Женский клуб
07.03.2015 00:00
Женский клубВ детстве я справедливо считала, что баня придумана исключительно для помывки. Однако в пятнадцать лет я попала в совсем иную баню и поняла, что это совершенно особый мир!

Мне позвонила одноклассница и предложила сходить с ней в баню. Я понимала её желание, у нас в райончике, как обычно, отключили всякую воду, а завтра с утра мы собирались в Музей Советской армии принимать в пионеры наш подшефный класс, но главное, что на это мероприятие должен пойти и синеглазый Андрей, наш знаменосец.

Обе мы были в него влюблены и желали выглядеть одна другой краше.

Я побросала в сумку шампунь – мыло – мочалку и отправилась на помывку.

Первое моё потрясение в бане – подружка, раздевшаяся догола и напялившая на себя вязаную шапку. Я принялась хохотать: «Ты чего? В шапке будешь мыться? А почему не в пальто?»

Она посмотрела на меня как на чокнутую: «Я вообще-то в парную иду. Советую и тебе башку закутать!»

Когда мы вышли из кабинки раздевалки, я даже ойкнула – перед зеркалом возле умывальников стояли две дамы: одна – тёмно-коричневая с головы до ног и пахла кофе, вторая – густо-золотая, измазанная мёдом.

– Смотри, какие дуры! – шепнула я подружке. – Пошли скорее, вдруг они кусаются!

Подружка снова поглядела на меня как на неандертальца и тяжело вздохнула.

Но дальше было ещё чуднее. На пути к парной, в кафельном зале с мраморными лавками и тазиками, где тётьки беспощадно себя намыливали, я увидела женщину, которая брилась!

В свои пятнадцать я была не искушена в секретах женской привлекательности, к тому же не отличалась повышенной растительностью. А роскошно гривастая рыжая женщина, брившая ноги и некоторые части тела чуть повыше ног, хвасталась своей соседке: «Сбросила пять кило и на эти деньги купила туфли! Да, муж меня стимулирует, за каждый сброшенный килограмм он мне платит!»

Женщина с бритвой в руке была прекрасна, она лоснилась, как шёлковая, и так меня потрясла, что, вернувшись домой, я тут же вставила новое лезвие «Спутник» в папин станок и побрилась вся с ног до головы. Да-да, я так увлеклась, что даже сбрила девственный пушок на щеках!

Но синеглазый знаменосец Андрей этого не оценил, потому что я благоразумно затянула порезанные ноги плотными колготками, а половина брови, сбритой в сердцах, у меня до сих пор растёт кое-как…

В двадцать лет я пришла в баню с парной уже вполне осознанно. Я тоже скрабила себя спитым кофе, мазалась мёдом, фанатично залезала на самый верх в парилке и стоически сидела там до полного обезвоживания организма, теряя килолитры.

Я ходила в эту баню каждую неделю, научилась подметать опавшие с чужих веников листья, проветривать парилку, махать, поддавать, была на подхвате у бывалых тёток и зычно кричала в зал: «Девочки, париться!», но однажды…

– Девушка, – строго сказала мне администратор в окошке бани, продававшая билетики, – на этот сеанс вам идти не следует, он сегодня смешанный, парятся нудисты.

Я легкомысленно отмахнулась: «В бане все нудисты!» – и пошлёпала раздеваться.

В кабинке раздевалки напротив меня сидели мужчина и женщина, абсолютно голые, жарко обсуждая плюсы и минусы перестройки и роль Михаила Сергеевича Горбачёва на политической арене.

Сконфуженно кутаясь в простыню, я чувствовала себя очень испорченной девушкой, потому что не понимала, как два голых человека разного пола на полном серьёзе могут говорить о политике.

В парной я увидела много голых разнополых людей, никто из них не на кого не посягал, не гонялся, все вели себя исключительно вежливо, как на каком-то научном симпозиуме, с той лишь разницей, что были без галстуков и время от времени колошматили друг друга вениками.

– Это поразительно! – произнёс сидящий рядом со мною голый дядька.

Я согласно кивнула.

– Да, да, это поразительно, как со временем меняется взгляд на вещи.
– А раньше они вели себя по-другому? – спросила я с любопытством.
– Кто – они? – удивился дядька. – Я говорю про оленя. Вы видите там оленя?
– Кого, простите? – я насторожилась.
– Ну, вон там… там, на печной стене олень!
– Нет, не вижу, – я решила, что дядька перегрелся, – а вы видите?
– Нет, теперь и я не вижу, – грустно ответил дядька. – А ведь ещё минуту назад чётко видел оленя, с рогами, в прыжке… Знаете, как бывает – смотришь долго на какое-то пятно или узор на стене и вдруг различаешь в этом узоре женскую головку, с глазами, улыбкой. Или какое-то животное… Я смотрел сейчас на трещинки печи и поразился: да это же олень! А потом пришли вы и я отвлёкся, а когда поглядел на печь снова – оленя больше не было! И никак я не могу разглядеть его снова, никак!

