Суть письма: молодые красивые мужчина и женщина, врачи, полюбили друг друга. Поженились. Родился прелестный ребёнок, девочка. С дефектом – отсутствовала кисть правой руки. Родители отказались забирать ребёнка из роддома.
Людская жизнь, людские судьбы – слишком хрупкая тема, для газеты особенно. Не замечали: чем меньше мы знаем, тем увереннее судим? Если не знаем ровным счётом ничего, становимся особенно безапелляционными и несносными.

Сколько раз мы, журналисты, сами себя уполномочивали судить и карать, пригвождать и оправдывать, бесцеремонно вламываясь в чужую жизнь! Размахиваем, точно сверкающим мечом Немезиды, шариковой ручкой и диктофоном: а вот он я, сейчас во всём разберусь, чужую беду руками разведу!

Но Бог судья и родителям, оставившим девочку, и вам за ваши, и мне за мои грехи.

В детской поликлинике нашим лечащим врачом была Инна Васильевна. Иная родительница своего ребёнка не знает так хорошо, как знала эта врач. Родители старались пристроить к ней и детей с других участков.

Наши дети выросли. Встречаясь с Инной Васильевной, мы здоровались, та интересовалась, как живут её бывшие маленькие пациенты. А при очередной встрече доктор сама держала за руку девочку лет четырёх. На левой руке – пушистая рукавичка, а правый рукав завязан снизу нарядным шнурком.

Неужели кто-то из дочерей Инны Васильевны вышел замуж? Но тогда уместнее смотрелась бы коляска с грудничком. Одним словом, вы догадываетесь: педиатр удочерила ту самую девочку.

Порой можно услышать умильные отзывы о человеке: он такой добрый! Видеть не может брошенных животных, переживает, когда на экране бьют человека. Сразу начинает рыдать и пить валерьянку. Ну, тогда это не добрый, а добренький. Сентиментальный. Мы все сентиментальные. Мы все тут как тут, когда надо поохать-поахать над искалеченным бродячим котёнком, сиротой в доме ребёнка, больным малышом, которому требуется операция. Не более того.

Да что сироты, мы не хотим давать жизнь своим собственным детям. Ограничиваемся одним. Оправдываемся, что жизнь непредсказуема, что мы слишком ответственны за судьбу будущего ребёнка. Заглядываем на сто лет вперёд: а вдруг не сможем оплатить его учёбу в вузе, не осилим покупки машины и квартиры, поездок за границу? У всех есть, а у него нет.

Но это ложь перед самим собой. Потому что в глубине души отлично знаем: детям нужна только любовь. Ну а будет ли он, когда вырастет, требовать от нас машину или сам пойдёт её зарабатывать – это уже плоды нашего воспитания.

Муж Инны Васильевны от укуса клеща заболел вирусным энцефалитом и умер ровно за неделю до рождения их третьей девочки. Старшей шёл третий годик, средней исполнился год. Инна Васильевна будто мгновенно очутилась с маленькими детьми на четырёх пронизывающих ветрах.

А жить дальше надо. Выглядеть сильной хотя бы в глазах малышек. В доме сложилось бабье царство – царство домовитости, небогатого уюта, наполненное извечной женской жаждой самоотдачи: о ком-то заботиться, кого-то утешать, кормить, купать.

«Мама, давай заведём кошечку или собачку!» В доме появилась собака. Чуть подросли – «А вот бы купить обезьянку!» Ещё подросли – «Нет, лучше ребёночка. Мама, давай усыновим ребёночка».

И в самом деле, если нашлись деньги и время для собаки – почему бы не сделать счастливее одного маленького человечка?

– Наверно, это у нас семейное, – обронила в разговоре Инна Васильевна.
– Многодетная семья? – догадалась я.

– Наоборот. Нас было двое. Сестра младше меня на шесть лет – в детских масштабах это пропасть. Разные игры, увлечения, разные подружки. В сущности, всё детство я остро ощущала одиночество. Потом, мы же тогда воспитывались на книжках о сиротках, подкидышах, беспризорных детях.

Представьте, и у сестры такой же бзик. В садике, куда ходили её дети, в группе были совершенно запущенные братишка с сестрёнкой, близняшки. Грязненькие, полуголодные, башмаки вечно сырые и просят каши. Мама и папа пьют. Сначала она брала их на ночь, на две, обстирывала, кормила, читала сказки. Потом держала у себя месяцами. Потом замаячила перспектива лишения родительских прав неблагонадёжных родителей, и они вроде одумались, стали больше уделять внимания детям.

У самой Инны Васильевны заявление на усыновление пролежало в отделе охраны детства десять лет.

