К сожалению, вера родителей по большей части омрачала мою жизнь. Маме с папой в то непростое время было нелегко плыть против течения, и они проходили свой путь к Богу практически с нуля. Чтобы не отклониться от выбранного курса, вся наша жизнь строилась строго по церковным канонам. Это предполагало множество запретов, которые по большей части касались меня.

Поскольку я росла в семье одна – старшая сестра вышла замуж, когда мне было пять, – поделиться наболевшим было не с кем. Особенно тяжело приходилось в школе, ведь я единственная среди одноклассников посещала храм, поэтому боялась насмешек и отвержения сверстниками. Впоследствии мне понадобилось много лет, чтобы понять: Бог есть любовь, а не диктатор, который насилует твою волю и лишает всего, чего тебе хочется.

Знаете, какая была у меня мечта? Джинсы! Обыкновенные джинсы снились ночами, заставляли завидовать подругам. Но мама однозначно дала понять, что штанов у меня никогда не будет, разве только трико для физкультуры. Ведь носить штаны девочкам – грех. Для пущей убедительности она вручила мне брошюру со строками из Библии о мерзости перед Богом женщины, что носит мужскую одежду. Я её прочитала, но джинсы хотеть не перестала.

Девчонки в классе тоже заметили отсутствие штанов в моём гардеробе и иногда спрашивали, почему я их не ношу. Не помню, что отвечала, но смех одноклассниц запомнила: «Да ей мама не разрешает!» Откуда они это узнали, я так и не поняла. Но было очень обидно.

И вот в 9-м классе на уроке труда я сшила себе первые штаны – клёш из ткани защитной расцветки. От природы я далеко не рукодельница, и штаны получились, мягко говоря, не очень, но как я их полюбила! Тайком от мамы надевала и ощущала себя самой счастливой на свете, несмотря на кривые строчки и торчавшие нитки.

В 10-м классе продолжила свой обман. Перед школой забегала в гости к подруге, переодевалась в её джинсы и шла в школу.

К чему это привело в дальнейшей жизни? Я возненавидела платья и юбки и просто не вылезала из штанов. Даже в церковь приходила в них, заматываясь на входе храмовой юбкой. Только ближе к тридцати стала носить платья, открыв для себя всю прелесть женственности.

В старших классах, как и любой девушке, мне хотелось быть красивой. Но лоб покрыли прыщи, а глаза казались такими невыразительными на фоне одноклассниц, которые уже вовсю красились. Я знала, что мама не одобрит косметику, и тайно купила себе тональный крем и чёрный карандаш для глаз на сэкономленные от завтраков деньги. Но мама меня всё равно «спалила».

Слёзы, уговоры не помогли – косметика отправилась в мусорное ведро. Мама никогда не шла на уступки: «Краситься грех. Образ Божий нельзя подправлять – что Бог дал, с тем и живи. Да и откуда ноги растут у макияжа, ты знаешь? От блудниц!»

Было очень обидно, что мама не понимает меня. Я просила разрешить хотя бы тональный крем, чтобы замазывать недостатки подростковой кожи, но и тут наткнулась на глухую стену. И тогда я осознала, что решать свою судьбу дальше надо самой.

К чему же это привело? Краситься я не перестала, да и купленную косметику начала прятать лучше, чем повысила свои навыки обмана. Но до сих пор, когда вижу какую-нибудь матушку священника с макияжем и маникюром, во мне сразу срабатывают стереотипы: «Макияж – от блудниц». В такие моменты очень сложно удержаться от осуждения. Типичный образ православной женщины – серой мыши, замотанной в платок и длинную юбку, – прочно закрепился в моём воображении. С этим сложно бороться, но я стараюсь. Ведь и сама теперь православная женщина, но серой мышкой быть не хочу.

Ещё одно воспоминание. У кого-то из родни день рождения. Нарезка из колбасы и сыра, оливье, жареные куриные крылышки, пюре с мясным гуляшом. Сплошное искушение, потому что всё это не для меня. Идёт пост. И тебе в тарелку кладут пустое картофельное пюре, в лучшем случае с жареной рыбой, а из салатов можно брать только морковный или капустный. Всё строго.

