Молодая женщина с бигудюшкой на чёлке вернулась в гостиную, где муж устанавливал новогоднюю ёлку, и с досадой плюхнулась на диван.

– Что с мамой на этот раз? – муж прилаживал крепление к основанию ёлки.
– Валера, она сидит в своей комнате и уже час смотрит в одну точку!
– Тебе не кажется, что она просто косая?
– Кто – мама? – обиженно взвизгнула женщина.
– Надя, при чём здесь мама! – сердито пыхтел муж. – Ёлку кособочит, как её ни укрепляй.
– А вдруг у неё началась деменция? – Надя с тревогой поглядела на ёлку, опасно нависавшую над Валерой. – По пути из кухни в комнату мама может замереть с чашкой чая и так стоять посреди коридора, словно не знает, куда идти.
– Или не хочет… И я её понимаю! – Валера прислонил ёлку к стене, в изнеможении разлёгся на ковре. – Это паралич воли, Надя, отсутствие всяких желаний и мотивации к действию. Вот на фига нам эта ёлка, если каждый Новый год у нас чисто для галочки?

Немолодая, но и не очень старая женщина в пижаме с пандой сидела в кресле и задумчиво смотрела в окно. Там, в ранних зимних сумерках, тепло и разноцветно светились окошки соседних домов, многие из них уже были украшены новогодними гирляндами.

Дверь тихонько приоткрылась, и в комнату заглянула Надя.

– Мамочка, ты в окошко смотришь? – ласково спросила дочь.
– Нет, я уже час пялюсь в одну чёртову точку! – не поворачивая головы, резко ответила немолодая женщина. – И, если что, я не подслушивала, но всё слышала. Вы с Валерой так орали…
– Мамусик, ну за окошком же ничего не происходит, – заботливо журчала Надя. – Давай я тебе телевизор включу? По нему всё-таки что-то показывают.

– А может, меня устраивает, что за окошком ничего не происходит, – воспротивилась мама. – А то, что по вашему телевизору показывают, мне не нравится!

Но Надя не послушалась маму и нажала кнопку на пульте – в телевизоре появилась изящная дева с детским голоском:
Ах, как хочется вернуться,
Ах, как хочется ворваться в городок!
На нашу улицу в три дома…

– Выключи немедленно! – затопала тапками мама. – Я не хочу это слушать!

В гостиной что-то рухнуло, зазвенело, и через минуту в мамину комнату влетел Валера. Лицо его было расцарапано еловыми ветками, в окровавленной ладони он сжимал раздавленный ёлочный шарик.

– Я не подслушивал, но вы так орали! – яростно начал он. – Регина Марковна, вы становитесь социопатом! Выйдите уже из дома, повстречайтесь с людьми, мы вам купили палки для скандинавской ходьбы.
– Не надо делать из меня сумасшедшую! – вскинулась мама. – Всё проще простого – внуков сплавили в зимний лагерь и от меня хотите избавиться? Выгнать на мороз из моей собственной квартиры! Может быть, и Новый год вы хотите встречать без меня?
– Мамочка, мы хотим встречать Новый год с тобой, очень хотим! – молитвенно сцепила пальцы Надя. – Но ты же каждый раз вырубаешься в одиннадцать вечера, и никакой Царь-пушкой, никакими курантами тебя не разбудить.
– А мы сидим тихонько всю праздничную ночь и бережём ваш сон! – потрясал кровавым кулаком Валера. – Поэтому хватит! В этом году мы пойдём к нормальным!
– Валера? – ахнула Надя.
– Да, Наденька, – всё больше распалялся муж, – на Новый год мы с тобой идём к Катанянам, у них хотя бы весело и можно шуметь до и после полуночи!
– И захватите с собой вашу чёртову ёлку, может, у Катанянов руки из нужного места растут, и они её воткнут куда надо! – пригвоздила зятя Регина Марковна.

Вечером Регина Марковна всё-таки вышла в свет, а конкретнее – в супермаркет на распродажу новогодних украшений. Рядом с ней у стеллажей с гирляндами чирикала по телефону модненькая старушка:
– Фимочка, я взяла для веранды на даче светящуюся бахрому. Как думаешь, пяти метров достаточно?.. Что посмотреть? Степень защиты от влаги? А как это определить? На этикетке должно быть написано IP44? Хорошо, погляжу. А ещё тут такие милые светящиеся ниточки на батарейках, у них бутылочные пробочки, эти гирлянды можно напихать в пустые бутылки из-под виски и расставить на книжных полках в твоём кабинете, будет стильно!.. Фимочка, а можно я возьму ещё несколько больших мерцающих шаров? Я их разложу в нашей спаленке на прикроватных тумбочках.