– Если бы государство вкладывало такие же деньги в приёмные, опекунские семьи, в нашей стране давно не было бы ни домов ребёнка, ни детских домов, – уверена Инна Васильевна. – Сколько выдумано мыслимых и немыслимых, порой совершенно нелепых препон! Нынче требования к усыновителям смягчены. А тогда мне в главную вину вменялась моя неполная семья.

Когда Инна Васильевна впервые услышала о брошенной девочке, она сразу подумала, что Алла (так назвали её врачи в честь родной бабушки) станет её дочуркой.

Но членом их семьи Алла стала лишь через два года. Сначала в отделе охраны детства надеялись, что молодая мама одумается. Говорят, она горько, отчаянно плакала, уходя, почти убегая из роддома. Но под нажимом домашних, особенно деда-психиатра со стажем (он подозревал, что у новорождённой могут быть психические отклонения), дочь подписала отказ.

Тем не менее, Аллу некоторое время держали в «соматике». Огромная, неоценимая заслуга врачей, сестёр, нянечек этого отделения, что девочка не росла, как в таких случаях бывает, бледным больничным заморышем. Для неё приносили из дома в кастрюльках что-нибудь вкусненькое, приготовленное с любовью. Специально прибегали до смены, чтобы успеть погулять с малышкой в больничном садике. Играли с ней, вязали тёплые вещи, покупали нарядные костюмчики и платьица.

Это звучит невероятно, но девочка, росшая в казённых стенах, купалась в любви. Хотя глазки, говорят, у неё оставались всегда серьёзными, как будто она чувствовала, что её бросили. Ну, почему «как будто»? Чувствовала, как чувствуют и понимают это все оставленные дети с самого рождения.

Только через полтора года, когда Алла уже жила в доме ребёнка, родители оформили отказ. Опасения дедушки-психиатра могли сбыться, но Инна Васильевна об этом думала меньше всего. Та же незыблемая, спокойная уверенность: всё будет хорошо.

Для Аллы и Инны Васильевны настала новая эпоха. А раз новая эпоха, то и имя новое. Имя – дело серьёзное. От того, как нарекут ребёнка, во многом зависит его судьба.

Инна Васильевна листала гороскопы, словари имён, церковные календари. По церковному полагалось назвать Марией. Хорошее имя, ласковое, женственное. Так и будет.

Кстати – помните, в доме Инны Васильевны жила собака? Читатель, конечно, подумал: ребёнок в квартире – собаку вон. Лишние хлопоты, ванну постоянно дезинфицировать, полы мыть, ещё заразу принесёт… Мало ли что. Усыпить, и всех дел, всё равно старая.

Ничуть не бывало. Любовь и душевность нельзя взвесить в килограммах, просуммировать и распаковать в тару: вам, вам и вам любви и внимания хватит. А вот вас придётся вытеснить и удалить, как инородное тело.
Первые два месяца Машенькиной адаптации после дома малютки были ужасными для обеих – мамы и дочки. Малышка казалась то ли инопланетянкой, то ли диким зверьком. С опаской изучала темноватую прихожую, обследовала таинственные недра шкафов.

На кухне обнаружила четырёхглазое огнедышащее чудовище – плиту! За стол садилась, точно роботик. Поджимала ноги под стул, выпрямлялась, напряжённо вытягивала ручки вдоль туловища, как солдатик. И замирала в покорном ожидании.

В первое время она ничего не просила. Просто не знала, что в жизни можно просить и выбирать. Например, сказать: не хочу морковное пюре, хочу гречневую кашу. Покорно, на автомате забрасывала в рот то, что перед ней ставили.

Зато сейчас этот чернявый бесёнок отводит душу, компенсируя всё, что недополучила в последние полтора года. Попробуй не дай, что просит, – совершенно талантливо закатит истерику, при этом посматривает одним глазком: прекращать или поголосить ещё немножко?

А как она плачет – боже, как она плачет! Широко распахнутые безутешные глазёнки, из которых градом сыплются крупные светлые, сверкающие слёзы. Жемчужный дождик. Разве устоишь?

Ежеминутно ласкается: «Обними меня, полюби меня». И они долго тискаются, трутся лбами и носами, любятся им одним понятной любовью. Каждый вечер умоляет:
– Я хочу спать с тобой!
– Да диванчик узкий.

Но разве Машка не втиснется в микроскопическую щель, лишь бы побыть лишнюю минутку с мамой?

Ей четыре года, а она уже отъявленная кокетка. Перед приходом гостей, быстренько перемеряв маленький гардероб, напяливает джинсы на ярких подтяжках, которые, по мнению Маши, делают её особенно соблазнительной и неотразимой. Маленькая женщина.

