«К вере я пришла в результате условия, поставленного мною Христу. Да, именно так и пришла. Где-то я об этом читала. Ты очень хочешь, чтобы с тобой или с любимым тобой человеком случилось чудо, и просишь: Бог, говорят, что Ты есть на самом деле, а я не знаю, есть Ты или нет. Хочешь, чтобы я в Тебя поверила? Исполни мою просьбу, и я поверю.

Мне только-только исполнилось четырнадцать лет, и я ходила в седьмой класс обычной советской школы. Учителя нам говорили, что Бога нет и в церковь ходят только старики и прочие тёмные элементы.

К числу этих «тёмных» элементов принадлежала и моя мама. Сейчас я понимаю, что она была по-настоящему верующим человеком и очень любила меня, свою единственную дочь. Конечно, в душе лелеяла мысль, чтобы я тоже начала верить и молилась вместе с ней, но мне-то этого как раз и не хотелось. Скажу больше, я стыдилась, что мой самый близкий человек – и вдруг богомолка. У всех одноклассников родители нормальные люди, а моя мама ходит в церковь.

Вместе со всеми я вступила в комсомол. Дождалась, когда мама вернулась с работы, и с гордостью показала ей свой членский билет.
– Вот, мама, теперь я уже взрослая!

Та подержала в руках красную книжечку, посмотрела на мою фотографию, вздохнула и ничего не сказала. Больше она не предлагала ходить вместе с ней в храм, но, и я уверена в этом, продолжала обо мне молиться.

Известие о маминой болезни прозвучало как гром среди ясного неба. Я привыкла к тому, что она периодически мучилась болями в животе, но то, что единственному родному человеку жить остаётся всего каких-то несколько месяцев, – этого моё сознание никак не вмещало.
– Мама, мамочка! Что же делать? Ты умрёшь, а я, мне-то куда деваться? Я что без тебя буду делать? Может, всё-таки существуют какие-то лекарства, которые могут тебя спасти?

Та гладила меня по голове и молчала. Помню её тогдашний взгляд, такой мирный и кроткий.
– Нет таких лекарств, доченька. Единственное лекарство – это твоя молитва. Молитва любящего человека.

Но как просить Того, в Кого не веришь? А мамка – она, что же, Ему не молится? Да у неё от поклонов кожа на коленках, как у того верблюда. Почему Он её не слышит? И как услышит меня, которая никогда не молилась?

Я ломала голову над маминой просьбой и ничего не могла с собой поделать. Но и тянуть тоже было нельзя, я видела, как она начинает худеть. И я собралась сходить в церковь, с кем-нибудь посоветоваться. В свой храм, понятно, пойти не решилась. Городок у нас маленький, все друг дружку знают. Завтра же в школе станет известно, что Иванова была в церкви, смеяться начнут.

Мы жили рядом с железнодорожной станцией. Утром в воскресный день, когда мама ушла на литургию, я села на электричку и отправилась в соседнюю область. Там в одном из городков, кстати, совсем недалеко от «железки», я ещё раньше заприметила храм, хотя ни разу в нём не была.

Открываю дверь, вхожу и слышу песнопения на непонятном языке. Прохожу внутрь. Пахнет мёдом. Всюду люди, в основном такого же возраста, как и моя мама, есть и старше. Стоят молча, никто ни с кем не разговаривает, и только изредка крестятся. Думаю, к кому бы мне подойти за советом? Я ведь никого из них не знаю. А кому из них есть дело до моих проблем? Моя беда – это моя беда. Так в сомнениях и стояла.

Служба закончилась, народ стал расходиться по домам. Люди шли мимо, и никто не смотрел в мою сторону. Минута, другая, и храм опустел. Я ещё немного потопталась на месте и тоже направилась к выходу. И вдруг услышала за спиной:
– Девочка, постой, – я повернулась и увидела молодого человека в рясе и с крестом на груди. – Я заметил тебя ещё во время службы. Среди наших прихожан нет молодых людей. Наверно, что-то случилось?