Меня послали за чайником на кухню. Когда зашла туда, то увидела на противне кусочки запечённого мяса. Руки сами потянулись, и я, не понимая, что делаю, судорожно начала поглощать запретный плод, запихивая куски в рот. Чувство голода ярко запечатлелось в моей памяти.

Конечно, так было не всегда, а только во время постов, но стрессовые ситуации организм запоминает надолго. Я до сих пор не знаю меры в еде. Если есть, то до отвала. А от малейшего чувства голода меня начинает трясти. Ребёнка же, считаю, ограничениями в пище лучше не третировать.

Следующий пункт запретов – телевизор. Мама не разрешала смотреть современные мультики, пытаясь оградить от всего мирского. Папа, конечно же, смотрел вечерами новости и фильмы, мне же позволялись только советские мультфильмы и «Спокойной ночи, малыши!».

Но если в младшем возрасте меня это устраивало, то в средней школе интересы изменились. Мне так хотелось прийти после школы, разлечься на диване и включить мультики на СТС, а на следующий день обсудить с одноклассниками бой покемонов Пикачу и Райчу! Сдаваться так просто не собиралась и включала телевизор. Мама это просекла и, перед тем как уйти на работу, стала прятать пульт. А я искала. И у нас получилась невольная игра «спрячь-найди».

Мама прятала пульт то в постельное белье, то на шкафу, а один раз даже положила под матрас, и я его всегда находила, будто чуяла, где он. За полчаса до прихода мамы с работы пульт возвращался на место.

В итоге мама вычислила и это, убрала удлинитель, к которому подключался телевизор. Найти его я не смогла, но у нас на балконе валялся отрезанный кабель от удлинителя, с одного конца была вилка, а с другой – оголённые провода. И, невзирая на страх тока, я обматывала проводами вилку телевизора и наслаждалась мультфильмами, чувствуя себя победителем. Слава богу, всё обошлось без трагедии.

С музыкой обстояло так же. «Вы думаете только о себе!» – мой 15-летний юбилей закончился истерикой. Я в слезах убежала в свою комнату и остаток вечера не выходила. Праздник начинался хорошо, мама накрыла стол, пришли родственники и мои подруги. Мы ели угощения, разговаривали, шутили. И вот после чаепития старшая сестра предложила послушать песни Жанны Бичевской, которая была очень популярна в православных кругах. Мама тут же подхватила идею, и через несколько минут раздались слова песни: «Бом, бом, бом» – тенор возгласил, канонарху хор радостно вторил: «Го-осподи, поми-и-луй…» Меня, подростка, это очень ранило – я никак не хотела слушать в свой день рождения религиозно-патриотические песни. Но моего мнения никто не спросил.

А музыку я очень любила. Однако в ответ на просьбу купить мне кассетный плеер снова прозвучал запрет – «современная музыка греховна». Компромиссов не было. Наверное, мама просто не знала, сколько хороших групп есть. И «Чайф», и «Кино», и, в конце концов, иностранные коллективы. Русский рок я открыла для себя позже, учась в институте. А пока опять тайком слушала то, что было доступно, – телеканал «Муз ТВ». Там крутили клипы групп, пропагандирующих низменные инстинкты, – «Звери», «Виагра», «Фактор-2» и прочих.

Папа меня запретами не мучил. Наоборот, он был отдушиной, разрешал смотреть мультики и слушать музыку и не выдавал меня маме. Но это происходило редко. В основном папа находился на работе.

Только войдя в пубертат, я осмелилась открыто сопротивляться маме. И тогда начались скандалы. Все мои друзья уже ходили на дискотеки, вечерами гуляли – а мне было нельзя. Я снова видела усмешки одноклассников: «Ей мама не разрешает», – и выла от одиночества, сидя в своей комнате. Завидовала девчатам и ребятам, которые веселятся на улице, с тоской слушала звуки дискотеки, доносившиеся до нашего дома.

Вскоре я впала в депрессию. Не знаю причину её появления, наверняка была к этому склонна изначально. Но мама не шла на компромиссы, только говорила: «Вот будет тебе восемнадцать…»

Наряду с запретами она не давала мне эмоционального тепла, не жалела, не сопереживала моим трудностям. Хотя свои запреты оправдывала именно любовью, а я со злостью кричала в ответ: «Не надо меня любить, не надо!» И в моей душе возрастала настоящая ненависть к собственной матери, как у заключённого к тюремщику. Я составляла планы ухода из дома, но убежать так и не рискнула. Страх перед родителями был слишком силён.

