С детства Серёжа любил паломничать. Случайная встреча со старцем Николо-Угрешского монастыря, митрополитом Макарием (Невским), отложилась в памяти навсегда. «Помолись за меня! – сказал ему убелённый сединою человек. – Тебе предстоит великий, но тяжёлый путь». Позже в Дивеевском монастыре скромного подростка заприметила блаженная старица Мария Ивановна: «Смотрите, смотрите, владыка к нам пришёл! Поставьте его калоши отдельно. Владыка, владыка пришёл!»

Сергей Михайлович Извеков родился 23 июля 1910 года в калужском селе Кобылино в семье рабочего-механика и домохозяйки. Детство его прошло в подмосковном Богородске (ныне Ногинск). Все многочисленные братья и сёстры Серёжи, кроме старшей – Маши, умерли в младенчестве. Когда он родился, отчаявшаяся мать дала обет: если дитя выживет – посвятить его Богу.

Едва научившись ходить и говорить, Серёжа стал петь на клиросе и иподьяконствовать. В 13 лет музыкально одарённого мальчика взяли в архиерейский церковный хор, а 15-летним подростком он уже работал регентом в нескольких московских храмах. Два года спустя, 4 октября 1927 года, постригся в монахи, получив новое имя – в честь святого Пимена Великого. Тезоименитство – 9 сентября (27 августа по старому стилю).

Начинались тяжёлые времена. Священники лишались жилья и земли. Закрывались и разрушались храмы и монастыри, шли аресты неугодных власти священников. Многие уходили из Церкви, оставались лишь лучшие и самые верные. Став иеромонахом, 20-летний Пимен прекрасно понимал, что его ждёт.

В первый раз его арестовали в апреле 1932 года во время кампании по ликвидации монашеских общин. На допросах он твёрдо стоял на своём: «Исповедую веру во Христа, антисоветской агитацией никогда не занимался и не собираюсь!» На этот раз Пимена и ещё нескольких молодых батюшек пожалели и отпустили. И в том же году его забрали в Красную армию. До декабря 1934 года он служил в 55-й конной бригаде в белорусском городе Лепеле. Армейские годы пошли на пользу: иеромонах получил образование фельдшера и ветеринара, и это очень пригодилось ему в последующие лихие годы.

Демобилизовавшись, Пимен служил в храме Богоявления в Дорогомилове. В 1935 году он стал одним из персонажей картины «Русь уходящая» живописца Павла Корина. На полотне изображался крестный ход, состоявший из лучших людей церковной России – священников, митрополитов и патриархов. 25-летний иеромонах изображён в первом ряду в полный рост. Создаётся впечатление, что художник пророчески увидел в нём подлинный лик церковной России.


В начале 1937 года Пимена вновь арестовали по надуманному предлогу и осудили на три года «исправительных работ». Его отправили в Дмитлаг – строить канал Москва – Волга. Как ветеринару поручили следить за здоровьем работавших на строительстве лошадей. Но когда одна из его подопечных внезапно умерла из-за непосильного труда, его обвинили в «умышленной порче лошади» и добавили срок.

В 1938 году, когда канал был построен, заключённого Извекова выслали в Узбекистан. «Пришлось рыть каналы, тяжко было!» – позже вспоминал об этом времени Пимен. Год спустя начальники вспомнили о его профессии и даже назначили санитарным инспектором.

Войну Пимен встретил в Андижане в должности заведующего Домом санитарного просвещения. Летом 1941 года его мобилизовали. Воевал он долго и честно, побывав разведчиком, заместителем командира роты, помощником начальника штаба по тылу и даже адъютантом командира дивизии.

Много лет спустя Пимен порой вспоминал о настоящих чудесах, случавшихся с ним на фронте. Один из таких случаев произошёл в конце мая 1942 года, когда в ходе Второй Харьковской битвы полк, где служил лейтенант Извеков, попал в окружение и оказался в таком кольце шквального огня, что все люди, казалось, были обречены на неминуемую гибель. Вспомнив, что среди них воюет настоящий иеромонах, солдаты попросили: «Батя, помоги! Молись! Куда нам идти?»

У Пимена в кармане была иконка Божьей Матери. Поставив её перед собой, начал истово молиться, и к нему присоединились многие из находившихся неподалёку бойцов. И вдруг икона словно ожила, возникло видение Божией Матери. Богородица протянула руку, указав тропинку, по которой можно пройти и спастись. Все, кто послушались совета, действительно вышли из окружения живыми.

В другой раз Пимену поручили доставить командованию пакет со срочным донесением. Поскакал на лошади, которой какой-то шутник дал имя Судьба. Дорога лежала через лес. Посыльный прибыл в часть и вручил пакет. Его спросили: «Ты как сюда проехал?» – а когда он объяснил, у офицеров глаза на лоб полезли: «Да ты что, не может быть! Оттуда невозможно приехать, там всё заминировано!»

