Все три невестки у Клавдии были Мариями. И все очень красивые. За что только любили её сына Славку?

Вот ведь вырастила на свою голову! У неё ещё есть две старшие дочки. Никаких проблем с ними не было, росли, учились. Звёзд с неба не хватали, окончили колледжи, вышли замуж. Всё у них хорошо – семья, дети, работа. Живут, правда, далеко. Ну, приезжают иногда на недельку. И Клавдия порой у них погостит, внукам порадуется. А муж её, Михаил, не ездит – то работа, то дача.

В общем, девки как девки. А когда сын родился, Клавдия с Михаилом обрадовались. Им хорошо за тридцать было. Дочки замуж улетят, а сын – надежда и опора.

Да не тут-то было. Вроде и не баловали его, а таким шалопаем рос! Пока учился, все нервы измотал, вечно родителей в школу вызывали. И беседовали с ним, и наказывали, Михаил и ремнём мог проехаться, а с сына как с гуся вода. Притихнет на время – и снова. После школы в колледж поступил – бросил. Сказал, лучше работать буду. А тут и армия подоспела. Забрали его, и Клавдия, если честно, обрадовалась. Вот пускай там из Славика человека сделают, раз они с отцом не смогли. А он привёз после армии невесту. «Знакомьтесь, это Маруся, мы с ней поженимся».

Маруся! С таким-то разрезом глаз, с такими-то скулами, с такими-то чёрными прямыми густющими волосами! Красивая, как из восточной сказки. Восемнадцатилетняя. Попробовала Клавдия ей про своего сыночка рассказать – ну, не годится он на роль мужа и отца. А та – в слёзы: «Люблю, и ребёночек у нас будет».

Ну, что ж, сыграли свадьбу. Клавдия предлагала скромно, да Славик упёрся: я себя не на помойке нашёл, заработаю! И Марусенька хочет.

Назанимал денег, потом полгода отдавал. А жить где молодым? Естественно, с родителями. Невестка не работает, да и куда её девать – образования нет, беременная. Сыночек долги отдаёт…

Потом прибавился ребёнок – корми, одежду покупай. Оно и ладно, если бы всё нормально было. Но они ведь молодые, им веселиться надо! Первое время к друзьям уходили, а потом, как животик у Маруси вырос, дома засели.

И началось! Михаил с весны до осени на даче живёт, оттуда на работу ездит. А у Клавдии работа посменная. И вот если она в вечернюю – у «деток» веселье. Телевизор, музыка, ребёнок не спит. Соседи жалуются, а Славик смеётся: мол, по закону до одиннадцати можно шуметь.

Опять Клавдия то уговаривала, то ругалась. Выгнать грозила, да ребёнка пожалела. Если отселить их, мальчонке совсем туго придётся. Так хоть бабка режим поддерживает, кормит нормальной едой, а не одними растворимыми кашами.
Пришла как-то раз с работы вечером – соседка на площадке стоит: «Тётя Клава, хотела попросить музыку тише сделать, ребёнок болеет у меня, а они звонка не слышат». Открыла дверь, а дома дым коромыслом. Друзья-приятели, девицы какие-то. Винцо, музыка орёт. Курят прямо в комнате, вонища. И посреди этого веселья Тишка в кроватке «пляшет» под музыку.

Не выдержала Клавдия, жильё молодым сняла, сама его оплачивала. Просто терпение кончилось.

Ну и что получилось? Через полгода самостоятельной жизни Маруся с ребёнком сбежала к своим родителям. Потом прислала бумаги на развод, даже от алиментов отказалась. Славка ездил, хотел помириться. На порог, говорит, не пустила, чуть ли не полицейских вызвала.

Маруся через два месяца позвонила Клавдии. Говорила, что глупая была, извинялась, благодарила… Что уж там у них произошло, Клавдия не спрашивала. Только намекнула: может, вернёшься? Ребёнку отец нужен. А у той аж голос заледенел: «Сама выращу. Мама с папой помогут».

Вторая невестка – здешняя библиотекарша Мария. За каким лешим Славку в библиотеку занесло, неизвестно, но именно там он с ней познакомился. Опять «любовь всей жизни», опять женятся. Правда, на этот раз скромно, в узком кругу. Ага, запомнил, как долги-то отдавать.

Эта уж точно библиотекарша. Вся тонкая, неземная, дунь – улетит. И красота её такая же, будто акварельками нарисованная. В местном музее Клавдия видела такие картины: вроде бы невзрачные, а глаз не отвести.

С этой Марией хлопот никаких не было. Усядется с книжкой – не слышно, не видно её, да и Слава в первое время притих. Но рано Клавдия радовалась. Стал сыночек по вечерам пропадать. А однажды ночевать не пришёл, явился под утро. Поскандалили. Что Мария говорила, Клавдия через стенку не слышала, а Славка явно оправдывался. Да вот не оправдался.

Мария тоже вещички собрала. Клавдия её удержать пыталась, жалела очень. Куда, мол, пойдёшь – у Марии родители алкаши, не дом, а развалюха, живи у нас. Пусть не как Славкина жена, ну, хотя бы как сестра, что ли. А она своё твердит: «Поеду к бабушке в соседний город. Квартира однокомнатная, нам много не надо».

И эта уехала. Хорошо хоть ребёнка родить не успели.

