Каждый год Ирину посещали философские мысли. Как быстро проходят праздники. Как быстро проходит жизнь.

Вспомнилось, как муж затащил её в мясной отдел. С восторгом тыкал в витрину: там под стеклянным куполом лежало на подносе замороженное поросячье дитя. Подогнутые ножки с крохотными копытцами, синие ушки. В предсмертном детском ужасе зажмуренные глазки в тёмных страдальческих пятнах, скорбно сомкнутый ротик… И он смог бы это есть?! Ирина с внезапной ненавистью оглядела мужа: тепло одетый, закутанный в шарф, румяный, плотный, безмятежный – в сущности, совершенно чужой ей человек.

Интересно, остался бы он таким же безмятежным, узнай, что на днях Ирина подала объявление в газету? «Несвободная женщина ищет мужчину для нечастых, но стабильных романтических встреч. Ищу любви, любви ищу я!»

– Несвободная – это как понять? – тупо уточнила по телефону приёмщица объявлений. Ирина так и видела, как на том конце провода блюстительница чужих нравов погано осклабилась, ехидно ощерила тонкогубый – непременно тонкогубый – рот.

– Несвободная – это значит замужем, – отчеканила Ирина. «Не твоё бабское дело. Выполняй свою прямую обязанность, тыкай пальцем в клавиатуру – и помалкивай. Есть грымзы, которых замуж никто не берёт. А есть женщины, которых… которым нужен не штамп в паспорте, а Любовь». Это она подумала, но не сказала.

Не станешь же объяснять, как ужасны ночные просыпания, когда вглядываешься в плоский, смутный, как будущее, потолок – и ощущаешь, как безвозвратно сочится, уходит единственная, неповторимая твоя жизнь. Состаришься – и нечего будет вспомнить. Не это же мирное похрапывание мужа, холмом вздымающегося рядом под одеялом.

Неземная страсть, от которой трудно дышать, всепожирающий огонь желания, единство душ, сладкий, сладчайший грех – о чём пишут романы, показывают фильмы… Ирина с тоской смотрела на соседний дом, на соседские окна. Шторы тонкие, сквозь них всё видно. Каждый вечер мужской и женский силуэты сливаются в поцелуях и объятиях. Гаснет свет. Надолго гаснет, почти на полтора часа – Ирина засекает время. Потом снова вспыхивает.

Свободно, раскованно двигаются стройные обнажённые тени, куда-то исчезают – в ванну, скорее всего. Иногда по очереди, иногда вместе. Когда вместе – снова очень надолго. Потом появляются уже одетые, оба садятся в разных углах комнаты за светящиеся голубые мониторы…
А Ирине с мужем и время засекать не нужно: девять с половиной минут, как роботы. Ни шёпота, ни прелюдий, ни любовных игр. Одно и то же: толчки, тяжёлое, со свистом, дыхание, едкий запах пота и приторный – туалетной воды (хоть бы сменил), свёрнутая набок, как у курёнка, Иринина голова на подушке и тяжесть в неизменные девяносто семь килограммов сверху…

Особенно тягостны выходные. В воспитательных целях нужно строить мужа и сыновей, они упираются, строиться не хотят. А красота уходит, маша ручкой: «Прощай, Ирина! Прощай, дурочка!»
– Ирина Геннадьевна! – строго окликнул её заглянувший начальник отдела. – В последнее время вы отвлекаетесь на посторонние мысли!

Он недавно к ним устроился: спортивный, худощавый, ровесник Ирине. Она проводила его взглядом. Интересно, как у них с женой? Те же 9 ½ минут или как у тех, за соседними шторами? Однажды – о, ужас! – новый начальник приснился Ирине в утреннем эротическом сне. Хотя у неё – вот ей-богу, вот голову на отсечение – и близко в мыслях ничего подобного не было.

У меня зазвонил телефон. Ирка в кои-то веки объявилась. Протараторила, задыхаясь, будто за ней гналась стая волков:
– Немедленнонужновстретиться, явлиплавжуткуюисторию!
– А что такое?
– Я попала в лапы извращенца!

Телефон чуть не выпал из моих рук. Мобильник достался мне в наследство от сына-рокера. То есть, конечно, я взяла его временно, на день-другой, пока не куплю себе новый. Не купила до сих пор.

