Анечка радовалась своему первому в жизни утреннику, посвящённому золотой осени. Всё вокруг неё кружилось, гудело и уплывало в неизвестную даль. В таких случаях говорят, что земля из-под ног ускользает, но Анечка устояла.

Она была крепким и здоровым ребёнком, не по доброй воле наряжённым в костюм Жёлудя. Бумажная шапочка с дубовым листом и мешок из коричневого подкладочного материала обозначали принадлежность к дубу. И если бумажная шапочка съезжала на глаза и через некоторое время была утеряна, то мешок держался крепко за счёт тугой резинки на шее и голенях. Прорезей для рук не предполагалось, ну, действительно – зачем жёлудю руки. По мнению воспитательницы Натальи Петровны, ему и ноги не нужны, всё равно лежит под дубом и ничего не делает, только перекатывается, благодаря действиям лесной живности. Даже упавшие листья и те живее и подвижнее – шуршат хотя бы.

Листья изображала девчоночья массовка в жёлто-красной одежде с крыльями. Крылья достались от бабочек, перелетевших из весеннего праздника. Роли белок с лисами получили самые красивые рослые девочки, по словам воспитательницы – умеющие подать себя в любое время года, даже в мрачную дождливую погоду. Родители для них пригласили визажистку, специализирующуюся на раскраске детских физиономий.

Первым делом раскрасили воспитательницу – в качестве благодарности за воспитание детей и справедливое распределение ролей среди белок и лис. Макияж получился в бело-синих тонах с серебристыми морозными блёстками, и Наталья Петровна, перешагнув дождливую осень, превратилась в Снежную королеву. Ничего не поделаешь, слово визажиста – закон. Но Наталья Петровна осталась довольна и даже не постеснялась признаться, что всегда мечтала обладать педагогическими способностями Снежной королевы.

Следом за ней на макияж уселась Клавдия Семёновна, помощница воспитательницы, она же – няня, она же – заслуженный работник с шестидесятилетним стажем. Все шестьдесят рабочих лет она накладывала макияж самостоятельно, включая собственные свадьбы, юбилеи и похороны родных и близких. А тут представилась такая возможность – вечерний макияж за счёт заведения, то есть благодарных родителей. Всем ведь хочется, чтобы их ребёнок хорошо кушал и спускал за собой воду в туалете. А кто за этим проследит? Клавдия Семёновна.

Загримировали её в лучшем виде – под Клеопатру. «Египетский макияж древности не испортит, а подчеркнёт её царственный колорит», – заявила визажистка. Клавдия Семёновна как глянула в зеркало, так и застыла, хоть в гробницу клади – не убежит. Оказывается, с Клеопатрой у неё были личные счёты. Муж её последний на старости лет ушёл к даме по имени Клеопатра. Заманила она его к себе египетскими ночами. «А вот как вышлю ему фото! – Клавдия Семёновна замыслила коварный план. – Назад прибежит, Цезарь плешивый».

Когда заняты взрослые, дети тоже не сидят без дела. Мальчишки-медведи валяли друг друга на ковре, как и положено медведям, зайцы репетировали барабанную дробь на вверенных им барабанах. Листья порхали в хаотическом движении в районе раздевалки. Красивые рослые белки с лисами оккупировали туалет и мерились ресницами – у кого длиннее.

Анечка, погружённая в мешок на резинках, стояла, прижавшись к стене, и, глядя на весь этот карнавал, вживалась в роль обездвиженного Жёлудя.

В детский сад она поступила за день до осеннего утренника и получила для выступления сооружённый на скорую руку костюм Жёлудя, то есть роль без слов. «Ну действительно, зачем Жёлудю слова, с ним и так всё ясно. Кому и что он будет объяснять, – пыталась приободрить Анечку Клавдия Семёновна. – Да ты, наверно, и говорить громко не умеешь, если в сад до сих пор не ходила. А у нас на утренниках дети так декламируют, что даже охранник на посту слышит».

Вот, как говорится, вспомнишь – он и появится. Иван Алексеевич, хоть и работал охранником, но не отделял себя от воспитательного процесса – вваливался по поводу и без. Вот и сейчас не удержался, покинул пост и заглянул в старшую группу. На прошлой неделе осенние утренники прошли в младших группах, где Иван Алексеевич успел повеселиться от души. Ведь любой детский праздник рано или поздно перетекает во взрослый, а тут уж держись. Иван Алексеевич держался изо всех сил и на провокации не поддавался. Он и девиз себе придумал для работы в женском коллективе: «Всем или никому».