Третью Марию Клавдия про себя звала «Манька Золотая Ручка». Руки – да, золотые. За что ни возьмётся, всё быстро да ловко выходит. Только подозревала Клавдия неладное: вещи у неё время от времени появлялись не по её зарплате. Что на малюсеньком кирпичном заводике заработаешь-то? А у неё то цепочка новая – «на улице нашла», то сапожки – «мама денег дала», то платье – «да это старое моё», а Клавдия в мусорном ведре бирку с ценником видела.

И красота её тоже не простая. Про себя Клавдия называла Манину красоту «бандитской». Вот дай Маньке маузер, одень в кожанку – один в один бандитка из старого кино.

Ребёнок у неё был, сынишка, большенький уже. У родителей в деревне оставался пока. Ну, жили по-разному. То любовь у них, то свары. Клавдия не вмешивалась, сами разберутся. Но жили опять у неё, где ж ещё.

Маня забеременела, родила сыночка. Заявление они со Славкой подали, когда ему уже был почти год. Клавдию известием обрадовали, мол, скоро поженимся. Да так и не расписались. На следующий день Клавдия об этом на работе обмолвилась, а женщины в один голос ахать принялись. Да эта Манька с мужиками путается. И все об этом знают.

Клавдия кинулась возражать – вот я же не знаю, да и Славик не женился бы на такой. А они: ну так муж всегда последним узнаёт.

Славке, видимо, тоже кое-что рассказали. Ругались они несколько раз крепко. А потом Славка вот что учудил.

Поехали все в выходной на дачу. Без внучка – Маня, как частенько бывало, увезла его к своей матери, надоедал он ей быстро. Привезёт, дня три позабавится, и опять в деревню, к старшему братику.

Михаил забор поправлял, Славка колол дрова на зиму, Клавдия вертелась на кухне. А Манька вроде как пошла грядки полоть. Стала Клавдия их на обед звать – Маньки нигде нет. Славку спросила, тот сказал, что пошла подругу проведать, тут недалеко, тоже на даче.

Пообедали, Клавдия посуду вымыла, прибрала. Пошла суп в погреб ставить. А погреб у них – бункер настоящий: в земле выкопан, стенки и пол бетонные. И дверь как в бункере, железная, тяжёлая. Это Михаил соорудил, чтобы у них припасы зимой не воровали.

Подошла, а изнутри вдруг – «Бум!». Клавдия удивилась – дверь на ключ закрыта. Отомкнула, и тут дверь сама распахнулась, а оттуда ведьма вылетела. Манька, конечно, но чисто ведьма, только что без помела: глаза горят, волосы дыбом. И мат трёхэтажный пополам с визгом. Клавдию с дороги оттолкнула, и в домик. А оттуда – мат, визг, вопли!

Клавдия – следом. И вовремя: Манька кочергой на Славку замахивается – тот на диванчике после обеда улёгся – и уже успела разочек приложить. Славка за голову держится, между пальцев – кровь… Как Клавдия сумела её удержать, сама не знает, иначе неизвестно, чем всё закончилось бы. Ещё Михаил вовремя подскочил. Вдвоём держали, потом у Мани силы закончились. Села прямо на пол и завыла.

Идиот сыночек решил так наказать жену за гульбу – в погреб заманил, мол, мать велела банку варенья принести. И закрыл.

Михаил повёз сына к врачам, а Клавдия отпаивала чаем Маню. Так было жалко её, когда Клавдия представляла, как она сидела в погребе. Поплакали вместе.
Маня выла вначале, потом опять ругаться стала. И выкрикнула, что эту «долбаную дачу» подожжёт. Насилу Клавдия её уговорила: мол, дача-то при чём? Ну, спалит дачу, кому отомстит? Уж точно не Славке.
Тогда Маня сказала, что Славка ещё своё получит. Она ему этого не простит никогда. Брат её с дружками отомстят.

Клавдия потом ещё раз плакала, когда увидела, что Маня натворила. Она, наверное, сначала звать пыталась, кричать. Но это же бункер, не слышно. И тогда стала бросать в дверь банки с заготовками. Всё, что Клавдия успела накрутить. А банки-то стеклянные.

Ох, жалко Клавдии было своих трудов! Но Маньку не винила – представляла себя на её месте и не винила. На Славку очень разозлилась, из-за него всё!

А Михаил, когда увидел Манькин погром, аж желваками заиграл. Маньке сказал, чтобы убиралась и к ним больше носа не казала. А Славке – как хочет, но чтобы всё возместил. И труды материны, и даже «моральный ущерб». И говорил спокойно так, Клавдия даже боялась за него. Уж лучше бы наорал или ударил Славку как следует.

Ну а Славка, едва голова зажила, устроился на работу подальше, на Север. Мужики давно его звали, а он всё нос воротил: тяжело, мол. А тут моментом собрался и удрал. То ли заработать решил, то ли Манькиных угроз испугался.
Маня собрала пожитки, сначала в деревню уехала, потом мужика нашла. Встретила как-то раз Клавдию и говорит: пусть Славка возвращается. Всё равно они с мужем скоро отсюда переедут в другой город, его по работе посылают. С мужем! О как! У Маньки наконец-то законный муж появился! Ну и славно.

Славе позвонила, а он говорит:
– Не, мать. Я тут пока буду жить. Женщину встретил. Мы уже поженились. Она, правда, хорошая. Тебе понравится. Маша зовут.
– Опять? – выдохнула Клавдия. – Хорошее имя. Главное, редкое.
– Да не, мам, она и правда хорошая. И я теперь уже не такой дурак, – смеётся.

А Маша эта потом Клавдии тоже позвонила. Поговорили хорошо. И вроде ничего, судя по разговору. Может, и правда, у Славки в голове наконец-то прояснилось?