Священник. Ну а пусть даже и священник, раз никто больше со мной не заговорил. И я всё ему рассказала, и о маминой болезни, и о том, что в Бога не верю, а мамка просит о ней молиться. А как просить помощи у Того, в Кого не веришь? И что я комсомолка и не хочу врать. И что без мамки меня отправят в детский дом. Всё выложила.
– Ты правильно сделала, что приехала. Говоришь, что комсомолка, не веришь в Бога и не хочешь врать? Это правильно. Ему не нужна ложь. И вот что я тебе посоветую. Если хочешь – здесь, нет – так дома, только так чтобы тебе никто не мешал, встань и скажи: «Господь, если Ты есть, помоги моей маме. Кроме неё у меня никого больше нет. Если Ты услышишь меня и поможешь, я поверю в Тебя и приду в церковь». И потом, как свободная минутка появится, снова проси: «Помоги, Господи! И я приду в церковь».
– И всё?
– Да. Ещё я запишу имя твоей мамы, мы станем молиться вместе. И пускай это будет нашей с тобой маленькой тайной.
– Вы не шутите? Это на самом деле может помочь?
– Какие уж тут шутки? Если на кону человеческая жизнь.
– Мамкина?

Он посмотрел на меня очень внимательно и сказал:
– Скорее, твоя.

Каждый год мама вместе с другими паломниками ездила в Троице-Сергиеву лавру, и не по одному разу. Благо, Загорск от нас совсем рядом. Там они сперва шли на службу, прикладывались к мощам преподобного Сергия, потом кооперировались, нанимали машину и ехали на Гремячий ключ за святой водой.

Вот и сейчас она взяла с собой бидончик и, несмотря на все мои уговоры, отправилась к Преподобному. Набрали воды в источнике и вновь вернулись в лавру. Другие женщины окунулись в купели, но мама не решалась раздеваться на людях. Всю жизнь она страдала экземой, причём в тяжёлой форме. Потому боялась, что окружающие станут её чураться.

Потом все отправились на вокзал. И стояли на платформе в ожидании электрички. Рядом с женщинами играли дети, они гонялись друг за другом, и один ребёнок случайно задел мамин бидончик. Тот опрокинулся, и вода из источника пролилась на асфальт.

Что было делать? Возвращаться домой без воды? Но будет ли у неё ещё возможность вернуться на святое место? Силы её покидали.

Мама снова отправилась в монастырь искать попутчиков на Гремячий ключ. От Лавры это прилично, километров двадцать, наверное. Она шла и просила Преподобного о милости. Её взяли с собой люди, приехавшие в Лавру на своей машине. Они не знали, как проехать в Малинники к источнику, и искали проводника.

Чтобы от шоссе попасть к самому источнику, нужно идти пешком. И сегодня трудно до него добраться, а тогда и подавно. Машину оставили в поле, а сами пошли. Когда идёшь ровным полем, не ожидаешь, что вдруг перед тобой появится целая гора с потоками целебной воды.

Паломники наполнили банки с бидонами и поспешили назад к машине. Уже смеркалось, а автомобиль в те годы был роскошью. Так получилось, мама осталась одна. Она подумала: «Вот бы сейчас окунуться, но нужно спешить». И вдруг непонятно откуда перед ней возникли три фигуры. Все трое монахи, вернее – одна была женщиной в монашеском одеянии, а по бокам от неё с обеих сторон стояли двое мужчин. Женщина посмотрела на маму и сказала мягко, но повелительно:
– Ничего, они подождут. Войди в воду и окунись. Полностью, три раза.

Мама скинула одежду и, не стесняясь монахов, кинулась в воду. Трижды окунулась и, радостная, выходя из купели, хотела поблагодарить матушку монахиню, но никого не нашла.

Мама вернулась домой, и с того времени её здоровье пошло на поправку. Она исцелилась всего за одну неделю, экзема, кстати, тоже исчезла. Я выбросила комсомольский билет и пришла в церковь.

Скажу больше. После той встречи с монахами у мамы появилась необъяснимая способность к быстрому заживлению ран. Стоило ей только порезаться, рана затягивалась буквально на глазах. Однажды на работе её ударило током. Удар пришёлся в руку и был такой силы, что прожёг её до кости. Любого другого человека убило бы на месте, а маме хоть бы что, и рука вскоре зажила.

До конца своих дней она почти не болела, дождалась правнуков и тихо умерла».