Регину Марковну всё удивляло в этом щебетании, но, когда она услышала про спаленку, то и вовсе неприлично вытаращилась на старушку. Та ничуть не смутилась и, закончив телефонный разговор, охотно доложила Регине Марковне:
– Фимочка у меня очень умный, и я во всём его слушаюсь.

От неловкости Регина Марковна часто-часто заморгала, но ответить что-то надо было.

– Хорошо, когда с мужем можно вот так обсудить… гирлянды, – и Регина Марковна покраснела, подумав про спаленку.
– Да какой там муж! – отмахнулась старушка. – Муж дано объелся груш, и я его выпроводила из своей жизни. А Фимочка – мой бойфренд.
– Бойфренд – в смысле любовник? – не удержавшись, ляпнула Регина Марковна и снова покраснела.
– А что тут такого? – кокетливо улыбнулась старушка. – Да, мне 81 год, Фимочке – 89, но мы влюблены, и жизнь продолжается!
– Фу-х! – потрясённо выдохнула Регина Марковна. – Мне 55, и у меня на носу пенсия, полное одиночество плюс апатия и это… как его... паралич воли.
– Да вы девчонка! Как вам не совестно? – возмутилась старушка. – Немедленно берите себя в руки и заводите бойфренда!

Вернувшись домой с коробочкой ёлочных шариков, Регина Марковна услышала неприятный диалог из кухни.

– Твою маму надо серьёзно подлечить и пересобрать.
– Валера, но ты же не имеешь в виду…
– В данном случае все средства хороши.
– Я всё прекрасно слышу, – сердито объявила Регина Марковна. – Хотите меня куда-нибудь сдать?

Надя вышла в прихожую с решительным видом.

– Звонила тётя Тома.
– А почему она звонила тебе? – Регина Марковна раздражённо стаскивала сапоги.
– Потому что она звонила тебе! Но ты, как обычно, не снимаешь трубку.

Тома, давняя Регинина подруга, жила в Питере, а Регина – в Москве. Но каждое лето в детстве они встречались на каникулах в Чудноморске, куда родители их сбагривали бабушкам и тётушкам. В большом дворе, окружённом тремя пятиэтажками, собирались такие же ребята, отправленные на летнюю передержку к южным родственникам. Половину этой компашки составляла местная детвора.

Центром досуга являлась большая беседка, сколоченная из досок и фанеры, исписанная за многие лета хулиганскими словечками, любовными признаниями, наивными шаржами, цитатами из песен модных рок-групп и прочей чепухой.

Поутру все сбегались в беседку, чтобы придумать планы на день – пойти на пляж загорать и толкаться с мостика в море, или на рыбалку на мол, а может, в киношку или кафе-мороженое. А вечером собирались в беседке поиграть в «казаков-разбойников», «да и нет не говорите», «колечко» и, конечно же, в такое волнительное «кис-мяу» с поцелуйчиками и поджопниками под общий хохот.

Потом пацаны бежали на спортивную коробку играть в футбол, а девчонки в беседке болтали, сплетничали, делились откровениями про всякие влюблённости, заполняли дурацкие анкеты и песенники, а соскучившись, тоже бежали на спортивную коробку похихикать над пацанами, построить им глазки и втайне полюбоваться их загорелыми плечами, юными мускулами и симпатичными мордашками.

У Регины там была любовь. Большая первая любовь к Витальке из местной шпаны. Виталька, хоть и ходил клоуном в растянутых спортивках, но со своим юморком и обаянием считался первым парнем во дворе, и девчонки по нему сохли и очень ревновали к столичной Регине. Но и Виталька был влюблён в Регинку и защищал её от всех по-мушкетёрски.

В конце августа все разъезжались со слезами до следующего лета, писали друг другу письма и открытки, чтобы через год снова собраться в беседке возмужавшими парнями и похорошевшими девицами.

Но время шло, дети взрослели, а дальше – как в песне:
Раз в году письмо скупое,
Поздравленье с Рождеством и долгих лет.
Ровно восемь тихих строчек,
И другой какой-то почерк, всё, привет…

Томка была главной активисткой двора, дольше всех держала связь с повзрослевшими ребятами из дворовой компании, знала, кто на ком женился, кто кого родил.