Когда я окончила школу, мы переехали в Нижегородскую область, а меня определили учиться в Арзамасский педагогический институт в 60 километрах от нового места жительства. Родители сняли жильё и оставили одну. И вот тогда, почуяв свободу, я оторвалась. Девочка, выросшая в православной семье, часто напивалась, стала курить, по классике жанра связалась с плохой компанией и перепробовала разные виды наркотиков.

Депрессии усиливались суицидальными мыслями. Доходило до того, что я забивалась в угол комнаты и просто тряслась. Это был ад. Абсолютно не приспособленная к самостоятельной жизни, привыкшая, что за меня всё решает мама, я погибала. Но и обратиться за помощью к маме не могла – прочная стена моего недоверия встала между нами. Я чувствовала себя ребёнком, не умеющим плавать, которого бросили посередине речки и сказали – плыви.

Теперь я понимаю: Бог хранил меня. Каким-то чудом я выходила невредимой из всех передряг, избегала злых людей, и ни один наркотик не вызвал у меня интереса – всегда чувствовала себя плохо после употребления и больше пробовать не хотела. Курить бросила по милости Божией, дала Ему обет – Он выполнил мою просьбу, а я больше не притрагивалась к сигаретам, хотя это было нелегко. Алкоголь тоже постепенно ушёл из моей жизни.

Сейчас я замужем, воспитываю сына. Имею высшее филологическое образование и второе профильное по направлению «Русская православная культура». Работаю при храме директором воскресной школы, пою в церковном хоре, стараюсь жить с Богом, потому что без Бога жизни нет.

Наверняка моя судьба сложилась так благодаря непрестанным молитвам мамы. Несмотря на всё вышенаписанное, родители жили мирно, любили меня, вырастили и выучили, обеспечили жильём. И я благодарна им за это. Хотя мама и изменилась, стала мягким человеком, эмоционально я до сих пор держусь с ней на дистанции. И пока ничего с этим поделать не могу, внутри непреодолимый блок.

Отсутствие компромисса, эмоциональных контактов, категоричность и нежелание отпускать своё чадо – это верный путь к испорченным отношениям. И, наверное, это самое страшное последствие авторитарного воспитания – утрата доверия и отсутствие потребности в близком общении с родителями.

Хотя нет, есть более страшный итог такого воспитания – уход человека из церкви. Я лично знаю таких людей, это дети, выросшие при храме, которые теперь туда даже не заходят. Всё потому, что дома было тяжело и больно. И поневоле обида и агрессия перешли на Бога.

Мне потребовались годы, чтобы перестать обижаться на маму и наладить внутренние отношения с Богом. Теперь, имея этот опыт за плечами, я понимаю, что делать из семьи монастырь – не выход. Ребёнку рано или поздно придётся столкнуться с миром. Самая главная задача православного родителя – это дать маленькому человеку любовь, показать, что Господь нас принимает любыми, что Он не насилует нашу волю и хочет не жертвы, а милости. Конечно же, я стараюсь оградить своего ребёнка от плохого. И сама допускаю много ошибок в воспитании. Но я понимаю: там, где есть запрет, должны быть поощрение или компромисс. Там, где ребёнку тяжело, должны процветать разговор и любовь. И я не хочу, чтобы мой ребёнок пережил то же, что и я когда-то.

Конечно, на родителях большая ответственность за воспитание детей, но главным образом оно заключается в собственном примере. И это большая работа над собой, что нелегко. А с детьми важно сохранить доверие и тёплые отношения, чтобы они не боялись нам рассказывать о своей боли и страхах, чтобы в сложной ситуации обращались за помощью к родителям, а не к чужим людям, и в дальнейшем перенесли положительный опыт в свои семьи. И если сохранить доверительные отношения с ребёнком, не отвратить его от церкви, то даже если в подростковом возрасте он дистанцируется от нас и храма, всё равно потом вернётся. Вернётся туда, где было хорошо, где его принимали и любили.