Одно время я любил заходить на обратном пути с работы в небольшую закусочную. Сейчас она уже не работает, а до пандемии процветала.

С первого взгляда эта кафешка казалась совершенно отстойным заведением, но это лишь обман зрения. Помещение закусочной разделялось на два сектора. В первом ютилась типичная дешёвая «наливайка» с парой буфетных столиков, возле которых постоянно тусовался всякий мутный контингент. В другой части располагался закуток, где уроженцы южных республик восседали с цилиндрами шаурмы.

Хозяин у забегаловки был один, поэтому Зарина работала и на раздаче в «наливайке» (там завсегдатаи называли девушку Зиной), и помогала в соседней половине заведения, где готовили выпечку. А я туда заглядывал именно ради выпечки.

Не знаю, по какой причине, но шаурмены выполняли свою работу добросовестно, что в корне отличало их ассортимент от прочего фастфуда. В их пирогах было больше начинки, а тесто шаурмы не истекало липким маслом и тошнотворным майонезом. И никакого безвкусного мяса с прожилками и варёным луком из серии «купи пять беляшей и собери кота».

Народ, кстати, быстро осознал, что здесь готовят вкусно, и повалил в закусочную. В час пик порой выстраивались большие очереди. До сих пор помню эчпочмаки и роскошную самсу с травами и болгарским перцем. Даже когда возвращался домой, прекрасно зная, что до ужина потерпеть оставалось всего ничего, порой не удерживался и перехватывал в закусочной какой-нибудь пирожок.

Сначала я не обращал особого внимания на паренька лет пятнадцати, который время от времени показывался из подсобки. Таскал коробки и упаковки, но появлялся на глаза довольно редко. Я не всматривался в его лицо, думая, что это сын или родственник кого-нибудь из шаурменов, но потом понял, что юноша явно местный. Видимо, подрабатывает после школы. Молодец, не шляется по улицам, не торчит в смартфоне, не рубится в виртуальные «стрелялки», а зарабатывает первую трудовую копеечку.

Однажды вечером, припозднившись, я, как обычно, зашёл в шаурмичную, взял кулебяку и осетинский пирог, расположился за столиком. В помещении было немноголюдно: в очереди к «наливайке» стоял одинокий бесприютный мужичок, Зарина отпускала ему пиво, двое мальчишек лет пятнадцати расположились за соседним столиком. Зарина отлучилась в глубину подсобки, я оглянулся и узнал в одном из пацанов того самого паренька-рабочего.

Время – одиннадцатый час. Странно, что в такое позднее время они ещё не дома. Впрочем, кого сейчас этим удивишь?

Пацаны обсуждали свою жизнь, и я невольно прислушался к их разговору.

– На хрена ты здесь ишачишь? – удивлялся товарищ молодого работника. – А если эти, – он кивнул в сторону подсобки, – кинут тебя на бабки?
– Не, всё норм, платят, – ответил мальчишка. – Зарина с Рашидом нормальные, они разрешают оставаться после работы допоздна.
– Батя твой сегодня снова никакой?
– Ага, – шмыгнул носом паренёк. – Каждый вечер пьяный в дымину. Если попадусь на глаза, мне может запросто прилететь. Только после полуночи успокаивается, тогда и прихожу. А утром, пока отоспится и проснётся, я уже в школе.
– Ты прямо Бэтмен. А мать хоть знает, что ты здесь вкалываешь?
– Не, я ей не говорю. А зачем? Ещё бате расколется. Или сюда припрётся с разборками, не дай бог. Главное, она знает, что я к ночи домой приду или у друзей ночую, ей и хорошо.
– И не ищет тебя?
– Не-а. Правда, плачет часто.
– Прикольная у тебя мэмс, Андрюх.
– Ага.
– И батя не ищет?
– На кой я ему сдался? – хмыкнул Андрей. – Ему бы глаза поскорее залить и на мать наорать. Первое время, конечно, грозился, что самолично встретит меня на улице, отстегает ремнём до полусмерти. Но это лишь пьяные базары. Ему однажды вечером самому в торец хорошенько въехали, он с тех пор шататься по улицам вечером не любит. А Рашид с Заринкой кормят, деньги платят, не обижают.
– А они не боятся, что тебя кто-нибудь здесь увидит и настучит ментам?
– Боятся, конечно, я же не оформлен никак. Но они меня и не напрягают, в курсе, что у меня проблемные родаки. Помогу немного – и в подсобку, делаю уроки. Поздно вечером тащу свои кеды домой или к френдам.

