Вот уже 35 лет я сочиняю стихи как для детей, так и для взрослых, и делаю это почти ежедневно. Пишу где только можно – в лесу, когда ищу грибы и ягоды, на рыбалке, на диване, на кухне, в ванной и, простите, даже в туалете.
Ложусь спать, а на табуретку рядом кладу тетрадь, ручку и карандаш. Бывает, просыпаюсь – и… Вернее так: стройная Муза будит меня сладким поцелуем, нежно обнимает, прижимает к пышной, мягкой груди, и тогда я беру шариковую авторучку или твёрдый простой карандаш и начинаю сочинять, хотя на часах только три-четыре утра.

Но если не запишу возникающие в голове строчки, буквально через пять минут они выветриваются из моей памяти, проверено годами. Да, к сожалению, память у меня уже плохая, хуже девичьей.

С чтением своих произведений я уже выступал в детских садах, школах, библиотеках и даже в больнице нашей области.

Как-то даже хотел напечатать сборник стихов, обратился в нашу местную литературную организацию, но там мне ответили: дескать, в связи с низким художественным уровнем текста рукопись к изданию за счёт областного бюджета не рекомендуем.

Что ж, согласен, я и сам ставлю себе оценку «три с минусом». Но тут должен заметить, что я всё-таки не Александр Пушкин, не Сергей Михалков, не Агния Барто, не Корней Чуковский, не Алексей Максимович Пешков (Горький), не Лариса Рубальская, не Владимир Маяковский, не Иван Андреевич Крылов, не Владимир Семёнович Высоцкий, не Сергей Есенин, не Георгий Иннокентьевич Замаратский, не Эмиль Золя, не Николай Носов.

Но наши-то городские газеты всё же печатают мои стихи, и на различных конкурсах я получаю призы. Спросил литераторов: что вы на это скажете? Те в ответ лишь промолчали.

Но рассказать хочу только об одном своём стихотворении, которое называется «Доченька, доченька». Оно посвящено моей родной биологической доченьке Наталье Владимировне. Ей уже 28 лет, из них 25 я её, к сожалению, не вижу. И никакой переписки не ведём – по приказу её матери Любови Викторовны.

«Не пиши нам, всё равно отвечать тебе не будем», – заявила Любовь Викторовна в письме моей матери в далёком 1989-м. Вот я и не пишу, к великому сожалению. 15 лет я платил на дочь алименты, теперь уже и сам могу подать на алименты, чтобы она мне платила.

Так вот, я пишу это своё стихотворение «Доченька, доченька» уже лет двадцать и буду писать, пока живу. На сегодняшний день сочинил 45 четверостиший.

Однажды я читал, вернее, пел это стихотворение – на мотив песни Ольги Воронец «Дочери, дочери» – на детской площадке общеобразовательной средней школы у нас в городе. Дети были разновозрастные и, к сожалению, никак не отреагировали на мои стихи. А вот воспитательница ревела, нет, рыдала – от начала до конца. Я и сам тайком вытирал слёзы, ведь эти строчки про мою доченьку Наташонок. Неужели мы с ней больше никогда не увидимся? Можем идти навстречу и не узнать друг друга. Или она приедет ко мне только на кладбище?

Или вот ещё случай с этим самым стихотворением. Выступал я как-то в общеобразовательной средней школе одного посёлка нашей Иркутской области – пел одиннадцатиклассникам «Доченьку, доченьку». Так пять школьниц сидели за партами и плакали, и я вместе с ними. После обеда снова выступал в той же школе, только теперь в спортивном зале. На встречу со мной собрались почти все ученики.

– Спойте, пожалуйста, это ваше стихотворение «Доченька, доченька» первым! – попросили меня школьники. И я спел.

А ещё помню, лет двадцать назад выступал со своими стихотворениями в нашем городе, в школе рабочей молодёжи, в которой и сам учился в далёком 1975-м, – тоже перед учениками выпускного класса.
– А у вас есть стихотворения и частушки про любовь? – спросили меня школьники.

– Есть! – ответил я и подряд, два урока и две перемены, читал и пел им свои произведения – принимали на ура!
В конце нашей встречи одна одиннадцатиклассница подошла ко мне и сказала:
– Женитесь на мне!

Я чуть сквозь пол не провалился от столь неожиданного предложения. Ничего ей не сказал, промолчал. А теперь думаю: надо было тогда ответить взаимностью…

Как же я хочу спеть стихотворение «Доченька, доченька» лично моей дочурочке Наташеньке при встрече, конечно, если она вообще когда-нибудь состоится на нашей планете Земля!

В общем, подводя итог сказанному, выношу твёрдый и уверенный вердикт: я буду сочинять и писать стихи, какими бы они ни были и несмотря ни на что, – пока дышу, пока живой.