В июле 1942 года старший лейтенант Извеков был контужен. В момент взрыва авиабомбы он прикрыл собой двух совсем ещё молодых солдат и получил тяжёлый компрессионный ушиб позвоночника, который последующие годы аукался ему хроническими болями в спине. Четыре месяца провёл в госпитале, затем вернулся в строй и, побыв несколько месяцев в резервной роте, снова участвовал в кровопролитных сражениях. В апреле 1943-го его снова контузило. А во время августовских боёв он был тяжело ранен, и после длительного лечения в госпитале его отпустили домой на поправку здоровья, выдав справку о временном освобождении от военной службы.

Говорили, что его, скорее всего, комиссуют. И не только по состоянию здоровья, но и потому, что с 1943 года власти резко подобрели в отношении представителей Церкви, освободили из лагерей многих уцелевших священников, а некоторым воюющим на фронте батюшкам даже было разрешено вернуться к мирной жизни и возглавить вновь созданные приходы. Пимен очень надеялся вернуться к священнослужению и после лечения и побывки не пришёл в военкомат, чтобы решить окончательно вопрос: продолжать ли ему воевать или быть освобождённым от военной службы.

Осенью 1944 года иеромонаха задержали в Москве и отдали под суд, обвинив в «дезертирстве». Суд приговорил его к 10 годам исправительно-трудовых лагерей с лишением воинского звания и наград.

С марта 1945-го осуждённый Извеков пребывал в печально известном Воркуто-Печорском лагере, в котором люди тысячами гибли от холода, голода и тяжких работ. Впрочем, ему, можно сказать, повезло. Вспомнив о ветеринарном прошлом Пимена, ему разрешили жить в бараке хозяйственного назначения и поручили лечить больных животных. А в сентябре того же года осуждённому улыбнулась судьба. Была объявлена амнистия для участников войны в честь победы над Германией, и его освободили. Это фактически спасло ему жизнь.

Едва выйдя из лагеря, Пимен на полгода угодил на больничную койку – у него обнаружили туберкулёз позвоночника. А в марте 1946-го он, подлечившись и слегка окрепнув, уже вернулся к священнической деятельности. Впоследствии ему вернули награды и воинское звание.


В послевоенные годы Пимен служил в Муроме, Одессе, Ростове-на-Дону и Рязани. Был наместником Псково-Печерского монастыря, а затем возглавил Свято-Троицкую Сергиеву Лавру. В ноябре 1957 года он стал епископом, затем был назначен управляющим делами Московской Патриархии. В 1960-е годы был митрополитом Ленинградским и Ладожским, а также Крутицким и Коломенским. А когда в 1970 году умер патриарх Алексий (Симанский), Пимен стал его преемником.

Некоторые считают фигуру патриарха Пимена противоречивой и припоминают ему «прогибы» под власть. Например, его указ, согласно которому во время эпидемии холеры в СССР в храмах запрещалось прикладываться к иконам и крестам и принимать Святое Причастие. Или его отказ ответить на «Великопостное письмо» Александра Солженицына, в котором писатель осуждал церковный конформизм и призывал открыто противостоять государственной политике атеизма.

Патриарх старался по возможности не обострять отношения РПЦ с властью, проводя лояльную политику и идя на компромиссы. Но упрекать его в этом не стоит. Открытое противостояние властям только осложнило бы жизнь Церкви и могло привести к новым гонениям. К тому же до самой горбачёвской перестройки Пимен жил в положении человека в золотой клетке – его выступления подвергались строгой цензуре, на него всячески давили председатели Совета по делам религий, и даже передвижения патриарха по стране были ограничены жёсткими запретами. Но когда предоставлялась возможность, Пимен чётко обозначал свою позицию. Поддержал опального епископа Феодосия (Дикуна), открыто выступавшего против вопиющего бесправия Церкви, и демонстративно возвёл его в архиепископский сан. А однажды и сам написал письмо, адресованное власти, в котором с горечью высказал наболевшее. От прочих выяснений отношений он устранялся и предпочитал заниматься своим непосредственным пастырским делом. Искренне считая, что без Христа и веры православной – России не будет.

Многие из лично знавших Пимена вспоминают его как великого молитвенника, замечательного пастыря и хранителя святоотеческой богословской традиции. Как мудрого человека с добрым взглядом и проникновенным голосом, скромного, ранимого и очень требовательного к себе. И ещё – как приверженца древних традиций, убеждённого, что РПЦ во что бы то ни стало должна сохранить юлианский стиль и церковнославянский язык.

