Мать моя всю жизнь не работала, добилась пенсии за своего погибшего на фронте отца – получала прилично. А отец работал водителем на консервном заводе. Все деньги отдавал ей. Куда она их тратила, неизвестно. За огородом она всегда следила, но готовить не любила. Поэтому поесть дома было проблемой. Кажется, всё есть в огороде, а стол пустой.

У матери были две сестры, но ни взаимопонимания с ними, ни дружбы, одна злоба. Вечно грызлись между собой. Завидовали нам, что всё у нас имеется, что дом новый строим. Вот отец и предложил одной из моих тёток поменяться домами. Та согласилась, но вражда так и осталась.

Мне было уже четыре года, когда родилась сестра. Тут и началась моя «весёлая» жизнь. Меня заставляли смотреть за ней, я часто получала подзатыльники. Отец меня любил, но я всё равно ревновала: вот качает он сестрёнку на коленке, а мне обидно, я ведь тоже хочу и покачаться, и посмеяться. А у него времени на меня уже не остаётся. Работа, работа. Деньги надо зарабатывать. Как уедет с утра, так и пропадает до самого вечера. Ну не тянуло его домой и всё тут. Мать он никогда не звал по имени, только «она». Он и сам не знал, почему женился на ней, как его занесло в этот брак. С возрастом я услышала версию, что мать отца приворожила.

В 11 лет я всё уже сама делала по дому. Жили, как в сказке «Морозко». Сестра – родная дочь, а я падчерица. Целыми днями копалась в огороде, а по вечерам на кухне готовила. А сестра забежит, на ходу хвать что-нибудь со стола – и бежать. Я ругаться, а мне за это от родителей оплеуха и брань. Так обидно! Но старалась, чтоб слёз моих никто не видел. А с утра чуть свет надо, например, убрать тяжёлые стройматериалы и покрасить новый забор. Ничего делать не хотелось, только бежать, но куда? Чувствовала себя убогой и никому не нужной. Сама научилась рисовать. С 16 лет стихи писала. Даже в газете печаталась. На нервной почве у меня начало портиться зрение, но вылечили.

После окончания школы пошла работать завхозом. Тогда мать начала меня гнать со двора. Родни у меня хватало, да никому я не была нужна. Мать ненавидела меня, везде чернила и выставляла перед всеми, что я такая-сякая, а вот её младшая дочь – красавица писаная. А ещё мать бесило, что вокруг меня парни так и вились, а сестру не замечали. Потом стали появляться у сестры бородавки, много. Мать пошла к колдунье, та сказала, что только я могу помочь: нужно читать одну молитву, но наоборот. Потом только я узнала, что это сатанинская молитва. Всё у сестры прошло, но отпечаток колдовства лёг на меня.

Я собрала вещи и уехала из проклятого дома, где меня никто не любил, от фашистки-матери, от всего сатанинского. Только бабушка плакала, как я буду одна. Не повезло ей: все сыновья умирали при рождении, а дочери выросли злыднями. Сама бабушка золотой человек была. С ней я могла говорить на любые темы.

Пошла я учиться на фрезеровщика. Там меня приметили, перевели в профком, где я ещё занималась и художественным оформлением. Потом устроилась в ДОСААФ художницей. Сняла жильё у хорошей женщины, там уже жили три девушки. И повадился к нам в гости один мой знакомый – Володя. Потом соседка позвала нас на свадьбу в свою деревню. Обратно мы на автобус опоздали, а Володя жил как раз в этой деревне и пригласил меня к себе. А дома с порога родителям и говорит:
– Принимайте невесту!

Поженили нас. Родился первенец, Ромка. Пока я была в больнице, муж пригласил мою подругу и переспал с нею. Ну как с таким жить? Переехала обратно к садистке-матери. Ну а к кому ещё? Думала, может, она что-то поняла, изменилась. Ведь родная кровь. Но нет:
– Это надо же такого золотого мужа бросить!

Бабушка моя родная! Ей было 105 лет. Туалет на улице, но она с палочкой добиралась до него. А за столом еле держала кружку с молоком. Есть-то трудно без зубов. Мать сует ей что-нибудь, а бабушка от расстройства быстро взять не может. Мать кричит:
– Да когда ты только сдохнешь? Надоела!

Вот сидим мы на кровати, по щеке бабушки катится одинокая слеза. И бабушка шёпотом просит Бога забрать её.
– Внученька, я вот получу пенсию, матери твоей не отдам, купи себе пальтишко.

