Наша семья состояла из бабушки, мамы, меня и шестерых маминых братьев и сестёр, двое из которых были совсем детьми. Мы жили в башкирской деревне в холодной и мокрой землянке. Мама работала на мясокомбинате. Выполняла мужскую работу: поднимала туши коров, овец, свиней и вешала на крюки, стоя голыми ногами в жиже, стекающей с этих туш. Потом всю жизнь страдала ревматизмом. Умерла рано, ей было всего 60 лет.

В годовалом возрасте я заболела корью, а следом – воспалением лёгких. В результате получила осложнение на уши. Лечить было нечем, болезнь запустили, я стала глохнуть. От боли, по словам родных, три года просто кричала. Уже в конце 50-х бабушка, глядя на меня, причитала: «Не пойму, как ты тогда выжила. Прихожу с работы, а ты лежишь уже никакая, даже не плачешь, вся мокрая, с пересохшими губами».

Питались мы тогда огородом. Но не всегда его хватало. Ели лебеду и крапиву. И какие-то ягоды, которые мы называли паслёном. Как-то раз я с тётей, а она чуть старше меня, решили на станции продать эти ягоды. Нам посчастливилось: один парень купил их у нас, но, попробовав, выбросил весь кулёк. А для нас эти паслёны были самым желанным лакомством!

Помню, что бабушка готовила прекрасные дрожжи. Вся деревня их у неё покупала.

В 1944 году мама вместе со мной перебралась в Куйбышев, где устроилась работать в школу. По профессии она была учителем. Мама брала меня с собой. По её рассказам, детям в школе выдавали по кусочку хлеба. Жалостливая буфетчица умудрялась выкроить и для меня тонюсенький ломтик. Я бежала по коридору, зажав в кулачке этот крошечный кусочек, и кричала: «Мамочка, хлебик, хлебик!» А этот кусочек аж светился насквозь.

Да и после войны мы были голодными и оборванными. Я, например, ходила в школу в галошах, подвязанных к ступням верёвками. Отсюда ревматизм, давший осложнение на сердце. А из еды была жареная картошка на воде. Жили мы в здании бывшей школы, нам выделили угол прямо в классе, отгородив его фанерой. Вода на улице, туалет на улице, выгребная яма…

К тому времени я стала стремительно глохнуть. Врачи уже ничем не могли мне помочь. Я выросла, выучилась, но, имея педагогическое образование, вынуждена была уйти из школы. Поэтому пришлось работать не там, где хотелось, а где позволял слух. Меня, не дослужившую до пенсии пять лет, врачи отправили на инвалидность, дали II группу без права работать. Во всех своих бедах и страданиях – как в учёбе, в работе, так и в личной жизни – я виню только войну.