При миротворце Пимене были сняты древние клятвы (анафемы) со старообрядцев и их перестали считать еретиками. А также канонизировали таких знаменитых святых, как Димитрий Донской, Андрей Рублёв, Максим Грек, Ксения Петербуржская, Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник и патриарх Тихон. И многих других, без имён которых ныне трудно представить себе православные святцы.

В последние годы жизни патриарха отношения Церкви и верховной власти потеплели. Горбачёв лично встретился с Пименом и членами Священного Синода и торжественно сообщил об отказе от политики государственного атеизма. Стали возвращаться святыни, открывались храмы и монастыри, появилась возможность полноценно осуществлять просветительское и духовное служение. Верующих людей становилось всё больше. 1000-летие введения христианства на Руси объявили общенациональным праздником. А Пимена даже избрали народным депутатом СССР. Впрочем, старому и больному патриарху было уже не до политики.


Проповеди Пимена были яркими и интересными и брали за душу. Из них мог бы получиться отличный многотомный сборник для духовного просвещения. А в душе патриарх был поэтом, оставив целый сборник неизданных стихотворений. Многие из них являлись по сути молитвами:


А ещё он на досуге писал картины и иконы, вышивал облачения и митры. В последние годы, когда патриарх уже тяжело болел и плохо ходил, посетители видели, как он что-то быстро прятал. Позже выяснилось, что Пимен вышивал иконы на пяльцах.

К такому человеку не могли не тянуться люди искусства. Особенно близкие, дружеские отношения у патриарха сложились с Муслимом Магомаевым и его женой Тамарой Синявской. Подружились они, ещё когда Пимен был епископом. Близко дружили много лет, приезжали друг к другу в гости. А когда однажды Магомаев завёл разговор о разности религий (он считал себя мусульманином), Пимен его успокоил: «Все мы – дети Бога!»


Была в жизни патриарха и такая сторона, о которой говорить не принято. Избравший монашеский путь как бы умирает для мирской жизни, и перед ним навсегда закрывается возможность завести семью, и дозволяется любить только духовно и безстрастно. Пимену же довелось полюбить по-настоящему.

Весной 1960 года опальный митрополит Николай (Ярушевич), чувствуя, что жить ему осталось недолго, попросил архиепископа Пимена взять шефство над его крестницей и духовной дочерью, познакомив его с 30-летней Лидией Стрельниковой.

Красивая, улыбчивая и доброжелательная Лида сразу запала в душу 50-летнего епископа. Никто не знал, как гнетут его одиночество и болезни, как нуждается он в ласковом участии и добром слове, а она – почувствовала это и морально поддержала, обогрела его теплом своей души. Между ними завязалась дружеская переписка, впоследствии перешедшая в любовную. Когда Лида однажды тяжело заболела, Пимен присылал ей нежные, ободряющие записки. Выздоровев, она отправила ему письмо с признанием в любви. С тех пор каждый год 28 сентября Пимен поздравлял Лидию: «Сегодня наш дорогой день! День, который принёс радость, и в моей осени засветило весеннее солнышко…»

Он уже не мог скрывать свои чувства: «…Я часто думаю о том, что как хорошо родство душ и как хороша возможность ощущать близкого, дорогого человека, и какое большое наслаждение в жизни даёт такое ощущение!», «Очень хочу, чтобы ты была самая счастливая на свете в продолжение всей жизни».

Пимен мучительно переживал из-за того, что их отношения могут испортить Лиде жизнь, ведь они не только не имели возможности создать семью, но и даже показаться на людях вместе. Но Стрельникова была согласна и на такие, скрытые от всех отношения, на тайные переписки и конспиративные встречи, о которых украдкой начинало шептаться ближайшее окружение патриарха.

Он называл её Солношулечкой и Чудесулечкой, а она его – Роднулечкой. Со временем Лидия Васильевна всё чаще гостила в патриаршей резиденции и на его подмосковной даче и даже ездила с Пименом отдыхать в Одессу. Нам же остаётся только догадываться – осталась ли их любовь чистой и платонической или же было нечто большее. И не нам их за это судить.

В октябре 1987 года у Пимена обнаружили рак, но от операции он отказался. Лидия с болью в сердце наблюдала, как медленно угасает любимый человек, которого в последние годы его жизни она уже почти не могла посещать. До последнего своего часа патриарх находился в сознании и пытался решать церковные дела. 3 мая 1990 года Пимен тихо отошёл в вечность в своей рабочей резиденции в Чистом переулке. Лидия Васильевна пережила его на 11 лет. Причиной её смерти также стала онкологическая болезнь.

Патриарха торжественно похоронили в любимой им Троице-Сергиевой лавре, в склепе Успенского собора, рядом с могилой его предшественника, патриарха Алексия. Та же, которую он так любил, упокоилась на безвестном кладбище в Белоруссии, где Лидия провела последние месяцы своей жизни.