– Евгений Иванович, вы – врач с мировым именем. А вот о вашей семье, о «домашней» жизни почти ничего не известно. Расскажите, пожалуйста, об этом.
– «Моя Семья» – очень хорошее название для газеты. Когда-то у меня тоже была семья. Но все три мои жены умерли, и я подолгу оставался один. После ухода каждой из них мне было довольно тяжело. И единственный способ сохранить себя в таких случаях – уйти в работу. Зато у меня прекрасные дочери, внучка и правнучка. Обе дочери пошли в медицину – хотя это безобразие, я считаю! Татьяна и Ирина стали профессорами. Младшая, Ирина, руководит Институтом клинической кардиологии имени Мясникова, который находится на территории нашего комплекса, – он включает в себя и поликлинику, и стационар.

– У вас целая династия врачей. Не пытались отговорить дочерей от этой профессии?
– Мы с Ириной считаем, что для семьи очень важно правило: никогда не надо тянуть за собой ребёнка, тем более взрослого. Каждый должен выбрать свой путь сам. Ирина всё делала сама, я ей ничуть не помогал. И в России, и за рубежом её знают как хорошего специалиста. Во времена СССР у нас с американцами было соглашение о сотрудничестве – научная работа между нашими странами никогда не прекращалась. Так вот, по обмену опытом их специалисты работали в Советском Союзе, а наши – в Америке. И Ирина тоже провела после института год в Штатах, а потом вернулась работать в Россию. Что касается старшей, Татьяны, – она почти всю жизнь работала врачом-эндокринологом, защитила диссертацию, занималась научной деятельностью. Сейчас Таня уже сама в почтенном возрасте. Да и я немолодой!



– Глядя на вашу активность, о возрасте поневоле забываешь. Что вам помогает, поддерживает?
– Господь Бог помогает. Ведь бывает так, что мы применяем к человеку все возможные методы и его здоровье потихоньку улучшается. А бывает, что практически ничем помочь не можем – люди уходят. Для себя я давно выбрал личный способ долголетия: работать, работать и работать! Ну и, конечно, надо не уставать радоваться жизни, быть оптимистом.

– Значит, вы не желаете уходить на заслуженный отдых?
– Я ото всех это скрываю… И потом, работы много! Последние три года я вообще не отдыхал. Да и раньше как-то не стремился «на каникулы» – выделял себе на отпуск максимум две недели. Но зато всегда предпочитал активный отдых: ходил в горы и даже считал себя охотником. Хотя, как я понимаю, охота – это просто один из способов прогуляться по лесу. Мне это необходимо, я вам скажу, ведь моя жизнь во все времена была очень-очень сложная.

– Помимо огромной ответственности – лечить первых лиц страны – какие ещё вы испытывали трудности?
– Многие хотели, чтобы я не просто ушёл, а побыстрее отправился на тот свет. Например, в 1982 году случилась такая история: наехала на меня машина. Я повредил ногу, но, тем не менее, ходил на работу на костылях. А как раз в это время в Ташкенте случилась нехорошая история с Брежневым: генеральный секретарь упал и получил перелом. Мне сразу позвонил председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов, а Леонида Ильича тут же доставили в Москву. Это было наше правило: всегда лечиться на Родине. Кому бы из моих пациентов ни довелось заболеть за границей – их немедленно доставляли в Москву. И вот приехал я тогда к генсеку. Захожу на костылях, вижу лежащего Брежнева. А он смеётся и говорит: «Евгений Иванович, что, и ты тоже?» Оба хохотали.



Помню, долбанули меня ещё раз – в 1988 году, в Польше. Тогда была очень сложная внешнеполитическая обстановка: Польша отходила от социалистического лагеря и от близкого сотрудничества с нашей страной. Я тогда очень спешил в Краковский университет. Со мной, как всегда, была машина с охраной, а сам я – в специальном бронежилете. И вдруг навстречу откуда ни возьмись вылетело авто, произошло столкновение. Я решил выползти из моей машины – боялся, что она взорвётся. Но понял, что правая рука у меня не работает. Потом уже подоспела охрана, и я им скомандовал: «На носилки и первым же самолётом в Москву!» И вот летел и думал: «Господи, почему же на меня это всё наваливается? Я же не генерал, не военный…» Это я вам рассказал не для хвастовства, а для примера, чтобы вы поняли, что значит работа под грифом «совершенно секретно». Около тридцати лет я проработал в таком режиме: не знал ни дня, ни ночи – были только наука и служба. Поэтому и семье моей оказалось сложно всё это выносить. А когда умерла мама, я даже не смог с ней проститься. В тот момент мне по долгу службы пришлось находиться в другом месте. И всё равно, как бы ни было трудно – я всегда старался сохранять хорошее настроение и с оптимизмом смотреть вперёд.

– Вам приходилось бывать в местах боевых действий?
– Приходилось. Вообще, я себе всегда хорошие места выбираю! (Смеётся.) Когда был молодым и работал при первом мединституте – меня отправили на Кубу. Там в то время как раз шла война. Американцы авиационными бросками высаживали свои отряды на Остров Свободы, а мы вдвоём с ещё одним русским парнем летели на кубинском самолёте. Кругом взрывы грохочут, пули свистят. А главный по чину кубинец встал тогда и сказал: «Сейчас тяжело, но всё равно мы победим! Венсеремос!» И вот это «венсеремос» – «мы победим» – я до сих пор вспоминаю.

– Вы лечили первых лиц страны. Все они были дисциплинированными пациентами?
– У меня были не только первые лица. Были и дворники, и всякие-всякие – «скорая помощь» привозит кого угодно! А во времена СССР я лечил руководителей пятнадцати стран мира. В кабинете висят мои портреты кисти трёх известных художников, а работа Ильи Глазунова раньше находилась в любимой мною Третьяковской галерее. Художники тоже были моими пациентами, вот и уговорили дать им возможность написать эти портреты, как я от них ни бегал. Но я спасал и самых простых людей – всех, кто ко мне обращался. Ну и самое главное – создавал препараты, занимался наукой.