Увидев Снежную королеву, Иван Алексеевич чуть было не сдался: «Наташа?» – заворожённо прошептал он. Но тут на помощь пришла Клавдия Семёновна в образе Клеопатры: «Заходи, Ваня, мы и тебя загримируем, не зря же ты охраняешь нас столько лет». Иван Алексеевич и глазом моргнуть не успел, как превратился в клоуна с выбеленным лицом и красным носом. «А я ведь в цирковое поступал после школы, клоуном мечтал стать, – признался Иван Алексеевич. – Не прошёл по чистой случайности. Надо было в гриме на экзамен прийти, а я как честный человек в натуральном виде явился».

«Клоун! Клоун! – осенняя листва прилетела из раздевалки и закружила вокруг клоуна. – Мы листики летим, летим!»

Белки с лисами выскочили из туалета, желая продемонстрировать свои реснички клоуну как независимому эксперту. Медведи поднялись с татами и бросились на клоуна с предложением побороться: «А мы сильней тебя! Сильней! Сильней!» Зайцы забарабанили во всю мощь. Анечка оторвалась от стены и, сделав несколько шагов в сторону клоуна, произнесла: «А я Жёлудь», – но её никто не услышал.

«Уже началось?» – в группу вбежала запыхавшаяся Виолетта Сергеевна, заведующая детским садом. «На грим проходите, Виолетточка Сергеевна», – пригласила Клеопатра. «Что тут у вас творится? Санитарные нормы соблюдаете?» – засуетилась для порядка Виолетта, усаживаясь на грим. «Соблюдаем! Соблюдаем!» – запрыгала детвора. Визажистка приступила к работе. Виолетта Сергеевна косметикой не злоупотребляла, да и причёску носила классическую – тёмные длинные волосы укладывала в пучок.

Не прошло и пяти минут, как Виолетта, глянув в зеркало, ахнула: «Индианка!» «Индира Ганди!» – подтвердила Клавдия Семёновна. «Ганди! Ганди!» – закричала детвора. Смуглая кожа, умело подведённые карие глаза, красное пятнышко на лбу – вылитая индианка.

«Девочки, а я ведь на индийские танцы записалась недавно! – торжественно объявила Виолетта. – Ой! Что же это я! Проболталась кума! Хотела вас на Новый год удивить, индийский танец исполнить». «Танец! Танец!» – запрыгали белки с лисами. «Станцуйте! Станцуйте!» – зашумела листва.

Вдохновлённая Виолетта Сергеевна, стрельнув глазами, метнулась к Ивану Алексеевичу, изобразила руками нечто вьющееся вокруг его туловища и задвигала то ли шеей, то ли головой, как делают потомственные индийские танцовщицы. Все зааплодировали, кроме Анечки, которой аплодировать было нечем. Она протиснулась к Виолетте Сергеевне и выкрикнула: «А я Жёлудь!» – но её никто не услышал.

Зато все услышали медсестру, которая зашла в группу с графином в руках и заголосила: «У кого зубы выпали, полоскание налью!» «Сегодня ни у кого не выпадали, Мариночка, – отчиталась Клавдия Семёновна, – но мне плесни в чашку, горло пополоскаю».

«Ой! Клеопатра, то есть Клавдия Семёновна, – Мариночка узнала то ли Клеопатру, то ли Клавдию Семёновну. – А Наташка-то – вылитая Снегурочка! Ой, Виолетта Сергеевна, а вы как будто из индийского фильма выскочили!»

В этот момент перед медсестрой неожиданно выскочил клоун: «Проходите, Мариночка, на макияж!»

Мариночка и так была белокурой красоткой, на которую и грим переводить не стоило, но ярко-красная помада и нарисованная родинка на щёчке окончательно превратили её в соблазнительную известную актрису. «Фея!» – выкрикнула одна из лисичек. «Это Золушка, а не фея!» – заспорила с ней белка. Тут начался жуткий переполох, мнения разделились, кто-то поддерживал Золушку, другая часть встала на сторону феи.

Виолетта Сергеевна, собрав все свои магическо-педагогические способности, развела руками, распространяя невидимую сдерживающую силу на орущих детей, и таинственно произнесла: «Тишина-а-а в гру-у-уппе». Детки притихли и, как заворожённые, ждали дальнейших указаний.

«Пусть Мариночка сама скажет, кто она», – распорядилась Виолетта.

«Мама для меня всё делала, ни в чём не отказывала, чтобы я стала такая же, как Мэрилин Монро», – кокетливо произнесла Мариночка. Дети рады были поддержать Мариночку, хоть и выговорить Мэрилин Монро толком ни у кого не получилось, но единодушное бурление выражало симпатию к актрисе. Анечке тоже очень понравилась Монро, и она в очередной раз подала голос, устремившись к белокурой красавице: «А я Жёлудь», – но её опять никто не услышал.