– Извините, что всё испортила, – извинилась я. – Пойду под душ, и ваш олень, может быть, ещё к вам вернётся.

Вообще, я давно заметила, что нормальные люди в баню не ходят. Нет, я не хочу сказать, что в бане все чокнутые, но каждый постоянный посетитель – со своим особенным присвистом, а случайные люди с улицы здесь бывают редко.

Потому что баня – это клуб, а в некоторые дни недели даже секта, со своим уставом, секретами, обрядами, повинностями, наказаниями и поощрениями. Я вернулась в Астраханские бани спустя двадцать с лишним лет и не перестаю удивляться. Женская баня – это кладезь образов. Каждый уважающий себя художник просто обязан ходить в женскую баню, чтобы черпать вдохновение.

Главной в бане является «поддавальщица». Все к ней относятся с великим почтением и слушаются беспрекословно, потому что «поддавальщица» – это банная шаманка, жрица парной, от неё зависят не только качество и крепость пара, но и сама атмосфера в бане.

По средам, например, парную делает Наташа, женщина-гренадёр: высокая и широкоплечая, сухая, совершенно плоская в области груди, но с хорошо прокачанными мускулами. И пар у неё крепкий, как мужской кулак. Тут в парилке не до болтовни, все сидят тихо, прижавшись к полу, боясь шевельнуться. А если кто-то пытается завязать беседу, Наташа цыкает низким голосом: «Так, девочки, тихо! Все молчим! Я что, слабо поддала? А ну-ка сейчас ещё ковшиков десять!» Девочки поскуливают: «Нет, Наташенька, хватит, молчим! Дай бог тебе здоровья!»

Наташа окунает веник в шайку с травяным отваром.

– Девочки, опустили головы! – и кропит всех налево и направо: – Во имя Отца, Сына и Святаго Духа!

В парную заходит молодая девушка, на лице у неё кремовая маска.

– Это что ещё за явление? – грозно говорит Наташа. – Быстро вышла и смыла всё с лица! В парной нельзя ничем мазаться!

А вот по четвергам парилку делает весёлая и шебутная Татьяна, у неё почти панковское чувство юмора. У Татьяны рубец после удаления аппендицита и немного нависающий над рубцом животик. Татьяна решила украсить свой рубец и сделала на нём тату.

Какую татуировку может сделать себе женщина? Изящного дракона? Загадочную надпись готическими буквами? Орнамент из цветов? Нет, Татьяна наколола себе на рубец молнию с замочком – женщина-кенгуру, ей-богу!

У Татьяны в парилке весело и шумно, крепко пахнет мятой, мелиссой и апельсином.
– Ну-ка, девочки, – задорно кричит Татьяна, – начинаем поп-шоу!

Я не сразу сообразила, что это за поп-шоу такое, но все женщины вскочили со своих мест и, нагнувшись, повернули к Татьяне попы, а женщина-кенгуру торжественно ходила между рядов и обмахивала попы специальным большим опахалом, нагоняя горячий воздух. Потом взяла веник и начала всех хлестать.

– Девочки, сегодня всем вам будет хрень! – объявила Татьяна.

Женщины оживились:
– Ой, Танечка, мы уже соскучились по твоей хрени!

Откровенно говоря, никакая хрень в мои планы не входила, настроение в тот день у меня и так было хреновое.

Татьяна выгнала всех из парной и принялась там колдовать. Я хмуро топталась у купели, когда случайно услышала разговор трёх женщин.

– Женский коллектив – это что-то страшное! – веселилась какая-то тётенька. – Я всегда говорила: «Ну что вы все прётесь в эти кружки по вязанию, что вы там высидите? Пару шерстяных носков? Ходите лучше в клуб моряков! Пока они носки вязали, я уже три раза замуж сходила, и все – капитаны дальнего плавания!

Я обернулась на трёхкратную капитаншу и впервые за день хихикнула.

Капитанша чутким ухом уловила мой смешок, повернулась ко мне на полкорпуса, чтобы я лучше могла её видеть и слышать, и продолжила вдохновенно:
– Я никогда не любила трусы! Вот не люблю их, и всё! Как-то у нас дома были гости, мы выпивали и танцевали, пригласил меня немножко уже пьяненький приятель мужа и во время танца так осторожно просунул свою руку за пояс моей джинсовой юбки, не нащупал под ней ничего и вылупил глаза: «Оля, ты что, без трусов?!» И потом весь вечер – хлоп стопарик! – и меня танцевать тащит. Между танцами подходит к моему мужу: «У тебя жена такая сексуальная! Ты знаешь, что она трусы не носит?» Вот же дурак! С того раза меня муж каждое утро перед работой проверяет и насильно в трусы запихивает, а когда он уходит, я их снова снимаю. Ну, не люблю я трусы, и всё тут!

