Большая несчастливая семья
30.10.2024 17:19
Они нормальные, только еду воруют

Большая несчастливая семьяОльге чуть за пятьдесят, она живёт в областном центре за Уралом. Уже лет двадцать владеет небольшой фирмой, занимающейся грузоперевозками. Правда, дела в последнее время идут ни шатко ни валко, поэтому она перешла в режим жёсткой экономии. Сократила автопарк, избавилась от аренды офиса, все дела теперь решает на дому. Разумеется, больше никаких поездок в Таиланд, где Оля любила отдыхать.

Да и дом пришлось поменять. Чтобы расплатиться с долгами, знакомая продала шикарную пятикомнатную квартиру и переехала в другую, поскромнее.

Квартира на первом этаже в доме-новостройке, сданном недавно. Хозяйка сразу же затеяла ремонт. Чтобы сэкономить, наняла не профессиональную бригаду, а троих ребят-детдомовцев, недавних выпускников, – двух парней и девчонку. Где-то нашла по объявлению. Они берут вполовину меньше профессионалов. Однако за ними нужен глаз да глаз: стоит только ослабить контроль, могут запросто имитировать кипучую деятельность – ведь плату Оля выдавала сначала за рабочий день, а не за выполненную работу.

Ольге удалось пресечь эту «малину» лишь угрозой, что начнёт вычитать с подрядчиков за простой и брак. У детдомовцев сразу изменилось отношение к работе. «С ними вообще нельзя размякать, надо пожёстче, – говорит знакомая. – Они очень хорошо понимают язык силы».

После трудового дня Оля обычно угощает ребят обедом, поит чаем и кофе со сладостями. Те никогда не отказываются. Больше всего любят даже не конфеты, а выпечку, уничтожают её так, будто не ели весь день. Могут и стащить что-нибудь вкусненькое со стола, если плохо лежит. Пару раз заглядывали в холодильник, пока знакомая не объяснила детдомовцам весьма доходчиво, что так поступать не следует, холодильник – не общий, а личный. Вроде поняли, хотя приятельница говорит, что её не покидает ощущение, будто она приручила стайку молодых волков.

Когда я приехал в гости к Ольге, видел этих ребят. Сразу заметил, что моё присутствие их смущает. И все любопытны сверх меры. То и дело задают хозяйке нескромные вопросы: «Гость у вас надолго?», «А вот здесь у вас что лежит?», «А Лариса (племянница Ольги, временно живёт с ней) скоро вернётся?» Ну вот какое вам дело, где что лежит и кто когда придёт? Но хозяйка говорит, что это издержки интернатовского воспитания.

– Тебе не страшно уезжать по делам и оставлять эту банду? – спрашиваю Олю. – Кстати, деньги и ценности надёжно спрятала?
– Первое время было страшно, потом привыкла, – вздыхает приятельница. – Не, эти вроде не лазают, уже проверяла. Только еду таскают, в остальном – нормально.
– Смотри, а то дадут ворам наводку на твою квартиру, – предостерегаю знакомую. – Скажи им как-нибудь между делом, что я скоро приеду опять и буду снимать у тебя комнату.
– А что, это идея! – смеётся Ольга.

Ребята во время обеда и чаепития немного расслабляются и рассказывают о своей жизни.

– Детский дом – это такая большая, но несчастливая семья, – говорит 22-летний Павел. – Там тебя никто не любит, иногда бьют, зато и чужим в обиду не дадут. Хуже всего, когда воспитатели наказывают, если их доводишь. Могли и отлупить до синяков, или на три часа в угол поставить в одних трусах, как маленького. Девчонок не били, но они рассказывали, что за «косяки» их отводили в отдельную комнату и хлестали по заднице мокрой тряпкой.
– Ужас какой, – охает Оля. – А вы жаловались на рукоприкладство?
– А кому? – смеётся Павлик. – Только хуже будет. Директриса в курсе, что нас наказывают, так что проще вытерпеть и не злить старших. Общался с ребятами из других детдомов, их тоже били. Говорят, почти везде бьют.
– Что хоть за «косяки»?
– Сорвал урок математики, например, – включается в разговор 23-летний Игорь. – Причём если прогуливаешь, не наказывали, всем фиолетово. Ругали, но не били. Или опрокинешь кастрюлю с борщом. Тогда запросто могло достаться и от воспитателя, и от своих – весь отряд лишали первого на следующий день. А девчонкам часто доставалось за косметику. Краситься нельзя.
– А что было самое хорошее в интернате? – интересуется знакомая.

Парни на секунду задумываются, но за всех отвечает Ира. Ей 21 год.

– Лично для меня – дежурство на кухне, – вспоминает девчонка. – Это возможность наесться до отвала. До сих пор запах пищеблока снится. Кормили нас нормально, но всё равно до вечера ходили голодными, не наедались. Порции стандартные, добавки не давали. На ужине многие набирали в карманы хлеб и ели. На ужине порции были поменьше, почему так, не знаю.
– А вообще постоянное чувство голода – наверное, самое запоминающееся из той жизни, – уточняет Павел. – И ощущение маленького праздника, если кто-нибудь получал посылку. Обязательно полагалось делиться со всеми. Не поделиться нельзя – свои же потом накажут. Помню вкус шоколадных конфет из тех посылок. На «воле» таких вкусных нет. Хотя конфеты вроде одинаковые, но вкус не тот.
– А я первое время после выпуска год отъедалась конфетами, – говорит Ира. – Никак наесться не могла. Кучу денег просаживала на сладкое, но ничего не могла с собой поделать.