Время поджимало, на горизонте появились родители, визажистка заработала во весь опор. Профессиональным жестом она прошлась по медведям, обозначив коричневым кончики их носов и дополнительные брови на лбах. Зайцам набелила щёки и подбородки, лисам с белками добавила оранжевой хитринки вокруг глаз, а шуршащей листве быстрым росчерком нарисовала по одному листочку на каждой физиономии.

Анечка, честно отстояв длинную очередь к визажистке, наконец оказалась перед ней, но та уже складывала косметику в свой многоярусный чемоданчик. Анечка засмотрелась на содержимое чемоданчика, и уже в последний момент, когда чемоданчик закрывался, она сказала: «А я Жёлудь». Но чемоданчик так громко хлопнул, что визажистка Анечку не услышала и даже не заметила, хотя считалась добрым и чутким человеком, интуитивно чувствующим внутренний мир клиентов.

Родители расселись в зале, музыкальный работник заняла своё рабочее место за фортепьяно, дети под «Старинную французскую песенку» Чайковского заполнили зал. Анечка семенящими шажками замыкала шествие, изо всех сил стараясь не упасть раньше времени. Но буквально через пару минут ей всё же пришлось лечь на пол. Все дети расселись на заранее подготовленные стульчики, а вот Анечка осталась без стула.

«У нас что, лишний ребёнок?» – спросила музыкальный работник у Клавдии Семёновны шёпотом, но так, что слышали все. «Вновь прибывшая», – прошептала Клавдия и провела Анечку за последний ряд стульев, к стене. Заметив, что все сидят, кроме неё, Анечка сначала присела на корточки, а потом и вовсе улеглась на пол, свернувшись калачиком, окончательно вжившись в роль Жёлудя.

Праздник пошёл своим чередом, танцы листьев сменялись стихами медведей, песнями белок с лисами, и всё это вперемешку с барабанной дробью зайцев и овациями родителей. В конце снова зазвучала «Старинная французская песенка», дети и взрослые взялись за руки и образовали хоровод. Ведь под эту грустную, но очень красивую мелодию так и хочется водить хоровод.

Анечке, пролежавшей весь праздник на полу в роли Жёлудя, тоже захотелось какого-то движения. Высвободив руки из мешка, она поползла на четвереньках к хороводу. Прорвавшись в самую его середину, она встала на ноги и что было мочи завопила: «А я Жёлудь! Жёлудь! Жёлудь!»

Хоровод остановился, и музыкальный работник перестала играть, только Анечка продолжала: «Я самый главный! Из меня вырастет дуб!» – Анечка повторяла и повторяла эти фразы, пока на выручку не бросился Иван Алексеевич. Он подхватил Анечку на руки и поднял высоко, как победительницу: «Наш жёлудь самый главный! Из него вырастет дубовая роща!»

«Браво!» – не растерялась Клавдия Семеновна. «Браво! Браво!» – зааплодировал хоровод.

Иван Алексеевич вынес Анечку из зала, по дороге в группу она прошептала ему, что очень хочет в туалет. С перепугу он отнёс её во взрослый туалет, потому что тот был ближе, но Анечка справилась и даже мешок стянула самостоятельно.

Потом Иван Алексеевич понёс Анечку в кабинет заведующей, где был накрыт праздничный стол, но никто за ним не сидел. Из напитков для ребёнка, кроме томатного сока, ничего не нашлось. Иван Алексеевич налил ей томатного и сложил бутерброд с колбасой. Анечка обрадовалась – из всех соков томатный был её любимым, и бутерброд с колбасой – любимым, но доставался он ей в крайних случаях как продукт, не полезный для ребёнка.

Себе Иван Алексеевич плеснул прозрачной жидкости в стакан, выпил и поморщился. Анечка интуитивно протянула ему свой бутерброд с колбасой, а он интуитивно откусил. «А вот мы как возьмём и вырастим с тобой из жёлудя дуб!» – сказал Иван Алексеевич. «Правда? Вырастим?» – загорелась Анечка. «Обязательно вырастим».

Иногда взрослые обещают только ради того, чтобы ребёнка в сию минуту успокоить, но Иван Алексеевич обещание сдержал. И желудей набрал в лесу, и в сад принёс. К весне прорастили, а потом высадили. Несколько дубков прижились, в рост пошли.

Иван Алексеевич до сих пор там охранником работает, и дубовая рощица подрастает. И все знают, что жёлудь здесь самый главный.