Мне 42 года, у меня муж, трое детей, свой дом. Долгие годы мы строились, отказывали себе во всём. И пока были трудности, с мужем жили неплохо. Но когда муж стал больше зарабатывать, вроде жить бы да радоваться, а в него словно вселился бес. Из добродушного стал агрессивным, я стала его раздражать, он начал скрывать, какая у него зарплата. Кстати, он непьющий, но мог в трезвом уме избить меня с такой ненавистью, просто без причины, только найдя повод: например, если повысила голос в ответ на его крик, если песню напевала в доме… Я была в шоке от таких «новинок» мужа и подала на развод.
Дату развода в суде назначили, душа моя тряслась от обид и боли. И чтоб как-то отвлечься, я без раздумий согласилась сделать операцию на ноге – у меня варикоз. Хотя заболевание было не запущенным, всего две шишечки, и можно было обойтись курсом уколов. Но врач мне об этом не сказал, предложил операцию. И я ответила:
– Да! Я готова!
Я даже хотела боли физической, чтоб хоть как-то отвлечься от боли душевной. Ещё в кабинете у врача спросила:
– Сколько это будет стоить?
– Нисколько, – ответил он. – У вас операция по направлению, плановая.
– Но всё же как-то… в качестве благодарности, – пыталась я узнать сумму.
– Ну, можете послать благодарность в Министерство здравоохранения, – отшучивался он.
Да уж, «благодарность» к нему я буду испытывать всю жизнь, содрогаясь от ужаса. Но это будет потом. А тогда, сидя в кабинете, я ничегошеньки не боялась, просто знала, что у нас на Юге ничего без взяток не делается, везде и всюду требуют деньги, начиная с роддома и кончая справкой о смерти. «Ну ладно, – подумала я. – Может, этот доктор – исключение из правил и мне повезло?» Знала бы я, как мне «повезёт», убежала бы оттуда, как партизан от гестапо.

А тогда, собрав пакетик с вещами и прикупив по пути чай и сахарок, бодро пошла ложиться в больницу. Даже душевная боль моя чуть притупилась. Устроившись в палате, из разговоров женщин узнала, кто сколько платил за такую же, как у меня, операцию. Кто 100 долларов, кто 10 тысяч тенге (примерно 2100 рублей. – Ред.), но не меньше. В душе возникло беспокойство – вдруг что-то не так будет со мной?
– Но ведь мне сказали, что ничего платить не надо, – говорю я соседкам.
Смотрят как на дуру.
– Ты где живёшь? Разве в нашем городе что-то делают без взяток?
Мне стало не по себе. Я взяла с собой только около 7 тысяч тенге (около 1,5 тысячи рублей. – Ред.) на мелкие расходы.
– А пять тысяч хватит им?
– Пять? Да ты что? Меньше десяти никто не даёт, и плюс две тысячи анестезиологу.
Да, думаю, влипла.
Но так не хотелось мне звонить домой и просить у мужа денег! Я решила – будь что будет. Ведь, в конце концов, я спрашивала врача про деньги, он сам от них отказался ещё в кабинете.
Утро. На ногах мне рисуют зелёнкой предполагаемые разрезы. Потом врач выходит в коридор. Я прыгаю с кровати, бегу за ним. Он уже в другой палате. Нервно жмусь в ожидании. Не умею я давать эти взятки. Ну как давать деньги человеку, который сам глядя в глаза говорил, что не надо? Выходит, подходит ко мне. Я что-то бормочу и протягиваю ему свёрнутую купюру, 5 тысяч тенге (2 тысячи оставила для анестезиолога). Он не глядя берёт и быстро прячет в карман.
Да, наивная я дура. Ладно, фиг с ними, с деньгами. Фиг с ним, с разочарованием в докторе как в человеке. Мне не до того! У меня боль душевная, которая носит имя моего мужа, у меня скоро бинты и ходьба с палочкой.

Голую и беззащитную меня везут на каталке. На голове – дурацкая зелёная шапочка. Девушка-анестезиолог обещает сделать два укола в позвоночник – и мои ноги не будут чувствовать боли. Вместо двух положенных делает четыре, растерянно приговаривая:
– Сейчас, сейчас всё получится…
Молоденькая, лет двадцать с хвостиком, наверное, чья-то дочка, раз устроилась в областную больницу, ведь здесь всё через связи. А в медицинской академии у нас учат так, что сами студенты говорят: «К таким врачам не дай бог попасть». Я ведь этой девушке до операции говорила, что у меня проблемы с позвоночником, защемление нерва – именно того, который «отвечает» за левую ногу, которую надо оперировать. Видимо, из-за этого и сложности… Тут мой «милый» хирург, молодой высокий мужчина с золотой цепочкой и крестиком на шее, делает надрез. Мне очень больно, слёзы градом.
– Я ведь всё чувствую!
Доктор помедлил. Ещё надрез.
– Да вы что? Я не могу так, это же наживую!
Слёзы заливали лицо. Почему меня режут без наркоза? Мне очень больно. Врач спрашивает анестезиолога:
– «Этот» (название препарата не помню) вообще действует?
– Действует, – отвечает она. – Только медленнее, чем импортные, он же наш, чимкентский.
– Ну, подождём немного, – нехотя решает хирург.
Опять надрез. Я уже ору:
– Да не смогу я так, сделайте ещё какой-нибудь укол, у меня нога всё чувствует!
Врачу неохота ждать, пока подействует «наш чимкентский» препарат, он переглядывается с анестезиологом, и она делает укол в вену. Кстати, не спрашивая вес, и нигде я до этого не взвешивалась – а ведь знаю, что доза общего наркоза рассчитывается в зависимости от массы тела.