С моим (сыновним) мобильником хорошо топиться: крупный и тяжёлый – чтобы не всплыть, наверняка. Им можно забить мелкий гвоздик. Или использовать вместо кастета, если на улице встретится бандит. Такой универсальный многофункциональный мобильник.

Я подхватила трубку.
– После работы встречаемся в нашей кафешке, всё расскажешь.

Я не звала Аглаю. Ирка говорит, тоже не звала. Но разве мимо Аглаи проскочит хоть одно событие – очередной сюжет для очередного романа? Наша писательница тут как тут. Эффектная складчатая коричневая юбка метёт пол, винтажная старушечья кофта подпоясана стильной грязной верёвочкой. Сальные, отросшие чернотой у корней волосы забраны в хвост аптекарской резинкой.

Аглая не моет их не потому, что лень или нет горячей воды, а из принципа. Чистые, пушистые, уложенные, тщательно прокрашенные волосы – это зависимость от чужого мнения, это мещанство, это пошло и мелочно, это быть как все. Аглая выше этого. Унизительно суетиться, мыть голову, бегать по парикмахерским – всё для того, чтобы нравиться человечеству и мужчинам в частности – этим самцам, этим ничтожествам в штанах – ещё чего! Грязные волосы – это вызов, это кредо, это реющее, вернее, засаленное знамя Аглаи.

Мы сидим за кофе со сливочным ликёром. Ирка с тех пор, как мы в последний раз виделись, похудела, осунулась, побледнела – ей это идёт. Мы сурово требуем, и она рассказывает всё с самого начала. Про зряшно прожитую пустую жизнь, про одиночество вдвоём. Про подсматриваемую чужую любовь за чужими шторами, которую она засекает по часам.
Рассказывает про то, что не бывает честных женщин – есть фригидные. Нет шлюх – есть темпераментные, и против природы не попрёшь. Целомудрие – это сокровище в ларце, которое только потому остаётся нетронутым, что на фиг никому не нужно.

Наконец, вздыхая, сообщает про роковое газетное объявление.

Я с интересом рассматриваю Ирку, которой седина толкнулась в волосы, а бес – в ребро. В школе она краснела от слов «живот» и «пёрли». За своего Аркадия Петровича вышла невинной девушкой, ходили, взявшись за руки, как дети в малышовой группе. Когда у них родились сыновья, я всерьёз задумывалась: не методом ли опыления они их зачали?

В перестройку я затащила её на премьеру фильма «Маленькая Вера». И очень пожалела. Посередине фильма во время эротической сцены, когда голая Негода оседлала Соколова, во тьме зала раздался изумлённый, душераздирающий, полный муки женский крик. Кричала, как подбитая птица, Ирка. Это был крик прощания с советским девичьим стыдом. С заветной тайной двоих, с сокровенным актом, на всеобщее обозрение которого было наложено табу. С девизом «умри, но не дай поцелуя без любви». Отчаянный крик, вещающий наступление совсем другой, вывернутой наизнанку эпохи.

Я вывела из зала её в полуобморочном состоянии. У Ирки было меловое лицо, тусклый взор и блуждающая улыбка.

И вот сейчас эта Ирка смело рассуждает о темпераменте и фригидности. Ну, дела. Видно, правду говорят сексологи, что до женитьбы нужно хорошенько нагуляться обоим: и жениху, и невесте. Потому что тайное, не выгулянное когда-нибудь всё равно начнёт проявляться, сочиться изо всех пор. Потому что непременно захочется сравнить супруга(у) с кем-нибудь ещё.

– Так что с твоим сексуальным маньяком?
У Аглаи при слове «сексуальный маньяк» заблестели глазёнки. Ну что, что… Сначала всё было именно так, как представляла Ирина. Квартира, скорее всего съёмная: красные обои, красный ковёр на полу, огромная кровать под красным шёлковым балдахином. На столике цветы, фрукты, вино. Рядом с кроватью напольная ваза с икебаной: голые вицы с засохшими шишечками. Похожи на дикую японскую спирею – у Ирины такая растёт на даче.

Хозяин вышел в туго обтягивающем эластичном комбинезоне. Но он по телефону предупредил её, что будет выглядеть экстравагантно, пусть не удивляется. Немного напрягло, что сразу попросил называть его «господин». На лице у него была кожаная зубастая маска, напоминающая шлем на докторе Лектере. Маска делала голос гулким и хриплым. Ирке очень-очень захотелось убежать, но западня была захлопнута, птичка попалась.