– Мария и старшие дочери – небо и земля. Она ласковая, очень привязчивая, открытая, все эмоции наружу. Старшие воспитывались как спартанки, – вспоминает Инна Васильевна. – Как-то не принято было лизаться, хныкать из-за пустяков. Бывало, лишний разок не поцелуешь. Всё бегом, по кругу: работа – садик – кухня – работа. Даже виноватой себя перед ними чувствую, как будто обделила их в очень важном.

Её дочери учатся в Вологодском медицинском институте. Маша обожает всех троих, но выделяет старшую, Лену: она для неё кумир и первая красавица в мире, эталон поведения.

Но мы забыли о Машиной ручке – вернее, её отсутствии. А рука растёт, и по мере роста нужно менять протезы. Областные врачи искренне удивились:
– А зачем вам вообще это нужно? Пусть делает всё левой рукой. Исполнится десять лет – тогда и ставьте постоянный протез.

Слава богу, что Маша попала в руки мамы, опытного медика. Инна Васильевна проштудировала горы литературы по детской ортопедии. Во всём мире протезы меняют с года. Иначе пассивная конечность отстанет в развитии, мышцы атрофируются, а то и вообще высохнут.

Спасибо коллегам: они входили в её положение, когда Инна Васильевна с дочерью дважды в год ездили в Санкт-Петербург менять протезы. Помогали, заменяли на работе, соседи и знакомые выгуливали собаку и поливали цветы.

В области твёрдо сказали: денег на протезы нет. В первый раз она наскребла, поехала на свои. Женщина, у которой остановилась, как истинная ленинградка, не осталась равнодушной. Возмутилась, с трудом дозвонилась в приёмную президента. И представьте себе, сработало: в соцобеспечении деньги на поездку нашлись. На одну.

Как-то мужчина, пожелавший остаться неизвестным, передал 100 тысяч рублей.

Вопрос, который оказалось всего труднее задать, я оставила на конец разговора. Город маленький, рано или поздно найдутся «доброжелатели», которые непременно захотят раскрыть глаза ребёнку на истинное положение вещей.

Ясно, что для Машеньки, такой ранимой, влюбчивой, восторженной и открытой, привычный мир рухнет в одночасье. Как поведут себя дальше Машенькины родители? Её мама так и не родила. Говорят, она приходила в дом ребёнка, спрашивала, бывают ли случаи возврата малышей обратно. Не конкретно её ребёнка, а вообще…

Получается жизнь на пороховой бочке.

– Не знаю, на пороховой ли бочке, но на чемоданах и мешках – это точно. Всё давно обдумано, решено: будем жить все вместе в Вологде. Всё-таки ближе к Петербургу.

Кто переезжал из города в город, знает: переезд – жуткая нервотрёпка и вдобавок требует много времени. Даже когда подходящий вариант найден, нужны по крайней мере один-два месяца для отправки контейнеров, хождения по нотариусам, оформления. А другая сторона не ждёт, в любой момент квартира может «уйти».

Абсолютно нереально жить это время с малышкой на руках, с собакой, без крыши над головой – не раскинешь же цыганский табор за вокзалом. Необходимо сначала купить жильё в Вологде, чтобы отправляться не на пустое место. На эти один-два месяца до продажи квартиры нужны были деньги, которых у неё, детского врача, обучающей трёх дочерей в вузе и воспитывающей маленького ребёнка, не было. Инне Васильевне требовалась ссуда на месяц-другой. Не ей – Маше.

Ни одна городская и областная организация не откликнулась на её просьбу. Но Инна Васильевна справлялась и не с такими проблемами. Влезла в долги, кое-что собрали такие же, как она, едва сводящие концы с концами горожане. Они и провожали на перроне любимого доктора. Стоянка две минуты, едва успели помочь разместиться в купе. И они уехали: женщина, девочка и собака.

…Сегодня российские газеты, интернет, телевидение пестрят мольбами: нужны деньги детям, нуждающимся в заграничном лечении. Это как белый флаг полной и безоговорочной позорной капитуляции, которым невозмутимо размахивает богатейшая страна в мире. И ничего, власть воспринимает эти сигналы «SOS!» на голубом глазу. А дети умирают, не дождавшись помощи.

Сколько у нас людей, устойчиво входящих в список журнала «Форбс»! Сколько богатых предприятий, процветающих фирм, которые не жалеют огромных средств на саморекламу! Участие в судьбе больных малышей – что может быть лучшей рекламой? В конце концов, давайте условимся: вы просто вкладываетесь в самый надёжный банк, владелец которого кристально честен, а банк никогда не лопнет.