И вот я мгновенно полетела с дикой скоростью по вращающимся туннелям и лабиринтам. Чёрный космос. Нет нигде ни верха, ни низа, ни права, ни лева. Кругом кромешная тьма, пустота. И в то же время я ощущаю, что лечу в этой чёрной пустоте со скоростью света очень долго и безгранично далеко. Никого нет. И я абсолютно одна в этом космосе. Не знаю, кто я, есть ли кроме меня кто-то ещё. Чёрный, чёрный как сажа космос. Абсолютная темнота. И такой дикий страх одиночества в этом космосе, что страшней этого нет ничего. Ужас вокруг меня. Эта тьма, и одиночество, и дикий всеобъемлющий страх. Это непередаваемо.
Всё это продолжалось вечность. Как я мучилась в этой тьме – не пожелать вообще никому, даже врагу. Мне показалось, я была на обратной стороне Луны, где непроглядная тьма и ужас. Но вот – свечение. Не яркое. Я начала постепенно вплывать в наш мир – из космоса в палату, и назад в космос, и вновь в наш мир. Как тут всё странно: тумбочки в палате круглые и колышутся, лица людей размыты… Вдруг начинается страшный приступ удушья, воздуха нет! Я кричу, бьюсь в истерике, пытаясь голая с зашитой ногой (13 швов) куда-то бежать. Рыдаю так, что после была похожа на китайца, так распухли веки. Кричу диким криком:
– Воздуха!
Плохо мне неимоверно. Бесконечные слёзы, душевная боль давит как танк, и нет ей предела, и нет выхода. Уже чуть-чуть придя в себя, сквозь слёзы нажимаю кнопку на сотовом телефоне – быстрый вызов мужа, и кричу ему:
– Это ты всё сделал! Ты виноват во всём, что со мной сейчас творится!
Виновата, конечно, была анестезиолог, которая вколола мне чёрт знает что или сделала передозировку. Я поняла, как умирают наркоманы, это очень страшная смерть. Неимоверные душевные страдания плюс удушье. Ну а муж, конечно, был причиной того, что я вообще туда попала, в эту больницу.
Видать, то, что я орала в трубку, подействовало, и к вечеру приехали муж со старшим сыном. Я уже притихла, только слёзы ещё лились сами собой, и говорила с трудом, язык не слушался. Страшна была, как урод. Муж сел на стул в метре от кровати, минут пять посидел как истукан немой, ноль реакции, не подошёл, не дотронулся, ни слова не сказал и ушёл. Единственное, что я сама в тот момент сказала сыну: «Никогда, никогда не пробуй наркотики, это очень страшно».
К вечеру зашёл ассистент врача, посмотрел язык зачем-то. Я еле-еле, очень медленно смогла спросить его, когда же это состояние закончится. Ответил:
– К ночи пройдёт.

А на следующий день врач даже не подошёл ко мне, хотя к другим заходил. Надо было делать первую перевязку, я еле-еле шла на костылях по коридору, плакала и кричала:
– Что? Денег мало дала? Так надо было мне говорить, когда спрашивала, надо вообще повесить прейскурант в коридоре, а не мучить так людей и выказывать своё пренебрежение!
На шум врач вышел из ординаторской, и я увидела в открытую дверь, что он играл на компьютере, вместо того чтоб присутствовать на первой перевязке. Ну, Бог ему судья. Только зря он крестик носит, разве он христианин? Мясник. А швы какие уродливые сделал! Нижний вообще до сих пор гниёт, и нитка торчит, хотя три года прошло. А ещё заявил мне в палате после операции:
– Можно было косметические швы сделать, ничего не было бы видно, но это долго возиться. Да и зачем вам? У вас уже трое детей, что вам – замуж выходить или мини носить?
Да ему ли решать? Можно ведь было до операции предупредить, что есть такая возможность, столько-то стоит. И про уколы, излечивающие варикоз, ничего не сказал до операции. А после я узнала, что можно сделать несколько уколов – и всё, резать не надо. И не было бы этого кошмара. А с мужем я развелась. Потом помирились. Теперь опять развожусь, уже окончательно. Но это уже другая история.
Я хочу сказать всем, у кого есть возможность избежать операции, заменить её альтернативным лечением: не делайте операцию! Не подвергайте себя наркозу, не дай бог испытать такой кошмар и ужас. Ну а кому операции не избежать, пожалуйста, послушайте меня – платите врачам деньги, платите! Иначе они станут мясниками и будут вас безжалостно мучить! Научена на собственном кошмарном опыте. Ведь наркоз, наркотики могут быть и адским ужасом. И не дай бог никому этого испытать.

От редакции. Решение о необходимости операции должен принимать только врач. Грамотно проведённый наркоз безопасен и не вызывает физических и психических страданий. Но, безусловно, если квалификация хирурга вызывает у вас сомнение, вы имеете полное право отказаться от его услуг и найти более квалифицированного специалиста и опытного анестезиолога.