– Значит, внучка у вас родилась, как славно! Мои вам поздравления, отец Александр.
Я благодарно угукнул.
– Девочка – это замечательно. И если она появилась в конце июля, а это у нас по знаку будет Лев, то выходит, – Татьяна Александровна на мгновение оставила в покое свои бутылочки, – что у вас родился Лев в год Тигра!
И то ли с сочувствием, то ли восхищением повторила:
– Батюшка, поздравляю, но не завидую, в вашей семье родился командир!
Я про себя подумал: «Что, ещё один командир?» Евы в принципе любят командовать. И чем меньше идёшь с ними на конфликт, тем больше они воспринимают это как проявление слабости и решают, что верховное командование автоматически переходит в их руки.
Прошёл год, дочка с Лизаветой приехали к нам в гости. Садимся обедать, матушка подаёт первое и немедленно делает мне привычное замечание:
– Дедушка, ты взял не ту ложку, твоя – десертная. Сколько раз тебе повторять, ты ешь слишком быстро, а пищу, прежде чем проглотить, необходимо жевать.
В армии меня научили, что на обед из трёх горячих блюд отводится двенадцать минут. Эта привычка так и увязалась за мной по жизни. Молча откладываю столовую ложку и тянусь за десертной. В ту же минуту раздаётся голос в мою поддержку:
– Мам, папа – свободный человек и сам выбирает, какой ложкой ему есть суп.
Мне интересно, что будет дальше. Львёнок Лизавета, издав соответствующий «рык», указала пальчиком на обе мои ложки и затребовала их себе. А потом, довольно улыбаясь, принялась лупить ими по столу. Конечно, это было очень смешно, но про себя я отметил: вот он – командир моих командиров.

Раньше во всём, что связано с родами, было больше тайны. Вот должен у тебя ребёнок на свет появиться, и ты до последнего дня гадаешь – мальчик или девочка? Волнуешься, переживаешь, думаешь: а как мы его или её назовём? Завтрашние бабушки суетятся в приятных хлопотах и шьют для младенчика оба комплекта: и красный, и голубой. Интрига все девять месяцев.
Помню, как у моего соседа жена рожала. Уже «скорая» приезжала, отвезли роженицу куда положено, а сами – бегом в магазин. Накупили всего-всего, накрыли стол и сидят в ожидании известий. Наконец долгожданный звонок:
– Ивановы? Поздравляем, у вас девочка! Рост такой-то, вес такой-то.
Ивановы вне себя от радости стреляют в потолок шампанским, кричат тосты и пьют за новоиспечённого папашу. Хоть и «бракодел», а всё молодец! Через час снова звонок:
– Ивановы? Поздравляем, у вас мальчик! Рост такой-то, вес такой-то.
Ивановы снова радуются, нет, зря они молодого папашу обижали, «бракоделом» называли – мальчика родил, да какого богатыря. В ход идут бутылки с горячительным, пир горой. В самый разгар веселья опять звонят.
– Ивановы? Поздравляем, у вас двойня! Мальчишки.
Тут Ивановы трезвеют. Как двойня? И вообще, что значат все эти звонки? Сперва девочка, потом будто мальчик. А может, девочка, а потом ещё и мальчик? А потом что – ещё двойня? И счастливый папаша уже не такой счастливый, ходит, затылок чешет: сколько же у него теперь детей-то?
Идут к нам и просят мою маму перезвонить и разобраться в ситуации, пускай уточнят, за кого конкретно пить. Звоним в роддом. Там отвечают:
– Сейчас разберёмся. Иванова Екатерина, такого-то года рождения? Домашний адрес такой-то? Ожидайте, ещё не рожала, но уже в предродовой палате, так что готовьтесь.
И снова у Ивановых радость, хоть как-то ситуация прояснилась, и папаша счастлив. Всё-таки, ну сами подумайте, куда четверых-то? Бегом за стол. Вновь улыбки на лицах и откупориваются новые бутылки.
– Выпьем за Катю, чтобы всё у неё там было хорошо!
Сегодня такую ситуацию просто невозможно представить. Чуть только порадовались самому факту, что вот оно, скоро будет, а всевидящее око уже докладывает: «Поздравляем, у вас девочка (или мальчик)». Нет интриги, нет ожидания, а есть только сухой факт.
Сегодня роженица до последней минуты сообщения отсылает, как у неё дела обстоят. Порой недоумеваешь: у них что, мобильники вообще не отбирают? Не прошло и пятнадцати минут, как младенчик народился, а уже звонят. Причём сами.
То ли дело раньше. Помню, как я нарезал круги вокруг московского главпочтамта. За ним как раз находился переговорный пункт, и я с кучей 15-копеечных монеток в кармане, поминутно поглядывая на циферблат, пережидал ещё один мучительный час, чтобы вновь бежать звонить в Гродно.
– Ну, что там у вас, как дела? Пока ещё ничего?
И снова кружить, и вновь звонить. Потом зачем-то зашёл на почту и написал ей письмо. В тот момент я физически страдал так, будто это не она, а я рожаю. Через несколько дней моё письмо доставят в роддом и целая палата рожениц, как в фильмах про далёкие военные годы, будет хором читать моё письмо и рыдать.
И вот, наконец, долгожданная минута: узнаю, что родила. Боже мой, как я был счастлив. Редко я так ликовал, всё моё нутро кричало: «Ты стал отцом! Теперь у тебя есть твоя собственная дочка!»
Наука развивается стремительно, несомненно, в скором будущем придумают некий инкубатор, заменитель материнской утробы. Интересно, станет ли будущий отец скакать от радости вокруг инкубатора?

