Я представила себе волшебный мир гламура, высококлассных итальянских мастеров и косметологов, божественные ароматы новых шампуней, лосьонов и кремов и радостно отправилась на встречу с прекрасным. Крылатые строчки нашего великого поэта – «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной» – мне не вспомнилась.

Салон располагался в небольшом помещении, несколько тесноватом для гламурного заведения, а обязательную помпезность там заменяли душевная атмосфера и весёлая музыка.

– Выпейте пока шампанского. Сейчас вас пострижёт наш замечательный мастер. Он наполовину итальянец, – пообещал обаятельный менеджер, говоривший по-русски с сильным акцентом.
– А как зовут мастера? – спросила я, громко и медленно выговаривая слова, чтобы итальянский менеджер понял вопрос.
– Вася, – быстро ответил менеджер и обратился к кому-то на неизвестном мне языке.

Вскоре ко мне подошёл невысокий двадцатилетний красавец в кепке, модных брюках, белой рубашке, жилетке и очках в чёрной щёгольской оправе. Никогда раньше меня не стриг столь хорошо одетый парикмахер! Да ещё в кепке.

– Садитесь в кресло. Выпейте шампанского, – предложил мастер.

Он взял себе бокал, сделал быстрый глоток, поправил кепку и… снял очки! Я немного занервничала и тактично поинтересовалась:
– Простите, а вы хорошо видите без очков?
– Конечно, – весело отозвался Василий. – Очки – просто часть имиджа. Голову мыть будем?
– Может, не надо? – запротестовала я.

Но мастер был настойчив. Пока он мыл мне голову, я узнала, что Вася приехал в Москву из Нальчика, где счастливо работал диджеем, и лишь в столице сменил профессию.

– Уже три месяца работаю парикмахером, – признался он, яростно втирая в мою голову какое-то масло.
– Ещё немного, и вы снимете с меня скальп, – заметила я, чувствуя, что Вася не видит особой разницы между моей головой и диджейским пультом.
– Какая вы весёлая! – рассмеялся он. – Как вам массаж головы?
– Вы его закончили?
– Да.
– Тогда – хорошо!
– Вообще-то я не стригу женщин, в основном мужчин, – пробормотал мастер и добавил: – И мои коронные стрижки –Â  бокс, полубокс!

Он сделал ещё глоток шампанского и неожиданно достал складную опасную бритву. Я сразу вспомнила фильм с Джонни Деппом, в котором тот играл парикмахера-убийцу.

– А может быть, вам лучше постричь меня ножницами? – предложила я.
– Вы что же, боитесь? – рассмеялся Василий. – Не бойтесь! Я хорошо владею опасной бритвой. Месяц тренировался на воздушном шарике: покрываешь поверхность пеной и аккуратно снимаешь её бритвой, малейшая ошибка – и шар лопнет.

Я сидела притихшая, боясь пошевелиться. Было страшно. Казалось, что волосы от ужаса встали дыбом. В салоне мастера и гости разговаривали на непонятном языке, и это был точно не итальянский.

«Господи, сдались мне эти итальянцы, – думала я. – Уйти бы отсюда живой!» И вспомнила, как в январские морозы гуляла по Кузнецкому мосту, застроенному к празднику деревянными киосками, и как отовсюду с прилавков раздавалось: «Бон джорно, синьора! Пицца, пер фаворе!» Эти осколки итальянской речи совершенно не сочетались с замёрзшими и съёжившимися людьми, застрявшими в московских сумерках, и с шуршавшей и развевавшейся на ветру мишурой.

Продрогнув на Кузнецком, я зашла погреться в скромное деревянное строение, и буфетчица за стойкой тоже бодро приветствовала меня по-итальянски. У неё было обычное лицо доброй русской женщины, которую судьба заставила работать в праздники.

– Послушайте! – не выдержала я. – Что за ерунда? На улице собачий холод, все вокруг обсуждают европейские санкции, а вы в центре Москвы говорите по-итальянски.
– Всё очень просто, – ответила буфетчица, переходя на чистейший русский. – Наше временное кафе сделано как традиционный сицилийский бар – интерьер такой же. Вы можете купить у нас чёрную футболку, ручку или кружку с крёстным отцом. Были ещё кружки с ручками в виде пистолетов, но они закончились. Есть ещё глинтвейн, чай и печенье.

– И какая же связь между Москвой и Сицилией? – недоумевала я.
– Ну как же? – улыбнулась буфетчица и понизила голос. – Мафия бессмертна.

Пока я предавалась воспоминаниям, «полуитальянец» Василий сложил опасную бритву, надел очки, выпил шампанского и сказал, что закончил стрижку. И я его горячо поблагодарила. Всё-таки какое же это счастье: жива, и на голове и шее ни одного пореза!

– Мне нравится английская мода двадцатых годов прошлого века, – заметил Василий, надевая серый пиджак в тон жилетке. – И все мои вещи в этом стиле. Я просто болен тем временем!

И он пошёл танцевать. Я смотрела, как радостно Василий двигается в такт музыке, искусно лавируя между гостями, зеркалами и парикмахерскими креслами, и радовалась за него. Радовалась и своей новой стрижке. И даже мокрый шейный платок, ставший жертвой мытья головы, не портил мне настроения.

Но от остальных бесплатных процедур я отказалась: слишком экстремален для меня мир гламура!