В тот день мы с дворовым другом Лёшкой решили отомстить Богу. Всё получилось как-то по-дурацки, спонтанно, но решение было принято окончательно и обжалованию не подлежало. Просто Бог, если Он, конечно, существовал, довёл двух советских пионеров до ручки.

Лёшка жил с родителями и старенькой бабушкой, которая постоянно шпыняла его за малейшие провинности и при каждом упрёке поминала Господа. «Бога ты, Лёшка, не боишься!» «Бог не Тимошка – видит немножко». «Куда ты так вырядился? Срам-то какой! Приведи себя в божеский вид!» Но каплей, переполнившей чашу Лёшкиного терпения, стала история со взрослым журналом. Величайшей ценностью в то время, особенно когда тебе всего тринадцать.

Друг занимался в лыжной секции, и уже основательно потрёпанный журнал с голыми женщинами ходил по рукам старших пацанов. Лёшка с ними дружил и немыслимыми усилиями уговорил дать ему раритет на пару дней, чтобы перефотографировать «весёлые картинки». Для этой цели он собирался привлечь знакомого парня из другой школы, фотолюбителя, я его не знал. Но всё пошло прахом, когда батя обнаружил в комнате сына беспечно оставленное на столе сокровище.

Родители Лёхи – служащие, технические интеллигенты. Но в тот момент в крови, видимо, возопили древние крестьянские гены. Отец выпорол Лёшку ремнём, реквизировал журнал, а бабушка потом весь вечер приговаривала: «Вот, поделом тебе, бесстыднику! Бог тебя наказал!»

Так Бог для моего кореша окончательно превратился в главного врага. Хотя ни он, ни я в Господа не верили.

У меня отношения с Богом тоже не складывались. Мне было двенадцать, но я знал, что Бог – главный враг и тормоз прогресса, сосредоточение всего тёмного и ужасного, с чем боролся Советский Союз.

Однако, как и Лёшка, я не был уверен на сто процентов, что Бога не существует. В какой-то книжке вычитал, что древние греки приносили жертвы, и в третьем классе решил поступать так же. Собираясь в школу, брал с собой часть завтрака, а когда спускался в подъезде по лестнице, выбрасывал еду в окно, чтобы день прошёл без огорчений. Такая моя негласная жертва Богу.

Но в ту неделю, когда Лёшку уличили в хранении порнухи, я принёс из школы сразу шесть двоек. Самый жирный «лебедь» красовался за поведение. Меня, правда, не сильно наказали, но лишили сладкого на месяц, а также поездки в гости к тёте, о чём я мечтал. Поэтому я хорошо понимал дворового друга. Бог, если Он и был, почему-то относился к нам крайне несправедливо. За что Он так нас ненавидит? Почему не помогает, а лишь наказывает, словно какой-то невидимый садист?

– Мы должны Ему отомстить, – поведал о своём замысле Лёха.
– Но Его же не существует, ты же в Него не веришь, – не понял я.
– Не верю, – кивнул приятель. – И ты тоже. Но на всякий случай мы всё же должны ему показать, что мы, как пионеры и будущие члены комсомола, не смиримся с его произволом.

Лёшка, несмотря на хулиганистый нрав, был активным членом школьной пионерской дружины, поэтому ему многое прощалось как политически грамотному школьнику и подающему надежды будущему спортсмену.

– И как же ты хочешь его наказать? – спросил я.
– Мы сделаем бомбочки из карбида. И «дымовуху», – задумался Лёха. – Принесём в церковь, когда никого не будет, кинем, а потом сбежим. Как тебе идея?
– Да как-то не очень, – пожал я плечами. – А если нас поймают или кто-нибудь пострадает? Или случится пожар? С нас же тогда три шкуры снимут.
– Никакого пожара не будет, там полы каменные, я сам видел. Ну, может, пару икон сгорит, не больше.
– Как видел? Ты что, ходил в церковь?
– Ну а как ты думал? – усмехнулся Лёшка. – Сначала надо всё осмотреть, подготовить план действий.
– Я если бы тебя засекли? Представляешь, какой гвалт поднялся бы в школе? Да и из секции тебя точняк бы выперли.
– Да брось, ни фига никто не засёк, – засмеялся Лёшка. – По вечерам там никого нет. Там службы идут, на них всего два-три человека.
– Откуда ты знаешь? – не понял я. – Ты ещё и на службах там стоял?
– Конечно нет, я что, по-твоему, на идиота похож? – слегка обиделся товарищ. – Просто бабка ходит в церковь, всё там знает, рассказывает иногда.
– Но всё равно, как-то стрёмно, – поёжился я. – Поймают.
– Да не ссы ты, Диман! – Лёшка хлопнул меня по плечу. – Даже если нас поймают, мы станем героями, понимаешь? Не усёк?
– Не-а.
– Ну смотри сам: церковники – это закоренелые враги советского государства и нашего общества, самые тёмные элементы, с которыми пионерам следует безжалостно бороться. Так ведь?
– Так, – согласился я. – Но только не такими методами.
– Да причём тут методы! – Лёшка начал терять терпение. – Тут важен сам поступок, понимаешь? Это не хулиганство, а зов совести. Ты же носишь пионерский галстук?
– Ношу.
– А почему тогда смиряешься со всем этим заплесневелым мракобесием? – не унимался друг. – Я слышал, в церковь у взрослых даже стало модно ходить, туда и молодёжь теперь заглядывает. А мы покажем всем, что мы, будущее великой страны, не идём на поводу у тёмных старух. Кстати, если поймают, будет даже лучше. Ну так, пожурят немного, конечно… Зато попадём в газеты, нас прославят как пионеров-героев. Может, даже наградят. И Богу покажем, кто здесь главный.
– Ты же в Него не веришь, – напомнил я Лёшке.
– Да, не верю, – ответил Лёха и на секунду задумался. – Хотя кто на самом деле знает… Бабка вот его жутко боится. А мы должны показать, что нисколько не боимся и просто так нас не сломить. Раз Он нас наказывает, мы его тоже накажем.