Но пальтишко мне не пришлось купить. Бабушка отмучилась и тихо умерла в своём закуточке – наверное, в последний момент боялась, что дочь-фашистка опять ругать будет, что не успела пенсию свою получить.

После смерти бабушки дома совсем невыносимо стало. Думала, может, к тётке жить перейти. Она одна, буду ей помогать, всё веселее. А тут слышу случайно, как тётка моей матери говорит:
– Да гони ты её поленом!

Я обомлела. Выхожу в горницу:
– За что меня поленом?

Развернулась и ушла, а слёзы градом катятся. И они меня вслед поносят на чём свет стоит.

Пришлось мириться с мужем. Сняли с ним жильё, а оно холодное. Сыну там нельзя. Увезла его к деду, тот внука любил, да и мне тайком от матери помогал. Муж у меня не работал, родители его содержали, а мне пришлось работать на рынке.

В 1982 году родилась дочь Ира. Надо было устроить детей в садик, но сын отказывался туда ходить. Закатывал истерики и просился к бабушке. Как он у меня – у него всё болит, хотя врачи ничего не находят. Зато у бабушки скачет как козлик. Потом я узнала от соседей, что моя мать внуку говорила, что я плохая и могу сделать ему больно. У него началось отчуждение ко мне.

Мужу дали комнату в коммуналке. Но скандалы наши не прекратились. А потом пошли драки. И вот однажды муж так меня приложил, что пришлось вызывать милицию. И милиция меня же обвинила! Был суд. Не знаю, чем бы всё закончилось, если бы не знакомый юрист. Отделалась штрафом. Естественно, развод. После того как сын пошёл в первый класс, бывшего мужа я не видела. И алиментов тоже.

Ну за что мне всё это? Чем Бога прогневила? Ни родни, ни близких, никто меня не поддержит и не поможет, как выжить? На мужиков уже и смотреть не могла. Но тут познакомилась с молодым лейтенантиком. Появилось у меня какое-то чувство.

Стали жить. Потом он начал выпивать. Хотела его оставить, так он сам пошёл и закодировался, чтоб я его не бросила, и расписался со мной. Направили его служить в Мурманскую область. Там дали «двушку». Я решилась поехать к нему. Куда меня занесло? Кругом сопки, всё голо, настроение на нуле. Плакала без конца. Работы нет. Пошла работать в кочегарку. Потом пришло Юре, моему мужу, письмо от бывшей. Что уж она там писала, не знаю, но он вешался. Остался жив, но стал пить и руки распускать.

Отец вышел на пенсию, и мать моя «съела» его: как так – не работает, денег не приносит! Вскоре папа умер.

Юра хотел своих детей. Но у меня дважды случилась внематочная беременность, впадала в кому, еле выжила.

Муж отправил меня в отпуск домой. А там больших подарков ждут. Думали, наверно, что, раз живу на Севере, большие деньги имею. Хотела матери рассказать о своих проблемах, о том, что пережила, а она мне:
– Завтра расскажешь!

Смотрю, она уже спит. Жива я или нет – всё равно. Обратилась там в женскую консультацию. Ничего не нашли. Только одна знахарка сказала, что это у меня отпечаток того старого колдовства.

Когда вернулась к мужу, были снова скандалы, ругань, побои. Его начальство знало обстановку в нашей семье, и Юру перевели в Читинскую область. Ведь если бы он не уехал, то точно убил бы меня, чтобы другому лейтенанту не досталась, а может, и кому выше чином.
– Ты не женщина, даже родить не можешь! – на прощанье сказал он мне.

Развод. Облегчение.

Потом умерла моя фашистка-мать, и я решила съездить в родительский дом. Но тётки меня не пустили. И тогда ночью с фонариком я пробралась туда тайком. Ничего мне не надо было, хотела только забрать свой школьный портрет.

Из военной части перебралась жить в город. Устроилась киоскёршей. Купила жильё. И моя жизнь стала налаживаться. Пока мать была жива, цветы у меня дома не приживались, а с тех пор как её не стало, зелени в моей квартире полно, всё цветёт.

Мои родственники, наверно, думали, что я пропаду. Нет! Выжила всем смертям назло. И ненависть их буду помнить всю оставшуюся жизнь.

Дети мои выросли. Дочь школу окончила с серебряной медалью, в Питере живёт. Сын рядом, в одном городе со мной. Служил в десантных войсках, затем в мореходке учился, а пошёл работать в полицию.

Я не нашла себе друга, на которого могла бы положиться – видно, не судьба. Да я уже и боюсь что-то менять в своей жизни. Садистов мне больше не надо.