– Слушай, Томка, а как там наша беседка? – спрашивала Регина.
– Какая беседка, возьми себя в руки! – удивлялась Томка. – Сто лет как её снесли! Давно пустырь на этом месте.
– А где же собирается нынешняя молодёжь?
– Да по домам они сидят, уткнувшись в свои планшеты, – фыркала Томка. – На фига им наши беседки?

А пару лет назад Томка бросила всё и, будучи успешным риелтором, продала-разменяла свою и покойного мужа жилплощадь, что-то доплатила, взяла детям с внуками по квартире, свою новую однушку сдала в аренду и на эти деньги снимает теперь комнату в Чудноморске. Вообще ни о чём не жалеет, бегает по утрам трусцой по набережной вдоль моря, играет в местной самодеятельности, участвует в фестивалях, ходит на йогу и капоэйру. Сезонно платонически влюбляясь в молодых курортников, пишет про них лирические стихи, рисует картины и дышит полной грудью пятого размера.

– Регинка, переезжай ко мне! – твердит из раза в раз. – Ну что тебе эта Москва? Одно название! Ты по центру-то давно гуляла, в Третьяковку или Александровский сад когда ходила-то? Я вот в своём Питере дальше «Пятёрочки» и «Фикс-прайса» уже много лет не путешествовала, а Эрмитаж с Петергофом ещё в юности излазила.

Томка черпала жизнь половником, всё знала. Вот и про Витальку, детскую любовь Регины, сообщила неделю назад – кранты, мол, то ли со скалы свалился наш альпинист, то ли в зимнем море утонул…

Регина тогда трубку положила, но не завыла, а песню включила.

А потом тебе и депрессия, и паралич воли, и всякие другие завихрения…

– Мама, так ты перезвонишь тёте Томе? – настаивала Надя. – Может, у неё что-то важное?

Регина Марковна ушла в свою комнату. Набрала номер подруги.

– Привет, Томка. Чего звонила?
– Слушай, приезжай ко мне Новый год встречать, – заканючила Тамара. – Вот всё могу, а петь, как ты, не умею! Тут концерт в одном пансионате намечается, вокалистка нужна, хоть убей.
– А вот возьму и приеду! – неожиданно для себя пообещала Регина Марковна.

Уже в поезде, на станциях, где ловилась связь, Регина получала от Томки короткие нерадостные сообщения: «Прорвало канализку», «Сломался лифт», «Затопили соседи» и вишенкой на торте: «Всё переигрываем: ко мне пока нельзя, тебя встретит машина на вокзале, едешь в пансионат «Советский», комната на твоё имя оплачена. Буду там через пару дней».

Вот же чертовщина какая! Но доставили на машине к самым воротам. Пансионат действительно оказался очень советским: с гипсовыми скульптурами пионеров-горнистов и спортсменок в купальных костюмах, из растительности – пихты и голубые ели. Обслуга нелюбезная, даже грубая, комнатка аскетичная, как в больничной палате.

Регина заподозрила неладное.

– За территорию пансионата ни ногой! – угрожающе предупредила администраторша. – Отловим – накажем! Все правила заламинированы в памятке на прикроватной тумбочке. Ужин на первом этаже в общей столовой в 19.00. Прокукуете – останетесь без корма до завтрака.

В холле и даже столовой посетители ходили в одинаковых полосатых пижамах, на некоторых были накинуты серые больничные халаты.

Регина села за столиком в уголке. В своём розовом спортивном костюмчике она выглядела инопланетянкой. Окружающие поглядывали на неё с нездоровым любопытством и шушукались. Все они были немолодые, общались как давние знакомые и казались завсегдатаями этого странного пансионата.

– Чё зыришь – глаза пузыришь? – внезапно обратилась к ней официантка с лиловым начёсом. – Обслугу ждёшь – не дождёсься! Бери вон там коришневый поднос и дуй к раздатошной за макарошками с гуляшом, пока сигнал к отбою не дали!

От ужаса у Регины Марковны свело весь мозг. Выудив из кармана треников телефон, она набрала Томку – «абонент не доступен», дочку – «вне доступа», зятя – та же история!

И Регина Марковна всё поняла – это был сговор!

Никакую квартиру Томка не снимала в Чудноморске, просто её дети сдали мать в дом престарелых, в этот самый пансионат, где теперь Томку наверняка держат в особой комнате за телефонные связи с «большой землёй», то есть с ней, с Региной. А до этого Регинина дочка Надя с зятем Валерой сговорились с Томкой и решили заточить и её в этот самый пансионат для престарелых!

