Когда я был маленьким, то каждое лето отдыхал в деревне у бабушки. Помню, она рассказывала, что есть особые дни, когда нельзя ходить в лес. В такое время в лесных чащах якобы собирается нечистая сила, поэтому ни за грибами, ни за ягодами лучше в лес не соваться – обязательно случится что-нибудь плохое. Или заплутаешь так, как никогда не плутал.

Этих запретных дней всего три: 24 июня, в ночь на Ивана Купалу, 12 июля – в праздник святых первоверховных апостолов Петра и Павла, и особенно 27 сентября – в день Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, или, как ещё называют этот праздник, Крестовоздвиженье. Бабушка по деревенской привычке величала его просто «Сдвиженьем».

– Баб, ну в купальскую ночь понятное дело – русалки выходят из воды, лешие водят хороводы с кикиморами, – пытался я, десятилетний, припомнить всё, что знал о дне Ивана Купалы. – А почему нельзя ходить в лес 12 июля и 27 сентября?
– Потому что святые апостолы запрещают нечистой силе тревожить людей и изгоняют её из городов и сёл, – поясняла бабушка. – Все тёмные духи уходят в лес, там и злятся. В лесу скапливаются всякие ползучие и кусачие твари, которых не встретишь в другое время года. Змеи в этот день устраивают «свадьбы», а если пойдёшь за грибами, то наступишь на гадюку, либо на жабу, либо на чёрного паука. Или покусают тебя всякие гады, как моего дядю Лёшу.
– А что с ним стало? Он хоть уцелел?
– Ой, это ещё до войны случилось, – вспоминала бабуля. – Я тогда совсем молодой была. Собрался дядя Лёша за грибами в лес на Петра и Павла – аккурат тогда хорошие дожди прошли. Уж сколько мамочка моя его отговаривала и бабенька, тогда старенькая совсем, Лёшка ни в какую не соглашался. Он же комсомолец, активист! Всё смеялся: мол, отсталые вы, тёмные женщины, верите дурацким предрассудкам. Подхватил огромную корзинку и вещмешок, да и пошёл. И вправду, лучше бы не ходил.

– А что с ним случилось? – я совсем изнывал от любопытства. – Змеи покусали?
– Нет, не змеи, – покачала головой бабушка. – Хотел Лёшка пройтись по заветным лесным полянам, которые с детства знал как свои пять пальцев, но вместо них забрёл в какой-то бурелом – кругом ели поваленные, гнильём пахнет, паутина висит… Лес будто чужой. Потом говорил: отродясь в нашем лесу такого не видывал, хотя исходил вдоль и поперёк. И там на него набросился целый рой слепней – сплошная чёрная туча, даже деревьев не было видно.

– Баб, а разве в лесу водится столько слепней? – удивился я. – Даже в самый солнцепёк, у речки, рядом со стадом коров, я и малюсенького роя слепней никогда не видел.

– В том-то и дело, – зловеще продолжила бабуля. – Не бывает этих тварей так много, тем более в лесу, так что неспроста всё это. Покусали Лёшку, еле ноги унёс. Говорил, что и змей видел много, они прямо клубками вились в траве, чуть не наступил. Зарёкся с той поры ходить в лес в неурочный день. Но самый страшный запретный день – 27 сентября, на Сдвиженье.

Хорошо помню, как бабушка тогда привстала с табуретки, перекрестилась на красный угол.

– Когда чествуется Крест Господень, святые силы не просто изгоняют нечисть прочь, но и запрещают бесчинствовать до самой зимы, – продолжила она. – Вот нечистая сила и не может этого стерпеть. Она устраивает перед спячкой последний шабаш в году. Тогда мы не только в лес боялись ходить, но даже скотину на выпас не отправляли. Накануне затворяли все двери и ставни в избах, даже продухи, а некоторые – и дымоходы. То же самое делали в банях, сараях, амбарах, в хлеву. И сами без крайней надобности старались не выходить.

Помню, как меня тогда обескуражили бабушкины слова. Ну, допустим, в лес ходить нельзя – это понятно. Но ведь нечисти запрещается приближаться к человеческому жилью, почему люди чуть ли не в подпол прятались?

– Тёмным силам нельзя заходить в дома, это сущая истина, – объясняла бабуля. – Но они могут отправлять своих посланников – змей, сороконожек всяких, пауков и прочих гадов. А хуже всего, если такая змеюка найдёт себе в людском жилище или в сарае тайное убежище – и тогда будет зимовать там до раскатов первого грома, пока Илья-пророк её не прогонит. Старые бабы говорили, что есть такое поверье: если на Сдвиженье змея укусит, то никакие лекарства тебя не спасут. И ещё верили, что при встрече со змеёй в такой день ни в коем случае нельзя её убивать, иначе змеиные сородичи будут мстить человеку за смерть сестры. Но всё равно находились отчаянные головы, которые умудрялись соваться в лес в такую пору.

Бабушка подошла к красному углу, зажгла лампадку перед иконами.

– Это случилось году в 63-м или в 64-м, точно уже и не вспомню, – начала она свой рассказ. – Тогда в нашей деревне жила Клавдия Ивановна, учительница. Женщина хорошая и учительница справная, никто не жаловался, только вот слишком хупавая, своенравная. Деревенских не слушала, всегда поступала, как ей заблагорассудится. Работала в большие праздники, прости господи. Смеялась во всю гортань, зубы обнажала, аж голову запрокидывала. А так наши бабы никогда не делали, это срам-то какой! Но оно и ясно – что с неё взять? Заезжая, безбожница, как и все тогдашние учителя. Время такое, над верой при Хрущёве смеялись, а последние сельские церкви закрывали.