Мы готовились к акции возмездия неделю. От идеи приготовить бомбы с карбидом сразу отказались, подумав, что в ходе такой сложной операции ёмкости могли взорваться у нас в руках. Немало пацанов лишились пальцев, а мой дядя Юра, в молодости также увлекавшийся шутками с карбидом, остался без глаза. Да и искать карбид на стройках – дело хлопотное.

Другое дело «дымовуха», которую мог смастерить любой школьник из газеты, пропитанной раствором аммиачной селитры. На всякий случай Лёха ещё прихватил с собой баночку с бензином для зажигалок, которую спёр у отца.

Выдвинулись вечером после семи, когда вечерняя служба в храме подходила к концу. Мы засели в засаде за аллеей тополей и принялись наблюдать. Видели, как из церкви выходят последние старушки. Лёшка осторожно приблизился к храму. Зашёл внутрь, а спустя пару минут поманил меня рукой. Я поднял с земли сумку с «боекомплектом» и поспешил на место будущего преступления.

В храме никого не было. Где-то сбоку, в глубине притвора, располагалась свечная лавка, но бабушка, которая обычно стояла за прилавком, отсутствовала.
– Давай скорее, пока никого нет! – громко шепнул Лёха и полез за спичками.

Я достал первую партию «дымовухи», и мы вошли в центральную часть храма. Лёха чиркнул спичкой, посмотрел наверх и вдруг её потушил. Из-под купола, освещённого багряными лучами закатного солнца, на нас с фрески взирал Господь Вседержитель. Я тоже замер как вкопанный. И навсегда запомнил тот взгляд.

Он не показался мне ни суровым, ни враждебным, ни безразличным. Так смотрят на тебя бездомные собаки, когда проходишь мимо. Или бабушки на рынке, у которых за день так никто и не купил цветы. Взгляд, полный глубины, какого-то сверхъестественного знания, сожаления и полного понимания. Человек с бородой, который смотрел на нас сверху, очень хорошо нас понимал. Он точно знал, кто мы такие и что у нас за душой.

– Ты чего? – очухавшись немного, ткнул я Лёху в плечо.
– Не могу, – шепнул приятель. – Он на меня смотрит!
– И на меня тоже, – выдавил я. – Да и вокруг нет ни одного плохого лица.

С фресок и икон на нас смотрели чуть уставшие Богородица и святые с огромными печальными глазами. Враги всего прогрессивного человечества, но в этот момент их почему-то стало жалко. Мы замерли и несколько минут безмолвно изучали убранство храма.

Неловкую паузу прервал голос бабушки.

– А вы чего здесь стоите? – крикнула прислужница, заметив в Лёшкиных руках коробок спичек. – Курите, что ли? В святом месте? А ну-ка брысь отсюда, хулиганьё, пока милицию не вызвала!

Мы опрометью бросились из церкви. По пути долго молчали, пока Лёха наконец не прервал тишину.

– Ну и пусть, главное, что мы решились, – оправдывался он. – Пусть ничего не сделали, зато Бог теперь знает, что мы не лыком шиты. Самурай без меча – это как самурай с мечом, но только без меча.

Лёхин отец интересовался историей Японии, поэтому Лёша часто сыпал всякими восточными изречениями. Они, кстати, хорошо действовали на девчонок.

После того случая мы с Лёхой не виделись недели три. Как-то не хотелось больше ни о чём говорить, а тем более обсуждать случившееся в вечерней церкви. Лишь на каникулах мы пересеклись с другом во дворе. Говорили о всяких мелочах, о школе, но чувствовалось, что разговор не идёт, нам что-то мешало. Наверное, и я, и Лёха понимали, что попросту струсили довести задуманное до конца, но боялись друг другу признаться.

– А я всё-таки думаю, что Он где-то есть, – вдруг сменил тему Лёха.
– Кто?
– Бог.
– Почему ты так решил?
– Не знаю, – вымолвил приятель. – Но я не сдрейфил, если ты об этом! Ты меня понял?
– Знаю, что не сдрейфил, – согласился я. – Я тоже тогда был сам не свой.
– Может, там что-то есть такое… – задумался Лёха. – То, что мы не понимаем. А если не понимаем, это сначала нужно изучить и только потом бороться. Может, Бог – какой-то космический разум, как в фантастических книжках. Может, он обитает на обратной стороне Луны. Или вообще в галактике Андромеда. А бабушка говорит, что хочет попасть на «третье небо». Я спрашивал, что это такое, она объясняла, но я так ничего и не понял. Главное, если Бог есть, Он нас может увидеть отовсюду, как инопланетяне.
– Скажешь тоже! – рассмеялся я. – Может, он ещё и за девчонками подглядывает, когда они моются? И за нами?
– Да нужны мы ему больно! Вот девчонки – совсем другое дело.

Охапку «дымовухи» мы с Лёхой позже закопали на пустыре. Могли бы поджечь ради забавы или припасти для более удобного случая, когда гуляли с другими пацанами, но почему-то не стали. А может, просто наше детство подходило к концу.

Лёха притоптал землю вокруг импровизированного могильника и зачем-то положил сверху две спички, крест-накрест.