– Календариками переливными не интересуетесь? – прошептал Регине в ухо пухлый пожилой мужчина в пижаме.

Регина покосилась на стопку карманных календариков 80-х годов в руке престарелого фарцовщика, и у неё засосало под ложечкой.

– Нет, спасибо, – ответила нервно. – В этом возрасте, по счастью, у меня другие интересы!
– Очень жаль, – вздохнул с одышкой пухлячок. – А мы с вами прежде не были знакомы?
– Думаю, нет! – холодно отрезала Регина и, собравшись с последними силами, рявкнула: – Отвалите от меня, пожалуйста!

Пухлячок печально отошёл, но, словно бы случайно, обронил один календарик. Регина подняла его с пола и обомлела – с календарика улыбалась японская красотка, а под наклоном, при переливании, подмигивала одним глазиком. С ума сойти! Именно такой календарик в детстве во дворе Регина упрашивала Лёньку Пухлого поменять ей на любые десять календариков из её коллекции, а он ни за что не соглашался.

Нет, это не дом престарелых, поняла она, это – сумасшедший дом! Меня запаковали в дурку! Как там говорил Валера: «Твою маму надо серьёзно подлечить и пересобрать».

Вот, оказывается, что! Но я так просто не дамся, я из того поколения, которое не только календарики собирало, но и чёрно-белого «Чапаева» смотрело, спасибо бабушке, так что – «Врёшь, не возьмёшь!».

– Добрый вечер, – к Регининому столику подошёл импозантный мужчина, не в пижаме, а очень даже в джинсах и свитере синего цвета, выгодно подчёркивавшем цвет его глаз. – Разрешите составить вам компанию? Мне кажется, мы с вами где-то встречались.
– Не-е-ет! – завопила Регина Марковна. – Я вас не знаю и знать не хочу! Отойдите от меня на безопасное расстояние! У меня в руках вилка и нож, и я буду обороняться!

Перед тем как потерять сознание, Регина Марковна отметила, что его синие глаза, и форма носа, и улыбка знакомы ей до боли. Но критическое мышление подсказывало, что это работа галлюциногенов, которые местный повар наверняка добавляет пациентам в еду, а макароны с компотом она уже успела отведать…

– Регинушка, просыпайся, – шлёпала по щекам мягкая ручка. – Это я, Тамара. Всё хорошо. Я приехала. Врагов нет. Интервентов нет. Ты всех победила.

Регина Марковна разлепила глаза и увидела улыбающуюся Томку.

– Пошли в столовку позавтракаем? Там вкусные сырнички с горячим какао.

Спускаясь по ступенькам в холл, Регина Марковна добродушно кивала всем встречным в пижамах и с каждым здоровалась. Постояльцы смотрели на неё с опаской.

– Здороваться со всеми не обязательно, – сквозь зубы цедила Томка, ведя Регину под руку. – Ты не всех здесь знаешь и пугаешь их ещё со вчерашнего вечера.
– Ну как же не знаю? – отталкивала Томку локтем Регина. – Вот эта рыженькая – Лена, да?
– Нет, я Катя, простите, – рыжая женщина торопливо засеменила вверх по лестнице.
– Вот видишь! – сердито зашипела Томка и тут же подмигнула лысому дядьке. – А с этим ты точно знакома. Привет, Васёк!
– Васька Шрам! – радостно всплеснула руками Регина.
– Так точно! – весело отрапортовал лысый.
– Кстати, Вася, почему во дворе тебя дразнили Шрамом? – поинтересовалась Томка. – У тебя ж на лице ни царапинки.
– Та не на лице! – заржал задорно лысый и стал расстёгивать ремень на брюках. – Томка, ты шо ж, не помнишь, как я на молу об якорь…
– Так, Вася, мы всё помним! – остановила его Тома. – Штаны снимать не обязательно. Регинушка, ты только не бледней, мы сейчас выпьем какао, и я тебе всё объясню.

Пансионат «Советский» оказался Томкиным проектом, не собственностью, конечно, но концепцию для владельцев разрабатывала именно она. Ещё в Питере подсмотрела идею «хамских ресторанчиков», которые успешно существовали в разных точках мира. Официантами и барменами в таких заведениях выступали стендаперы, обслуживали нарочито грубо, со скандалами, но умеренными, без мордобоя. Публика туда ходила тоже особая, желающая выпустить пар после трудового дня.

