Люба у нас появилась после девятилетних уговоров. У молодой супружеской пары уже была дочь Оксана. Она все эти годы просила сестричку, пытаясь разжалобить маму песенкой «У меня сестрёнки нет, у меня братишки нет», и таки добилась своего. Однажды мама сказала, что у неё внутри поселился маленький человечек. Оксана радостно вскрикнула:
– Я знаю, это Люба! Потому что я давно уже её жду и люблю.
Папа смиренно промолчал, втайне надеясь, что повезёт всё же ему – он давно мечтал о сыне.

Время шло, мамин живот рос. Когда он был величиной с арбуз, папа с дочкой то и дело прикладывались к нему ухом, прислушиваясь: шевелится, толкается? А когда арбуз превратился в приличную тыкву, папа по утрам стал его будить, похлопывая и канюча:
– Пузо, а пузо, проснись! Пузо, надо папку на работу собрать.

Пузо шевелилось и выпирало в разные стороны.

Наконец свершилось! Папа отвёз «пузо» в больницу, а через несколько дней вручил Оксане живой свёрток. Оксана, прижав его к груди, понесла на диван. По-быстрому распаковав свёрток, мы все склонились над содержимым. Крошечный розовый человечек, вытянув вверх кулачки и сморщив старушечье личико, неожиданно громко чихнул: «Здрасте!» Мы тоже дружно пожелали ему здоровья и долгих лет жизни, а Оксана радостно закричала:
– Это моя Любовь! Я знала! Я всё время её ждала!

Тем временем мы учинили ревизию: пересчитали пальчики на кривеньких ножках и, не без усилия разжав кулачки, – на ручках. Убедились, что всё на месте и лишнего нет. Кулачки снова сжались. Потом стащили чепчик и обнаружили чёрные волосики, под ними пульсировал «родничок». Бровки у Любови тоже чёрные вразлёт, а мутноватые глазки – цыганские. Пока мы наводили ревизию, Любовь «отсырела». Переменив пелёнки, мама унесла её в спальню кормить.
И пошло, поехало!

Показался зелёный побег.
Народился на свет человек.
Появился ребёнок в дому,
И сердца потянулись к нему.
Ничего, что весь дом кувырком,
Стало больше улыбок кругом!
И прибавилось счастья в квартире,
И народу добавилось в мире.

Время шло. Любовь развивалась. Во время кормления папа приседал рядом на корточки и благоговейно, как на мадонну, смотрел на жену с дочкой. А то, случалось, смеясь, потихоньку вытаскивал сосок изо рта девочки. Тогда Любовь недовольно морщила лоб, чмокала пустыми губками, вертела головкой, пытаясь снова поймать сосок.

А Оксана постоянно просила у мамы поносить малышку по комнате. Прижмёт её к груди и боится дышать, сердечко замирает от счастья и любви.

Наш папа уже и забыл, что хотел мальчика. Оксана родилась, когда ему было 20 лет, и теперь он признался мне:
– Знаешь, мама, я только сейчас почувствовал себя отцом.
И правда, к Оксане он относился как к младшей сестричке: вертел её, подкидывал, бегал с ней наперегонки, дразнил, порой доводя до слёз. Не раз я лупила его веником, приговаривая, что женатый мужик должен быть степенным, а не носиться по двору с девчонкой вприпрыжку, как козёл.

А вот Любовь действительно сделала его папой. Он постоянно носил её на руках, прислонив спинкой к своей груди. А она всё росла и росла. Ползать начала в семь месяцев, только сначала задом наперёд. А как пошла – совсем беда! Приковыляет к телевизору и давай все кнопки нажимать. Или пульт возьмёт – на экране всё подряд, от звука аж дом трясётся. К компьютеру подберётся, тоже на все клавиши жмёт. Караул!

Говорить начала рано. Как-то кувыркалась на Оксаниной постели и напрудила лужу на одеяло. Приходит к нам, положила голову возле мамы на край дивана и говорит жалобно:
– Ма-ма, побей попу.
– Зачем? – спрашиваем.
– Попа забыва.
– Что забыла?
– Попа забыва в туале.
– Да ладно уж, прощаем!

Нет, воет, не поднимая головы с «плахи»:
– Побей по-о-пу!

Я говорю невестке:
– Да шлёпни её, что ли.