– Где сейчас обитаете? – спрашиваю ребят.
– Пока в общежитии, – отвечает Павлик. – Ждём очереди на квартиру, нам положена жилплощадь от государства. Но квартир на всех не хватает, поэтому ждём до сих пор. Ещё повезло, что общежитие досталось, другие дожидаются своей хаты во взрослом интернате, со стариками. А вот Иркиной подружке Люде квартиру сразу после выпуска дали, счастливая…
– Обычно те, кому дают хаты, объединяются и живут у кого-то одного, – говорит Игорь. – А свои квартиры продают или сдают. Формируют общак, живут вскладчину. Так проще. Поодиночке редко кто из интернатовских живёт. Работы толком не найдёшь, на воле всё так сложно, попробуй разберись. Вместе легче.
– А с личной жизнью как?
– У всех по-разному, – улыбается Павел. – Девчонки обычно стараются сразу выйти замуж. Либо рожают не пойми от кого, становятся матерями-одиночками. Парням сложнее. Вот мне тяжело общаться с обычными девушками, которые выросли на воле. Детдомовский – это как клеймо, нас обходят за километр.
– Мы-то в общаге ещё более-менее общаемся с девушками, – добавляет Игорь. – Сложнее всего тем пацанам, которые вместе кучкуются на одной хате. Вот куда им привести девчонку? В общую хату, где десять-пятнадцать рыл? Парни боятся заводить отношения, так и живут сообща. Редко кому удаётся вырваться и устроить жизнь по-настоящему. Чаще пропадают по глупости. Очень много тех, кто начинает воровать и попадает в тюрьму.

По словам Иры, самый сложный период в жизни воспитанников детдома наступает, когда покидаешь стены интерната. В детдоме жили на всём готовом, привыкли, что их кормят, обстирывают, убирают за ними. Ни о чём заботиться не надо. И вдруг тебя, словно птенца, выталкивают из гнезда во взрослую жизнь, в которой надо горбатиться самому. И разбираться в хитросплетениях большого непонятного мира. Этому в интернатах не учат.

Мало кто понимает, как оплачивать коммунальные счета. Не понимают, что такое МФЦ и управляющая компания. Не знают, как грамотно пользоваться деньгами. Могут спустить всю зарплату в первые дни на вкусняшки и прочую ерунду, а потом сосать лапу месяц. Кое-кто теряется даже в магазинах, выпускники не могут разобраться, как правильно делать покупки.

– Неужели вас совсем не готовили к взрослой жизни? – удивляется Ольга.
– Нет, – качает головой Ира. – После выпускного дали листок с номерами телефонов – какие-то биржи, соцслужбы… Вот зачем мне это всё? Тем более у многих ребят нет телефона, или они не умеют им пользоваться. Первый год я не могла постричься, потому что не знала, как попасть в парикмахерскую. Зашла в одну, другую, там мне сказали, что принимают только по записи. А что такое «запись», я не знала, перепугалась жутко. Питалась только бульонными кубиками и растворимой лапшой, потому что готовить не умела. В интернате девочек учат готовке, да только никто ведь не учится. Соседка по общаге научила меня варить борщ и готовить второе. Она же объяснила, что уборку в комнате нужно делать регулярно, а не когда припрёт. А я жила первый месяц в грязи, всё ждала, когда придёт уборщица, всё помоет, приберёт… Лишь потом дошло, что никто за меня убираться в комнате не будет.
– А я первое время не мог запомнить адреса общаги и работы, – рассказывает Павел. – Мне даже записали на бумажку, но это не помогало. Очень боялся выезжать в город. Боялся заблудиться. Лишь месяца через два стал понимать, как и куда добираться.
– Но труднее всего тем, кто родился с физическими отклонениями, – подключается к разговору Игорь. – Дети алкашей, наркоманов, всяких больных людей. Если отклонения умственные, такой воспитанник проведёт всю жизнь в специнтернате – сначала в детском, потом во взрослом. А те, у кого с головой всё в порядке, но есть какое-то внешнее уродство, попадают после совершеннолетия в другой интернат. Там режим мягкий, можно выбираться в город, только к 23.00 возвращаешься. С нами работали двое таких ребят, вот кому тяжело, так это им.
– Паспортов у них нет, только справки какие-то, – кивает Павел. – Держатся от всех обособленно. Сильно нам завидуют, потому что мы для них – образец успеха: взрослые, со своим углом, пусть и в общаге, с паспортами. Можем уезжать, куда хотим, жениться, работать… А они всего этого лишены как недееспособные.
– По детдому скучаете? – спрашиваю ребят.
– Я – нет.
– Тоже не особо.
– А я скучаю иногда, – погрустнела Ира. – Пробовала как-то гамбургеры – вот это бомба! Но всё равно вспоминаю интернат и понимаю, что ничего вкуснее пюрешки с подливой из нашей столовки не было. Если б вы только знали, как она пахла… Блин, как же она пахла!

Дмитрий ИЛЬИН
Фото: Shutterstock/FOTODOM

Опубликовано в №42, октябрь 2024 года