– В вашей практике наверняка были случаи, когда помощь приходилось оказать срочно, на месте. Расскажите о них, пожалуйста.
– Однажды меня пригласили на Шаболовку, раньше только оттуда велось телевещание, «Останкина» ещё не существовало. И прямо во время записи у какого-то политработника случился сердечный приступ. В коридор выбежал побледневший ведущий: «Доктор, спасите, спасите!» Человек лежал на полу, и я сделал ему то, что в таких случаях положено, – непрямой массаж сердца. А ещё более интересный случай произошёл со мной на вручении Нобелевской премии в 1985 году…

– Это когда вручали премию за организованное вами международное движение «Врачи мира за предотвращение ядерной войны»?
– Да. Мы получили премию вместе с моим американским другом и коллегой Бернардом Лауном. Отношение к русским тогда было очень агрессивным, поносили нас ужасно, но и я не отставал, не молчал в ответ. Руководил церемонией министр иностранных дел Норвегии. Там было множество журналистов, среди которых – один советский корреспондент, и как раз ему никак не предоставляли слово. Я вижу, парень сильно разнервничался по этому поводу. И в какой-то момент он направился прямо ко мне – но не дошёл, упал. Я тут же вскочил, кинулся к нему через стол, начал откачивать. Сразу понял, что с ним произошло. Момент, когда он поднял голову, засняли десятки телевизионных камер.

– Наверное, это счастье – оставаться всю жизнь в любимой профессии. А вообще любить – это счастье?
– Любовь – самое прекрасное, что есть на свете! И одновременно – самое тяжёлое. Когда твои любимые уходят… Это очень тяжело, с этим непросто жить. Все три мои супруги лежат на одном кладбище – рядом друг с другом. Все они были особенные, прекрасные и гораздо лучше меня. И всем я уделял меньше внимания, чем было нужно. В семь утра уезжал на работу, а возвращался зачастую около полуночи. Жёны, правда, тоже много работали. В советские времена как-то было не принято отдыхать. Первая супруга, Рената Николаевна, стала создателем целого направления реанимации в хирургии, работала у профессора Петровского. Вторая, Лидия Викторовна, занималась профилактической медициной. Третья супруга, Лидия Михайловна, была моей ровесницей, прошла всю войну, а потом работала в Кремле. Все они меня покинули… Но я был с ними счастлив! А то, что пережил, дало много пищи для размышлений.

– Ходят легенды о секретных «кремлёвских таблетках», с помощью которых вы поддерживали жизнь ваших известных пациентов.
– Я много уже говорил об этом. Для поддержания активного статуса мы использовали биоэнергетики, заграничные препараты, повышающие жизненную активность. Названия я упоминать не буду. Этими препаратами очень интересовался в своё время Юрий Андропов, он тогда возглавлял Комитет госбезопасности. С Юрием Владимировичем мы вообще дружили, часто созванивались и подолгу разговаривали. При своём довольно слабом здоровье он очень много работал. Хороший был человек, что там говорить. Именно Андропов как-то попросил меня привезти эти лекарства для Леонида Ильича. Речь не шла о каких-то запретных, секретных препаратах – просто в СССР их в то время не существовало. И когда Юрий Владимирович увидел результат, он меня спросил: «Слушай, Евгений Иванович, а давай попробуем дать эти препараты нашим футболистам! Можешь для них тоже выписать?» Андропов был заядлым болельщиком «Динамо». И по моей просьбе препараты для футболистов доставили в страну – такая вот история.

– А лично вы принимаете какие-либо БАДы, витамины или специальные средства для продления жизни?
– Нет, ничего такого я не употребляю. Просто живу активной жизнью и работаю. И, как видите, действует! (Смеётся.)

– Сейчас все пишут о пользе ненасыщенных жирных кислот Омега-3, Омега-6, полезных для сердечнососудистой системы. Что вы об этом думаете?
– Наверно, об их пользе больше расскажут их производители – лично мне об этом ничего не известно.

– В 2005 году по телевидению показывали четырёхсерийный фильм режиссёра Сергея Снежкина «Брежнев». Вы его смотрели?
– Нет, не припомню.



– Кроме всего прочего, там рассказывалось о том, что Леонид Ильич в течение примерно десяти лет в больших количествах принимал успокоительные и снотворные препараты. Это было на самом деле?
– Конечно, нет. Как-то раз во время мучившей его бессонницы Брежнев действительно принял снотворное. А все седативные препараты, если вы помните, отпускались во времена СССР без рецепта, и в каждом доме их было множество. Но мы сразу об этом узнали и немедленно это дело прекратили: никаких снотворных! Сделали Леониду Ильичу искусственные пилюли-плацебо и в точно таких же настоящих упаковках приносили, отдавали родственникам. Отсюда, наверное, киношники и взяли этот факт. Я, честно говоря, пока не видел ни одного правдивого фильма о руководителях нашей страны. А вот мифов и легенд о них ходит множество!

– Скажите, пожалуйста, что на данный момент вас радует – и в самой в жизни, и в медицинской науке?
– На стенах моего кабинета, в моих шкафах есть множество наград, книг и фотографий. Вот, к примеру, на этой фотографии мы с Михаилом Сергеевичем Горбачёвым в Крыму. Сначала мы с ним очень дружили, а потом – разругались. Но ладно, дело прошлое, как говорится… А сейчас я вам покажу, что меня радует: вот оно, моё чудо – моя любимая правнучка!