– Вот, смотри, как оно работает, – Томка щёлкнула пальцами официанту. – Эй, ты, лохматое животное, поди сюда живо!
– Тома, разве так можно? Ты что! – ахнула Регина.
– Спокуха, подруга! – ухмыльнулась Тамара.

Официант подошёл вразвалочку и объяснился так, что у Регины Марковны всё внутри похолодело.

– Ты, чувиха, короче, чем брюхо набить хочешь? И ваще, надо ли тебе жиры и углеводы, смотри и так какую ж… отрастила! – а дальше пошли такие выражения, что и передать неудобно.
– Костя, всё, стоп! – осадила его Тамара. – Работаешь классно. А теперь по моей личной просьбе, в качестве исключения, для этой дамы принеси какао и сырнички, но в благородной манере.

Официант послушно кивнул, зачесал пальцами патлатую чёлку:
– Мадам, мон амур, сырнички а ля де жур ибн какао незамедлительно будут доставлены, ибо ваши глаза…
– Всё, Костя, хватит, не мучай себя и нас! – не выдержала Тома. – Просто принеси нам завтрак, и чтоб я тебя не видела до обеда!
– Ну вот как-то так, – развела руками Тома. – А наши ребята со двора здесь третий год собираются, из разных городов приезжают. Вот и тебя наконец выписали к нам! Помнишь, как мы всегда мечтали на зимних каникулах встретиться и как хотели Новый год отметить на море? Я бы тебя обычным образом пригласила, но Надя с Валерой описали твоё состояние в самом страшном виде. А я тут разные курсы проходила и по шоковой психотерапии на пять баллов сдала, решила на тебе опробовать…

Регина смотрела на Тамару со смешанными чувствами, не зная, отдубасить её сейчас хорошенько или просто обнять. Но тут к столику подошёл вчерашний импозантный мужчина. Этим утром он был уже не в синем свитере, а в белой рубашке с галстуком и элегантном костюме.

– Можно на этот раз попробовать составить вам компанию? – смущённо улыбнулся он.
– А вот тут, Регинка, прости меня, дуру грешную, – Тамара виновато посмотрела на мужчину, осторожно встала со стула и начала пятиться бочком-бочком. – Виталик, я правда не знала, это всё ребята слухи принесли на хвосте, что ты со скалы или в море… Короче, хорошего вам вечера, мои дорогие! – и Тамара бегом унеслась из столовой, но догонять её и бить подносом по башке никто не собирался.

Регина закрыла лицо ладонями и тихо заплакала. Виталий обошёл её стул и обнял Регину за плечи.

– Ну всё, всё, моя милая! Я живой, я здесь, с тобой! И ты теперь рядом…

Регина вытерла слёзы, избегая смотреть на Виталика, щёлкнула пальцами в сторону официанта и нежно ему приказала:
– Эй, ты, лохматое чудовище, принеси нам второе какао и ещё одну порцию сырников.

И держаться бы им сейчас за руки, и долго-долго говорить разные слова, а может быть, даже целоваться, но нет! Опять прибежала Тамара и даже сырников отведать не позволила.

– Ребята, караул! Андрюха Ковбой во дворе такое учудил! Сейчас его арестовывать будут! Всем быстро в автобус, отбивать пацана поедем!

Пацану Андрюхе Ковбою было пятьдесят восемь, и стоял он перед полицейскими насмерть, раскинув руки и закрывая своим телом ажурную беседку, которую спёр с площади у городской управы и поставил во дворе на месте прежней детской из фанеры.

– Ты как же её сюда допёр-то, дурачок? – причитала Светка Арифмометр из пятого подъезда.
– Почему это он дурачок? – возмутился Колька Гитара из 52-го дома. – Мы вместе план разработали, кран-манипулятор заказали, ночью всё сделали, с площади сняли, сюда поставили.
– Чем ты хвастаешься, идиот! Вот вместе и будете сидеть! – отвесила ему подзатыльник жена, прозванная во дворе Ленкой Нефертити, не за царский профиль, а за особую походку.
– Граждане, просьба всем успокоиться и разойтись по домам! – требовал молоденький полицейский. – Вы мешаете следствию. Сейчас сюда приедет сам глава управы Фёдор Петрович Денисов!

В арку двора въехала служебная машина с мигалкой, а за ней микроавтобус. Из служебной машины вышел респектабельный мужчина в костюме, из микроавтобуса высыпали люди в полосатых пижамах.