Пацаны примолкли, уплетая шаурму, стараясь не заляпать соусом куртки.

– Слушай, а чё мать твоя с отцом не разводится? Чё терпит-то?
– Если подаст на развод, отец её точно забьёт до смерти, – вздохнул Андрюха. – И в полицию тоже не пойдёт, потому что боится. Да и не привыкла она жить без него. Работает в «Пятёрочке» кассиром, получает копейки. А он токарь хороший, деньги зарабатывает. Да я и сам понимаю, ничем хорошим это не закончится. Отца посадят, а мать точняк лишат родительских прав. Меня заберут в интернат. Или вообще трындец полный: проведут свои беседы, а потом вернут меня домой, блин, в семью. А там отец. Всем же по фигу, что с нами будет потом.
– Офигеть, повезло тебе, – присвистнул товарищ.
– И не говори.
– А в школе знают, что ты дома через раз ночуешь? – поинтересовался приятель Андрея.
– Знают, что у нас неблагополучная семья, – ухмыльнулся тот. – Но пока хожу на уроки и учусь, всем наплевать. Никто к нам не ходит. Вот как-то так.
– Ну да, им главное, чтобы задницы были в тепле и в бумажках галочки везде стояли, – кивнул собеседник юного работника. – Я вот тоже приду после школы, посижу в телефоне час-другой, погуляю, на домашку забью, только после полуночи делаю. Матери с отцом по хрен. Считают меня уже взрослым. Где я, с кем я, им как-то параллельно.
– Я после уроков – сразу сюда, к Рашиду. Помогу пару часов с шаурмой, потом делаю уроки в подсобке. Или к маме загляну на работу. Послушает меня, слезу пустит, даст лимонада. Или сникерс какой-нибудь. Она так говорит: «Отец рано или поздно сам сдохнет от пьянки, а так мы хотя бы живы». А отец реально бешеный, да ещё считает, что я не от него. Ему только бутылка нужна, больше ничего. Мать уж сколько раз от него получала, но только она его может успокоить. А вот меня почему-то он всегда хочет прибить.
– Блин, Андрюх, будь у меня такой папаша, я бы давно сам сдал его ментам. И не говори мне, что никогда не думал об этом.
– Думал, – кивнул Андрей. – Но мне мать жалко. Мучается она с ним страшно, а без него не может. Ещё скажет в полиции, что у нас всё нормально, у сына просто трудный возраст, он отца оговорил. И всё, мне кранты. Да и ей тоже. Меня поставят на учёт, всю жизнь испортят. А что дома меня ждёт в этом случае, я уже говорил.
– А что дальше делать планируешь?
– Да хрен его знает. Мне главное этот год доучиться спокойно, а потом в какой-нибудь колледж поступлю, тогда уж свалю из дома с концами. Говорят, в строительном общагу дают. Надо бы ещё другие колледжи посмотреть.
– Ты сейчас домой или снова ко мне?
– Домой, у тебя же вчера были. Иначе твои просекут, что я у тебя постоянно зависаю, тревогу забьют.
– Не забьют, я ж говорил – им по фигу. Тем более у меня постоянно народ ночует.
– Ну тогда пошли к тебе.

Пацаны покончили с шаурмой и вышли на улицу. Но ноги неизбежно снова приведут их в это кафе – сначала будут ходить за выпечкой, а потом дойдёт очередь и до «наливайки».