Та несколько раз легонько шлёпает. По окончании экзекуции Любка поднимает покаянную голову, разом отключая звук, деловито стягивает мокрые штаны и вешает на радиатор. Потом бежит в спальню и тащит оттуда одеяло. Подставив стул, мокрым пятном тоже прикладывает его к радиатору. А после натягивает сухие колготки, всё время попадая обеими ногами в одну штанину. С помощью Оксаны управляется с ними и вскарабкивается к маме на колени. По-хозяйки задирает мамин свитер, высвобождает из бюстгальтера грудь и прикладывается к соску.

Напившись парного маминого молочка, Любовь «кладёт на место» грудь, одёргивает мамин свитер, съезжает с её колен и тут – о боже! – обнаруживает, что Оксана тем временем уселась на мои колени. Вскарабкивается к нам на кресло. Усаживается с другого боку мне на колени и настойчиво начинает вытеснять сестру:
– Моя баба.

Как-то заходит к нам с дедом и требует:
– Хотю капути.
– Что, капусты?
– Нет.
– Кошку?
– Нет.

Хватает меня за палец, ведёт в комнату и растерянно смотрит в пустой угол, где раньше стоял компьютер.
– Вон оно что! Ну и запросы у тебя, Любовь! Нетути. Улетел в Испанию компьютер. Старшая внучка его с собой забрала.

Наша шестиклассница Оксаночка круглая отличница, а ещё учится в музыкальной школе играть на гитаре. Утром с ночной смены возвращается папа. Наскоро позавтракав, приходит в спальню, вытуривает нас в другую комнату, укладывается спать. А Оксане надо повторить музыкальный урок и отработать технику игры. Мы плотнее закрываем дверь, и внучка «шёпотом» начинает наигрывать «Во поле берёзка стояла», перебирая струны тонюсенькими пальчиками.

Мы слушаем и поглядываем на дверь: папа спит. Закончив «Берёзку», Оксана начинает играть плясовую: «Ой, лопнув обруч коло дижочкы, дивчаткы мои сыроижечкы». Любовь начинает поводить боками, вилять попой, а я – «шёпотом» подпевать и притопывать:
– Ой, думала я, передумала я, одурь голову бэре, ще нэ знаю, дэ живэ.

Перехожу на чечётку:
– А ну-ка шибче попой вращай, чтобы как в телевизоре было! – говорю внучке.

Любовь вращает задом, я выписываю ногами кренделя… И тут дверь открывается, из неё выглядывает сонное и сердитое лицо папки:
– А ну, замрите, сыроижечкы! А то у меня у самого на голове обручи уже трещат.

Немая сцена.

Оксаночка учит вслух историю. Любаша сидит напротив и внимательно слушает. Потом сестра начинает писать сочинение по литературе, тогда Любовь влезает на стол и голой попой усаживается на верхний край её тетради. Я пытаюсь её согнать, но Оксана говорит:
– А пусть сидит, я ещё только на черновик пишу, – и продолжает, хотя полтетради под Любкиной попой.

А когда начинает решать задачу, Любовь торчит у неё на загривке, то и дело свешивая голову и водя пальцем по странице. Опять гоню «захребетницу», но Оксана смеётся:
– Пусть висит, это ещё черновик.
…И вот нашей девушке уже третий год пошёл. Укладываю спать.
– А ты?
– Спи, – говорю, – я скоро приду.

Закрываю дверь, валюсь на диван и наконец-то открываю книгу. Через некоторое время дверь тихонько отворяется, из-за неё выглядывает хитрая-прехитрая мордашка:
– Ага, «спи». А сама ленишься?

Появляясь у нас с дедом, проворно включает дивиди-проигрыватель, самостоятельно заправив кабель в нужные гнёзда и поставив диск, усаживается смотреть. Я, обняв её, воркую:
– Ты моя птичка, моя рыбка, мой цыплёночек!

Отмахивается, поворачивается в пол-оборота и выдаёт:
– Бабуська, не низяй меня.

И-и-эх! Не унижай её. Вот уже и человек.
…Теперь Любови 4 года.
– Бабушка, сядь, я тебе макияж сделаю.

Высунув кончик языка, старательно разрисовывает фломастерами моё лицо. Отойдя назад, придирчиво осматривает свою работу, потом с хохотом кидается мне на шею:
– Бабушка! Ты моя умница и красавица!

Ну что тут скажешь? Лестно.