– О, Фофан приехал! – хохотнул Колька Гитара. – И наша ребятня из «Советского» подтянулась.
– Он вам не Фофан, – вступился молоденький полицейский, – а глава управы Фёдор Петрович.

Респектабельный мужчина отстранил рукой полицейского: «Парнишка, ты не суетись, мы тут сами разберёмся», – и вплотную подошёл к грабителю.

– Ты зачем, Козлов, беседку упёр?
– А он не упёр, а только переставил с одного невыгодного места на другое, более востребованное, – вступился за товарища Колька Гитара.
– Это, значит, центральная площадь для вас невыгодное место? – поинтересовался Фёдор Петрович.
– Конечно! А кто там на площади в беседке сидит? Только ваши из управы сигаретки и курят, – зашумели люди в полосатых пижамах. – А беседка на бюджетные деньги куплена. Для народа предназначена. Это наша городская собственность! Она нам здесь полезнее будет. А мы её к Новому году гирляндой украсим, как ёлочку!
– Только гирлянду берите с защитой от влаги IP44, – поделилась недавно полученными знаниями Регина Марковна.
– Прекратить балаган! – скомандовал Фофан, то есть Фёдор Петрович. – И кто у вас в этой беседке сидеть-то будет? Колдыри?
– Почему сразу колдыри? – обиделся Андрюха Ковбой. – Дети наши и внуки, мои и твои, Федька. Помнишь, как я тебе фирменно гол забил в 89-м? Ударом под стеночку со штрафного! Кстати, нам бы ещё коробочку футбольную новую.
– Да какая беседка, какая коробочка, – горько махнул рукой глава управы, – когда все эти недоросли в смартфонах сидят. Где вообще нормальные дети?
– А вот будет, Федя, беседка, – вступилась Томка, – будет футбольная площадка – будут и дети.
– Тома, да какие дети? – Федька-Фофан в сердцах ослабил узел душившего его галстука от очень дорогой фирмы.
– Какие, говоришь, дети? – усмехнулась Томка и указала рукой в сторону беседки. – Да, например, вот эти!

Все уставились на ажурную беседку, вокруг которой гонялись друг за дружкой мальчик с девочкой.

– Наташка, Стёпка, вы откуда здесь? – ахнула Регина Марковна и объявила всем дворовым друзьям с гордостью: – Это мои внуки!

Из беседки смущённо вышли Надя с Валерой.

– Сюрприз! – хлопнула в ладоши Томка.
– Ну даёшь, подруга! – толкнула её локотком Регина и захохотала. – Шоковая терапия?
– Мамусик, я же говорила, что мы очень-очень хотим с тобой встретить Новый год. Вот и мелких из зимнего лагеря привезли.
– Валера, – обратилась к зятю Регина, – надеюсь, ты не догадался припереть с собой ещё и ёлку?
– Нет, Регина Марковна, я отвёз её Катанянам.

Все, конечно, начали обниматься друг с другом, и люди в полосатых пижамах, и глава управы, и молоденький полицейский. В общей суете Надя шепнула маме, кивнув на Виталия:
– А это кто?
– Мой бойфренд, – улыбнулась Регина Марковна.

В новогоднюю ночь Регина Марковна в красивом платье вышла на маленькую эстраду в столовке пансионата «Советский», постучала пальчиком по микрофону и объявила очень знакомой публике:
– А теперь для всех ребят с нашего двора хорошая песня!

Колька Гитара взял аккорд, Регинка вступила:
– Ах, как хочется вернуться,

– На нашу улицу в три дома, – заголосила хором вся столовка, – где всё просто и знакомо, на денёк!
– Где без спроса ходят в гости, – старалась пробиться сквозь нестройное пение Регина Марковна.
– Где рождение справляют!!! – обнявшись, голосили чудноморцы.

Поддержать подругу на эстраду нетвёрдой походкой пришкандыбала Томка.

– И вот на фига ты меня заставила петь? – охрипшим голосом спросила Регина. – Я же их не переору.
– Ладно, я тебя заменю на вокале, иди к Витальке, – Томка хотела чмокнуть подругу в щёку, но не рассчитала траекторию и попала в глаз. – Иди, иди! А то сейчас хлопну ещё бокал шампанского и отобью у тебя Витальку к едрене фене!
– Ой, Том, не знаю, где ты опаснее, – Регина стёрла помаду подруги со своих ресниц, – На эстраде или…
– Иди, говорю, не мешай мне, я ноту поймала, – Томка подтолкнула Регину в зал. – А теперь, дорогие, ещё раз все дружно, вместе со мной!