– Девочки, мне стыдно рассказывать, что он надо мной вытворял до самого утра, – прошептала, дрожа, мучаясь и краснея, Ирка. И несмотря на неприлично жадные требования Аглаи поделиться, что именно вытворял это извращенец, типа, выговоришься – тебе же легче будет, Ирка в отчаянии мотала головой, опускала глаза и краснела как свёкла.

Разумеется, когда бежала домой, она выбросила проклятую симку. Так вообразите, этот озабоченный откуда-то раздобыл её постоянный номер. Который – о, ужас! – на правах законного супруга иногда инспектировал Аркадий Петрович! Ирина в резкой форме отказалась от встреч с «господином».

– Мы же не хотим, чтобы наш муж узнал о развлечениях горячей жёнушки на стороне? – ласково спросил её хриплый голос. – Диск в конверте, конверт в ячейке на почте. Стоит только сообщить номер ячейки мужу… Или мы предпочитаем ввести в курс происходящего почти взрослых сыновей?

Он был хорошо информирован.

Мы с Аглаей ахнули, схватились за щёки и переглянулись.
– И сколько вы уже… встречаетесь?
– Полтора месяца. Девочки, я на грани, он меня измучил. С каждым разом он всё неистовее, изощрённее, ненасытнее. Гудит в свою маску, что аппетит приходит во время еды. Я ухожу на дрожащих, подламывающихся ногах…
– Но он гадостей по отношению к тебе никаких не позволял? Типа, из собачьей миски заставлять есть? На поводке водить? Или мочиться на тебя? Или хлыстом бить?
– Нет, слава богу.
– А Аркадий Петрович? Он ничего не заподозрил?
– Этот дундук? – Ирка горько и зло плачет. – Ему хоть кол на голове теши. Сказала ему, что у нас план горит, буду задерживаться по пятницам часика на три. Он похрюкал недовольно, не поверил. Позвонил на работу.
– И что?
– Секретарша сказала, что так и есть, дескать, весь отдел затемно расходится. Я же её предупредила.
– А в плане секса – Аркадий Петрович ничего такого не заметил?
– Я же говорю: тюха, кисляй. Попыхтит свои девять с половиной минут – и спит-похрапывает. Хотя в последнее время что-то заподозрил. «Что-то не так, – говорит. – А что не так – понять не могу». Ревнует. У меня прямо душа в пятки скатилась.
– Ну, а этот… извращенец? Опиши, как он выглядит, – подпрыгивает от творческого нетерпения Ариадна. Ей необходимо знать колоритные черты будущего персонажа.
– А я откуда знаю? – огрызается Ирка. – Говорю же, он свой костюм не снимает. Выше мужа почти на голову. Поджарый, худенький такой.
– Ещё бы, если темпераментный, – вздыхает Ариадна. – Темпераментные толстыми не бывают… Слушай! – осеняет её. – Как же он свои дела делает, не снимая комбинезона?
– Ну, там всё устроено, разрезы где надо, и всё такое, – краснеет Ирка. – Да эти костюмы во всех секс-шопах висят, поди да посмотри.
– Нечего было по секс-шопам шататься, – выношу я безжалостный приговор. – Сама виновата. Клубнички ей, блин, захотелось.

Волоча ноги, с жертвенным видом Ирка в очередной раз поднималась по ненавистной лестнице. Открыла ненавистную дверь ключом, которым заботливо снабдил её «господин».
– Ты ли явилась, о, моя покорная, нежная рабыня? – прогудел из комнаты ненавистный голос. – Я приготовил на сегодня новую штучку.

Отогнув красную бархатную портьеру, в двери появилась поблёскивающая чёрным латексом фигура «господина»… Но штучку показать не успел: в ту же секунду на него обрушилась яростная атака с трёх сторон. Мы с Аглаей, неслышно проскользнув вслед за Иркой, вспрыгнули, как кошки, повисли на извращенце с двух сторон и повалили его.

По пути мы предусмотрительно прихватили с собой: Аглая из дома – медную статуэтку, а я подобрала во дворе обломок кирпича. Когда шмыгнули вслед за Иркой, пакет с орудием, естественно, впопыхах забыли в прихожей, и теперь Аглая молотила по его башке кулачком, а я – своим телефоном.

