуться. Решили, что солдат здесь нет.

Бой продолжался весь день, а к вечеру стал затихать. Обе стороны, изрядно потрёпанные, ушли на перегруппировку. С наступлением дня кровопролитные бои возобновились. Так продолжалось несколько дней.

С обеих сторон оказались огромные потери в живой силе и технике. На полях сражения от трупов некуда было ступить ногой.

У нас в доме разместилось немецкое командование. Сидя за столом при свете нашей керосиновой лампы, сделанной из гильзы, они решали, что предпринять дальше. Они понимали, что сражение на реке Мышкове проиграно. По их настроению и разговорам это стало ясно и нам.

Немцы в спешке начали готовиться к отступлению. Один из фашистских солдат забежал в наш дом и схватил швейную машинку «Зингер», купленную родителями перед войной. Мать решительно бросилась защищать её. Со слезами на глазах отнимала у немца. Увидев это, старший по званию немец дал пинка по пятой точке солдату и отогнал его со словами: «Рус в шести километрах от нас! Надо бежать без оглядки!»

Войска группы фельдмаршала Манштейна, изрядно потрёпанные нашими, спешно отступали.

У нас наступило безвластие. И только на другой день рано утром вошли советские разведчики. Жители села плакали и радовались, встречая наших солдат.