Несомненно, внуков любят больше, чем детей. Я теперь знаю почему. Недаром в народе говорят: старый что малый. Старики исподволь, не осознавая, начинают готовиться к уходу, и тогда обостряется желание внимательнее рассмотреть и познать то, мимо чего всю жизнь привычно проходишь, не обращая внимания.
Смотрю на фотографию внучки: она сидит на лужке и внимательнейшим образом изучает одуванчик. Когда-то раньше я тоже срывал эти белые пушистые шарики, дул на них изо всех сил и смотрел, как разлетаются в разные стороны маленькие парашютики. Потом перестал это делать – недосуг, да и по-детски всё это как-то. А теперь мы вместе с Лизаветой снова дуем на цветок, и меня это увлекает.
Столько лет под моим окном каждое лето стрекочут кузнечики, а как они это делают, никогда не видел. Скажу больше, мне это было совершенно безразлично, пока вопросом не заинтересовалась внучка.
Отыскали большого зелёного кузнечика Кузю, который сидел на веточке высокого куста прямо напротив наших глаз. Мы поразились, с каким самозабвением он стрекотал. Мой Львёнок тут же решил схватить кузнечика, но я объяснил, что крошечный скрипач старается, чтобы всех нас порадовать своей виртуозной игрой.
– Нельзя обижать музыканта, малыш.
Вот попытался бы я то же самое про кузнечика Кузю рассказать Лизаветиной маме или тому же отцу благочинному – представляю, как бы они на меня посмотрели. А Лизавета поняла.

Узнав, что этим летом мы с матушкой снова засобирались в Черногорию, наши дети надумали ехать с нами. Перед поездкой в разговоре с одной молодой бабушкой я поделился планами и услышал от неё (с нотками разочарования):
– Так значит, вы в качестве гастарбайтеров, а я думала – отдыхать…
Тогда я на её слова внимания не обратил. Только потом понял, что означала эта фраза.
Вообще-то в Черногории мы с матушкой уже были и много поездили по стране вместе с Милорадом, нашим гидом, ставшим в конце концов и нашим другом. Желание новой встречи становилось всё сильнее. Только в прошлый раз были в Свете Стефане, а в этом году остановились на Рафаиловичах.
Мне нравится эта крошечная страна, где никто никуда не спешит, где любят посидеть в холодке и, неспешно попивая кофе, листать пухлые газеты со сводками последних спортивных достижений и множеством некрологов. Почему-то местные жители очень любят читать некрологи, может, в этом и таится секрет их философского отношения к миру?
В первый же день, как приехали, молодёжь, арендовав машину, принялась путешествовать, а нам предоставила наслаждаться общением с Лизаветой. Я совершенно не жалею, что так получилось. Общение с маленьким, забавным, родным человечком вполне компенсирует все эти поездки. Только очень уж это хлопотное дело.
Каждый вечер мы с матушкой обдумывали план действий на следующий день. Куда ехать за продуктами, что приготовить для ребёнка. Поскольку выбор развлечений у нас был небольшой, то до обеда мы уходили на пляж в Каменово, а вечером до приезда молодых катали коляску по набережной.
Эти дни под палящим солнцем, неотличимо похожие друг на дружку, – не отдых. Это работа, и работа нелёгкая. Тогда я и вспомнил слова той молодой бабушки насчёт гастарбайтеров. Уставал так, что однажды днём, приняв душ, упал на кровать и тут же провалился в сон.
…И снится мне, что бредём мы по африканской пустыне. Я толкаю перед собой оранжевую коляску с Лизаветой. За нами идёт матушка, в руках у неё надувная черепаха. Вокруг почему-то колючая проволока и боевые порядки немецкого африканского корпуса фельдмаршала Роммеля. Нас никто не трогает, немцы молча провожают глазами нашу компанию, и в глазах их сочувствие. Приснится же такое. Главное, при чём тут Роммель?

