Умирать буду молча |
19.03.2015 15:45 |
«Скорую помощь» даже вызывать страшно Уважаемая газета «Моя Семья»! Читаю вас уже много лет. Очень интересно, поучительно пишете и о любви, и о природе, и о людских бедах и горестях. Вот впервые решила вам написать – хочу рассказать о своём горе, утрате: 25 декабря прошлого года умер мой муж, три месяца не дожил до 76 лет. Пожалуйста, дорогие сотрудники газеты, напечатайте моё письмо. А если какие-то слова нельзя печатать, замените своими. Никогда раньше не знала, как плохо у нас относятся к больным фельдшеры «скорой помощи». А тут всё увидела без прикрас. 23 декабря мужу стало плохо: сильная слабость, озноб, дрожь во всём теле, он часто мочился. Позвонила в «скорую» в десять часов утра, а приехал фельдшер только в два дня, да ещё и отругал нас. За четыре часа ожидания помощи у мужа прошёл озноб. Фельдшер спросил, что болит, муж ответил – плечо. Медик с ходу определил диагноз: остеохондроз, тут же прописал лечение – велел купить в аптеке «фастум-гель». Потребовал все документы, паспорт, полис, чтобы отметить вызов, а сам даже близко к больному не подошёл, не послушал, ни к чему не притронулся. Я просила отвезти мужа в городскую больницу, он отказал – мол, ведь сейчас больного не трясёт, он не умирает, а мы только экстренных забираем. Велел на следующий день идти в поликлинику к участковому терапевту. Я объяснила фельдшеру, что муж идти не может, а машины у нас нет – что же мне, на санках его везти? Тот отмахнулся – дескать, какое мне до этого дело, это ваши проблемы – и уехал. На следующий день мы с дочерью снова звонили в «скорую», так они вообще отказались принять вызов, сказали, что нет машины. Зять предложил подъехать и привезти к нам медиков на тракторе, так они все зычно засмеялись, а потом возмутились, что им предложили поехать на таком транспорте. А как же раньше в деревнях, сёлах – и на лошадях ездили, и на тракторе, и на телеге, и пешком ходили, лишь бы больному помочь. Зато были настоящие врачи. Вот доктор Силантьев из фильма «Поезд милосердия» никому не отказал бы в помощи. А от наших здешних медиков милосердия не дождёшься, сплошное «горесердие». 25 декабря у мужа повторились такой же озноб и дрожь во всём теле, а в четыре часа дня его совсем скрутило. Дочь снова позвонила в «скорую», обещали приехать. И ехали до десяти вечера! За эти шесть часов мы им звонили несколько раз, они каждый раз отвечали: «Едем, едем, сейчас будем». Даже когда мы им сказали, что муж уже без сознания, – всё равно не поспешили. Очень подло медики поступили. И к тому времени, когда врач, наконец, приехала, муж уже перестал дышать. Она хотела померить ему давление, сказала, чтобы я сняла с него свитер, – и так грубо разговаривала, кричала: – Я не обязана сама его раздевать! Да как его разденешь, если он уже не сидит, голову не держит? А на мои упрёки, что слишком долго ехали, отвечала: – У нас нет на каждого человека по личной «скорой помощи»! Вот так к нам отнеслись – хуже, чем к скотине. Я читала, что медикам, которых посылают на работу в сельскую местность, государство выдаёт миллионы, а они на нас, стариков, и смотреть не хотят. А может, это государство им и приказывает не забирать пожилых в больницу – пусть, мол, лечатся амбулаторно? А кто до поликлиники не в силах дойти, пусть остаётся без помощи, сам себя лечит. Зато – экономия. Эх, бессовестные эти «экономисты», вечный кризис у них. Погибайте, старичьё, на месте, главное, чтобы у медиков убытков не было, а то не дай бог они из-за нас бензин пережгут, пока едут 140 километров туда и обратно. Умирал мой муж шесть часов, мучился, и никто ничем ему не помог. А в заключении о смерти написали: «ишемия сердца», вот тебе и «хондроз», и от «фастум-геля» толку никакого не было. Чтобы ни дна, ни покрышки этим фельдшерам! Вот и осталась я одна под самый Новый год, кому радость, а кому слёзы. Может, кто-то сталкивался с такой ситуацией, так поймёт меня и пожалеет. Как говорится, надо бы хуже, да некуда. Мне ведь тоже 71 год, болезней много, и теперь я знаю, что «скорая» в случае чего не поможет, даже вызывать её страшно, всё равно не поедут, только обругают. Умирать буду молча, пускай эти медики лечат сами себя, да ещё почётных и богатых, а я, мученица, как-нибудь домучаюсь. Родилась в голоде да в холоде, в 1943 году, кругом всё горело, и умирать придётся так же. Как-то читала в газете, что в Псковской области и Санкт-Петербурге тем, кто родился во время войны, доплачивают к пенсии, а наши власти об этом молчат. Может, ждут, когда и последние дети войны вымрут, тогда и платить никому не придётся. Почему никто не возмущается? Неужели одна я родилась в войну? И не где-нибудь, а в Псковской области, там был партизанский край. И теперь вот – ни денег, ни медицинской помощи. И ещё, уважаемые редакторы, просьба к вам: помогите найти одного человека, Веру Васильевну Андрееву, по мужу вроде бы Данилову. Отзовись, Верочка, тебя ищет твоя бывшая няня. В 1958 году я тебя нянчила, мне было 15 лет, тебе – четыре годика. Вы жили в совхозе Вехно Псковской области, вашу маму звали Анастасия Никондровна, отца – Василий Андреевич, ещё у тебя были брат Боря и сестра Ольга. Конечно, с тех пор прошло уже больше полувека, но я, Верочка, помню тебя, у меня есть фото, где мы вместе с тобой. Мне уже много лет, и я сильно болею, хотела бы повидать тебя, если ты не против. Из письма З. Н., Новгородская область Адрес в редакции Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru Опубликовано в №10, март 2015 года |