И вот собралась Клавдия за грибами как раз на 27 сентября, на Сдвиженье. С ней уже никто не связывался, уму-разуму не учил, знали, что бесполезно. Лишь тётка Матрёна пыталась остановить взбалмошную: «Клавка, окстись, Сдвиженье на дворе! Вишь, никто даже скотину не выгоняет, а ты в лес к чертям собралась!» А та лишь смеётся: «Ну и хорошо, значит, мне больше достанется! Все грибы будут мои». Так и пошла.

Тогда был очень ясный солнечный день. Идёт Клавдия по лесу, но грибов не встречает. И тишина кругом редкая – так и тянет в лес подальше зайти. Сошла с тропинки, углубилась в чащу. А там уже полянок мало, лес тёмный, хвойный.
И вот бредёт учительница и видит – вот хороший маслёнок спрятался среди листвы, а тут лисичка. Но всё равно маловато.

Насобирала она курам на смех – лишь дно корзинки укрыла. Уже хотела возвращаться, как вдруг увидела под ногами целый грибной круг из ярких лисичек! Срезала, идёт дальше довольная. И видит, что невдалеке подосиновики – и тоже растут ровным кругом, будто их очертили циркулем. Удивилась Клавка, но собрала. И так её увлекла грибная охота, что всё дальше и дальше ступала. И каждый раз видела, что одиночные грибы больше не попадались – все росли малыми или большими кругами. Клавдия обрадовалась: вот ведь удача, легче собирать! А ведь поначалу считала, что лес нынче совсем не грибной.

И тут она увидела небольшую полянку, заваленную пожухлой листвой, а у поросли молодых ёлочек целый грибной хоровод. Да ещё какой! Огромные крепкие белые, каждый – словно на подбор. А вокруг – мёртвая тишина, хотя до этого пели редкие птахи, что-то стрекотало, жужжало, ветер качал стволы и ветви деревьев. Будто уши заложило ватой.

Режет Клавка боровики и сама удивляется: вокруг болотина, места влажные, а ни одного червивого гриба. Разве так бывает? И вдруг она боковым зрением заметила какое-то движение и поняла, что здесь не одна.

«Посмотрела в центр круга, а там танцует гадюка! – вспоминала Клавдия. – Именно что танцует: то сворачивается клубочком, то взметается вверх, словно язык пламени. Огромная, чёрная, я таких раньше и не видела никогда. И смотрит прямо в глаза. Отскочила я с корзинкой подальше от круга, а саму словно парализовало: ни ног, ни рук не чувствую. Но змея продолжает свой странный танец в центре грибного круга и смотрит мне прямо в глаза. В тот момент с моих глаз словно какая-то пелена спала. Сразу вспомнила все рассказы, что встретить такие странные грибы – не к добру, не зря они называются «ведьмиными кругами», мол, в таких кругах лешие сватаются к ведьмам и творят всякие безобразия… Так мне стало страшно, что бросилась я прочь».

Клавдия бежала со всех ног, еловые ветки больно хлестали по лицу, но старую тропинку, по которой забрела в дремучую чащу, так и не нашла. Проплутала весь день и весь вечер. Лишь к ночи услышала где-то вдали голоса мужиков: деревенские вышли её искать. Нашли в 15 километрах от тропы, хотя Клавдия всех уверяла, что отошла недалеко, всего на сто-двести метров.

«Самое странное в другом, – вспоминала она. – Когда мужики меня нашли, посветили фонариками, и я увидела, что никаких лисичек и белых в моей корзине нет – одни поганки и мухоморы. Но как такое могло быть? Я ведь не сошла с ума, прекрасно помню, как собирала крепкие боровики!»

Когда я стал старше, конечно, прочитал, что никакой особой тайны в «ведьминых кругах» нет. Просто это особенность роста мицелия – грибницы, которая в благоприятных условиях всегда растёт от центра, образуя окружность. Но со временем центральная часть грибницы отмирает из-за недостатка питания, а крайняя продолжает плодоносить, отсюда и появляются ровные круги. Но однажды сам столкнулся с непонятным явлением, которое никак не мог объяснить.

В тот год лес радовал грибным урожаем, и все перелески давно были исхожены любителями «тихой охоты». Поэтому я волей-неволей забурился в дебри, хотя прекрасно понимал, что в глухом лесу не встретить много грибов. Шёл по старой лесной дороге, уже основательно заросшей. Старался никуда не сворачивать.

Вокруг берёзки, но сердце они почему-то не радовали. Не покидало чувство, что я тут не один. И вдруг вижу – грибы! Белые, и растут кругом. Но, самое удивительное, в этом круге они пересекались с другим кругом, соседним, образованным из мухоморов. И те и другие огромные, хоть на выставку. Но разве могут «ведьмины круги» пересекаться? Это же противоречит всем данным науки!

Стало жутко. Сразу вспомнил все старые истории, рассказанные бабушкой, и повернул назад. Самое интересное, что я тут же нашёл дорогу, поскольку отошёл с неё буквально метров на двадцать пять, не больше. Двинулся назад, прошёл километр, другой, и вдруг понимаю, что иду совсем не там, где проходил каких-то полчаса назад. Но всё равно решил идти: особенность старых лесных дорог заключается в том, что они тебя куда-нибудь да выведут. Дорога меня и вывела.

Я вышел совсем в противоположной части леса. Как я мог туда попасть, если шёл совсем в обратную сторону? Возвращаться лесом не рискнул. Пришлось идти полем. Вышел к какой-то деревне уже под вечер, а впереди речка – ни мостика, ни брода. Так и пришлось пересекать её по грудь в ледяной осенней воде. Не заболел тогда лишь чудом.

Поэтому, что бы там ни говорили, а заклятие «ведьминых кругов» – далеко не всегда лишь россказни бабушек. Напротив, наши бабушки – народ умный. К ним бы почаще прислушиваться.