А к Милораду я всё-таки выбрался. Утром, проводив своих на пляж, взял такси и поехал в Свете Стефан. Вместе со мной в машину села и одна словоохотливая россиянка и с ходу принялась расхваливать престижный отель, в котором остановилась, комфортабельный номер в несколько комнат, питание в их ресторане, бесплатный массаж и ещё много-много чего.
– Всё благодаря моему сыну, – с гордостью продолжала женщина, – это он устроил мне такой замечательный отдых. А вы, если не секрет, где остановились?
– Недалеко, в Рафаиловичах, только нам здесь не до отдыха, мы гастарбайтеры.
– Как интересно, всегда думала, что гастарбайтеры – это только где-то там у нас, вроде узбеков на стройке. Вы тоже здесь что-то строите?
– Нет, мы с женой внучку пасём.
И в двух словах я поведал ей о наших суровых трудовых буднях. Сперва она улыбалась, потом перестала, а прощаясь произнесла:
– А мой сын до сих пор не подарил мне внуков.
Смотрю на неё и понимаю, что сейчас она мысленно старается подобрать эпитет в его адрес.
– Поросёнок? – подсказал я.
– Паразит! – засмеялась моя попутчица и, немного помявшись, почему-то шёпотом добавила: – Завидую вам и тоже хочу быть гастарбайтером.

С Милорадом мы встретились и обнялись как старые друзья. Потом сидели в маленьком ресторанчике, пили кофе и апельсиновый сок.
Ресторанчик разместился высоко над морем, потому перед нами был превосходный вид на их знаменитый остров.
– Красиво здесь у вас, словно в раю.
– Красиво и тихо, – согласился Милорад, – но не всегда. Наш остров вместе с домами и храмами отдали в аренду непонятно кому на много лет вперёд. Новые хозяева вроде как из Сингапура, строители – из Греции, управляющий – ирландец. Короче, стали эти таинственные владельцы перестраивать на острове всё, как им вздумается. Решили установить комфортабельные джакузи, разобрали храм в честь святого князя Александра Невского и из его камней соорудили фундамент под эти самые джакузи. Мы с друзьями решили бороться. Загрузили несколько лодок строительным материалом и ночью перевезли на остров. Денег собрали немного, поэтому стали продавать ценности, какие у кого были. А потом о нашей задумке узнали люди, и весь город включился в общее дело. Ты бы видел, что тут творилось по ночам. Народ, словно муравьи, нёс к пристани кто камни, кто цемент, доски, гвозди. Всё это везли на остров, а строители на прежнем месте возводили разрушенный храм. В ресторанчиках – вот в этих, что у моря, – хозяева готовили еду и кормили тех, кто строит. Это было такое воодушевление, такой всеобщий подъём, а руководил всеми отец Синеша. Ты его должен помнить, в прошлый твой приезд вы служили с ним вместе в монастыре в Прасковице. Наши храмы маленькие, не то что в России, и за две недели общими усилиями церковь вновь стояла на прежнем месте. Арендаторы пожаловались властям, и те решили храм опять снести – как возведённый незаконно. Но никто из черногорцев не соглашался его рушить. Стали искать добровольцев среди заключённых. Им сказали, что нужно сделать кое-какую работу, за это им уменьшат срок. Люди согласились, но когда приехали на место и поняли, что им предлагают разрушать, отказались и забросили молоты в море. «Мы лучше вернёмся в тюрьму, – говорили они, – но иудами не станем». Сейчас эти молоты хранятся у нас в импровизированном музее, но придёт время, и здесь будет настоящий музей народного сопротивления. Тогда власти привезли албанцев и их руками под охраной полиции снесли наш храм, а отца Синешу решили выслать в Сербию. Что было делать, у кого искать помощи? Через друзей мы обратились к верующим в России, ведь Александр Невский наш общий святой. Приехали ваши журналисты, потом официальные лица. Это преступление стало известно мировой общественности. Засуетились и наши начальники. Мы одному из них так сказали: «Господин министр, знайте, за нашу святыню мы решили стоять до самой смерти».
Когда мы уже расставались, я снял с себя маленький серебряный образок своего святого, князя Александра, и вручил его Милораду.
– В России есть такая награда – орден Александра Невского, я не могу наградить тебя этим орденом, зато могу оставить тебе мой образок, и пусть святой князь хранит тебя.

Я вернулся к своим с тяжеленным арбузом, внешне напоминавшим кабачок-переросток, и пакетом огромных слив из Милорадова сада. Снова мы плескались с Лизаветой у самого бережка, собирали камушки, и я увидел двух молодых людей. Он и она, такие ещё беленькие, незагоревшие. Но главное, они смотрели друг на друга глазами, в которых легко читалась любовь. О, я знаю, что бывает после того, как молодые люди смотрят друг на друга такими глазами. Это отличная примета для их родителей. Дорогие мои, скоро и вы вольётесь в наши дружные гастарбайтерские ряды. Годика этак через два приезжайте сюда, в Каменово, на пляж, здесь хорошо отдыхать с детьми. Конечно, нас тут таких немало, но ради вас мы подвинемся. Ведь мы делаем одно общее и важное дело, наших маленьких львят, тигрят и поросят превращаем в человеков, и, кроме нас, дедушек и бабушек, добровольных гастарбайтеров любви, заниматься этим некому.
А то, что мы с Лизаветой сюда обязательно вернёмся, я даже не сомневаюсь – хотя бы ради того, чтобы познакомить её с Милорадом и его семьёй. И ещё показать ей храм в честь святого князя Александра Невского.