Я откровенно расхохоталась, а Оле только этого было и надо. Она подскочила ко мне и принялась сыпать всё новыми историями, от которых у меня уже слёзы текли. Оля была банным аниматором, говорила безостановочно, хотя никто её об этом не просил, и даже напротив, зная её давно, все девочки умоляли заткнуться. А тут такая радость – новые свободные уши в моём лице!

Оля из тех людей, которым необходим тактильный контакт, в разговоре они обычно теребят пуговицу на вашей кофточке, дёргают за галстук или пытаются оторвать ваш карман. Но поскольку на голом теле нет ни пуговиц, ни карманов, я получала от Оли довольно ощутимые хлопки по плечам, толчки в живот, а когда она хохотала сама над своими историями, то даже щипалась.

Я постаралась от неё сбежать, спрятавшись под душем, и видела, как взволнованно вертела она головой по сторонам в поисках меня, не прекращая при этом что-то рассказывать всем подряд.

Она не замолкала и в парной.

– Кто там вечно болтает! Оля, ты, что ли? Замолчи, ради бога! – молили женщины. – Оля, заткнись! Дайте ей кто-нибудь в носопырку!
– А чего это я? Это не я! – совершенно не обижалась Оля. – Здесь полно народу, кто может разговаривать! И откуда вас столько набежало-то? Из мужского отделения, что ли? Ну-ка, давайте, я вас всех посчитаю!

Оля встала и пошла всех считать, весело похохатывая, её отгоняли вениками.

Когда сделали следующую парную, Оли там не обнаружилось, зато стоял едкий запах чего-то животно-горелого, и у меня даже мелькнула мысль, что Олю-таки бросили в топку. Но нет, дверь парной распахнулась, и женщина-праздник вернулась.
– Ох, какая хренотень! – радостно потянула она носом пар. – Вот нахреначили так нахреначили! И пусть теперь кто-то скажет, что у нас ни хрена нет!
– Оля, заткнись! – хором крикнули женщины.
– А вот хрена вам лысого! – бесстрашно ответила Оля.

Оказалось, что «хренотень» – это парилка с тёртым хреном, которую сделала кенгуру с молнией на пузе. Четверговым девочкам такая хрень была по душе.

По воскресеньям в бане бывает совершенно анорексичная хромая женщина по прозвищу «наша тяжёлая артиллерия». Своё появление она всегда сопровождает словами: «Так, девочки, а теперь идёт тяжёлая артиллерия… я иду, иду девочки… я хорошо иду… подождите… вот я и пришла… тяжёлая артиллерия!» Ей никогда никто не отвечает, но её это мало заботит: «Спасибо, спасибо, девочки, я уже дошла!»

Кажется, по субботам ходит загадочная дамочка лет под шестьдесят, такая Вера Холодная, с нарисованными высокими бровями, напомаженными ярко-алыми губами и алыми ногтями, в чёрной вязаной шапочке со стразами и кисточками-помпонами, на руках – чёрные перчатки в стразах с обрезанными пальцами. Подборок её всегда надменно приподнят, рот капризно изогнут. Она с лёгкой брезгливостью проходит между женщинами, ни с кем не заводит разговоров и на вопросы не отвечает.

Её прозвали «наше глухонемое кино».

Я тоже привлекаю внимание окружающих своим видом. Лицо у меня сильно обгорает в парной, поэтому я накручиваю на себя платок таким образом, что остаётся только щёлка для глаз. В связи с этим меня прозвали «моджахедкой» и первое время даже побаивались.

Баня – настоящий женский клуб. Женщины здесь давно знают друг друга по именам, они в курсе всех событий личной жизни, жалуются друг другу на болячки, хвастаются обновками, мужьями и внуками, делятся рецептами блюд, диетами и различными магическими масками, красят друг другу волосы и брови, отмечают дни рождения, обмениваются подарками.

Здесь, в бане, столпившись в холле, мы смотрели открытие и закрытие зимних Олимпийских игр по огромному телевизору, плакали и смеялись, а кто постарше – вспоминал Олимпиаду-80, и мы так увлеклись, что пропустили даже несколько парных, и не хотели расходиться, пока нас не погнала по домам, администраторша, которая бессменно работает здесь с самого открытия бани. Очень красивая женщина, я её помню ещё с тех пор, и за эти годы она совсем не изменилась.

Дядька с оленем, конечно, прав: со временем меняется взгляд на вещи, но не на все. Когда двадцать с лишним лет спустя я вернулась в эти бани, все мои «олени» были на месте, и ничего здесь не поменялось, ни дух, ни атмосфера. И это хорошо.

Наталия СТАРЫХ
Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №09, март 2015 года