Ирка скотчем с треском вязала, блокируя его руки, и в суматохе даже частично примотала нас к нему. Извращенец напоминал блестящий кокон – скотча она не пожалела, заклеила даже рот.

Затем мы сели передохнуть.
– Ужас, на кого ты похожа, – сказала мне Аглая. – Поди умойся в ванну.

Я пошла.
– Не туда! – крикнула Аглая. – Налево вторая дверь! Там полотенчико на двери!
– А ты откуда знаешь? – подозрительно спросила Ирка.

Аглая смутилась, забормотала что-то о стандартной планировке в этих домах, но мы уже взяли её в оборот.
– А полотенчики в этих домах тоже стандартно на двери висят? Колись, ты заодно с маньяком?

Под нашим нажимом Аглая призналась, что, заинтригованная Иркиными рассказами, тайно от нас тоже побывала в этой квартире («Для достоверности сюжета, девочки, только для достоверности сюжета! Чтобы иметь представление о персонаже. И только один раз!»)

– И он тебя запросто отпустил? – не поверила Ирка.
– А кем ему меня шантажировать? Я не замужем.
– Ну и как тебе… Персонаж? – зло усмехнулась Ирка.
– Ну… Очень темпераментный, – пискнула, потупив глазки, Аглая. – Такого мужчины у меня никогда в жизни не было.
– Слушайте, мы его не убили?

Извращенец пошевелился и застонал. Ирка подскочила и от души пнула его в бок.
– Ну что, маньячок? Мы же не хотим, чтобы о твоих похождениях в свободное от работы время узнали твои сослуживцы? Сейчас у тебя всю подноготную вызнаем: где работаешь, кто друзья, кто начальник. Не удивлюсь, если у тебя жена и детишки в наличии имеются!

Извращенец энергично задёргался и замычал, вихляясь на полу, как гусеница.
– О, точно женат! Девочки, у кого есть ножик или маникюрные ножнички? Сейчас он нам всё расскажет как миленький!
– Пытать будем?
– Нет, голову от скотча освободим и маску стащим. Полюбуемся на нашего голубка.

Мокрую от пота маску стащили, и…
– А-ах!!
– Ой-ой-ой, – шептала Аглая и прижимала кулачок ко рту.
У Ирки в ужасе синхронно росли, ширились и округлялись глаза. И когда увеличиваться было уже некуда, они всё равно продолжали расти и увеличиваться. Перед нами сидел всклокоченный, измученный, в ссадинах и кровоподтёках, Аркадий Петрович, хватая ртом воздух.

Долго ли Ирка с мужем дома разбирались – о том неизвестно. Как она сумела оправдаться – тоже покрыто мраком. Не развелись – и слава богу. Сошлись на том, что оба виноваты.
– Как ты узнал, что это я подала объявление?
– «Ищу любви, любви ищу я», – процитировал Аркадий Петрович. – Ты даже не замечала, что вечно тихонько под нос это мурлычешь.

Его, в свою очередь, возмущало, как можно было не узнать собственного мужа? Ну что фигура показалась худой – понятно. Обтягивающий костюм упаковал брюшко и жирок, как корсет. А что ростом на голову выше – у страха глаза велики, но не настолько же?

– Слушай, – сказала Ирина после незабываемого, улётного супружеского примирения. – Факт остаётся фактом: я тебе ни с кем не изменила. А вот как тебе… Аглая?
– Ничего девочка, – хмыкнул Аркадий Петрович. – Попка у неё такая… Белая, пышная, аппетитная, как сдобная булочка. Даже не подумал бы: с виду ваша Аглая доска доской.
– Негодяй! – закричала Ирина, вскакивая и запуская в него подушкой.
– Да не было у нас ничего, ей-богу. Я ей юбку задрал и всыпал по мягкому месту. Удовлетворил по полной её творческое любопытство. Выдернул вицы из вазы – вполне сошли за розги. Охаживал, а она визжала, как поросёнок. Разве она вам не рассказала?
– Нет. Сказала, что ты ну оч-чень темпераментный мужчина. И что у неё такого секса никогда в жизни не было.

Но ведь она и не соврала, правда?