«Второй сорт»

У каждого из нас есть своя социальная позиция, и порой у двух разных людей она отличается диаметрально. Но всё-таки большинство граждан России стремятся поддержать свою Родину, помочь ей, облагородить её. Вот о благородстве мне бы и хотелось сегодня поговорить.

Начну свой разговор с инвалидов. У нас в России их практически нет. Где вы их видели? Это в Испании незрячие люди уверенно передвигаются по улицам. При посадке в автобус все ждут, когда опустится пандус и какой-нибудь симпатичный молодой человек на колясочке въедет в салон первым. В американских школах (я бывала сто лет назад) все дети, с проблемами и без, учились вместе. В одном из классов я видела, как педагог отдельно занималась с двумя учениками с задержкой в развитии. А на перемене они играли с другими ребятами. И, конечно, в коридорах часто попадались дети на колясках.

В этих странах никто не проводил опросы среди родителей: а хотели бы вы, чтобы ваш ребёнок учился вместе с детьми, имеющими физические проблемы? Там такие опросы просто не проводятся. Считается само собой разумеющимся, что ваш здоровый ребёнок должен с детства сосуществовать вместе с малышами, испытывающими трудности. И научиться не замечать проблему. Общаться не жалостливо, не брезгливо, не высокомерно и не снисходительно, а совершенно на равных. Играть с ними, дружить, соревноваться.

А вот у нас такие опросы проводятся. И больше трети родителей не желали бы, чтобы их ребёнок соприкасался с теми, другими, «людьми второго сорта». А потом, в 9-м классе, у вполне благополучного ребёнка вдруг обнаруживается эпилепсия. И одноклассники начинают его избегать. Или у подростка вдруг обнаружится загадочная, очень трудно поддающая лечению, но совершенно не заразная болезнь псориаз. Как тогда проголосуют благополучные родители?
Говорят, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. Но мне кажется, что от этого как раз вполне можно уберечься, это в человеческих силах. А вот что не в нашей власти – так это наша валидность, годность. Сегодня мы здоровы и счастливы, а завтра…

Опросы и референдумы

Ко мне пришла молодая женщина с трагической историей. Рос у неё здоровый, крепкий мальчишка. И вдруг, качаясь на качелях, упал, ударился о камень головой – и стал как раз таким, каких не хочет видеть в школах каждый третий родитель. Наша жестокость по отношению к другим детям порой оборачивается жестокостью против себя.

Правильно ли делает наше государство, когда спрашивает мнение родителей по таким вопросам? Вряд ли. Ребёнок с детства должен столкнуться с проблемой, увидеть её собственными глазами и почувствовать, что не всем в этой жизни приходится легко. Даже богатые и надменные родители должны научить своего ребёнка не только ходить по головам, но и сочувствовать, помогать. Потому что все мы родом из детства.

Если бы я с юного возраста привыкла общаться с мальчиками и девочками, имеющими разного рода «отклонения от нормы», то сейчас я не плакала бы у телеэкрана, когда показывают детей с ДЦП, аутизмом, отставанием в развитии… Не надо плакать, не надо жалеть. Это неправильно, это не по-человечески.

Есть мнение, что жалость унижает человека. Это не всегда так, но в данном случае, безусловно, унижает. Воспитанная при той системе, я придумала себе, что эти люди неполноценны, что они не могут быть счастливы и успешны. Но с какой стати? Ведь они такие же люди, как я.

И речь не только обо мне. Для того чтобы взрослый человек рассматривал ампутанта как возможного супруга, нашему российскому обществу нужно пройти тот гигантский путь, который прошли до нас Англия, Германия, Америка, Испания. Нам ещё только предстоит понять, что Пол Маккартни женился на Хизер Миллс, которая лишилась ноги в аварии, вовсе не из жалости, а по любви.

Конечно, государство должно в этом плане принимать волевые решения, не проводя опросы и референдумы. Да, часть общества будет сопротивляться. Как, например, в 1960–70-х годах в США, когда в стране решали проблему расовой сегрегации. Между прочим, без всяких опросов. Хочу напомнить вам, что до этого времени темнокожие не могли сидеть рядом с белыми людьми в транспорте, театре, кафе. Их не пускали даже в туалеты для белых – для чёрных были отдельные санузлы. Не спрашивая мнения белого населения, правительство США наделило избирательными правами тех, кто раньше был их лишён. Да, не во всех штатах это приняли сразу, и, конечно, начались протесты. Да, сегрегация в реальности существует и сегодня. Да, в этом вопросе очень много фальши и лицемерия. Но всё-таки спустя 50 лет президентом США стал афроамериканец.

Примерно так должны действовать власти любой страны. Невзирая на протесты родителей «нормальных» детей, следует позволить проблемным ребятам учиться в обычных школах. Ну а богатые и надменные родители, которые посчитают это оскорблением их величия, пусть отправляют своих отпрысков в Лондон или Бостон, где их детишек как раз и посадят за одну парту с «ненормальными».

О настоящем человеке

Я как психолог считаю: необходимо, чтобы дети с синдромом Дауна, аутизмом, дети-колясочники и те, кто не имеет таких проблем, учились вместе, играли, дружили и даже влюблялись друг в друга. Только так можно объяснить маленьким людям, что человек, не похожий на тебя, тем не менее, равен тебе. И тогда из нашего лексикона уйдут оскорбительные ярлыки и постыдные выражения: «по улицам бродят сумасшедшие», «ненормальных – в интернат»… И никто не посмеет назвать больницы «психушками». Как же стыдно бывает всё это слышать!

Родителям, которые так оберегают своих детей от инвалидов, не приходит в голову, что в старости они сами могут стать невалидными (негодными), и потомки будут относиться к ним так, как их запрограммировали в детстве.

Отдыхая на даче в Озерках, я не вижу, чтобы вечером какая-нибудь бабушка гуляла с внуком или внучкой. В основном наши бабушки гуляют с палкой или с каталкой. Боюсь, в России вызвала бы недоумение картинка, которую я видела на пляже в Испании: родственники везли по песку коляску с древней одноногой бабушкой, чтобы та могла искупаться.

И вот теперь, позвольте, я перейду к самому главному в нашем разговоре. Да, государство не очень-то заботится о людях с ограниченными возможностями. Общество наше старается либо не замечать людей с проблемами, либо даже пялится на них, а иногда и рожу кривит. Всё это так, но как же родственники? Родные люди, мамы, папы, мужья, жёны, бабушки, дедушки?

Расскажу о хорошем. У меня в голове давно сложился образ настоящего человека. Не всегда можно объяснить, что это значит, но интуитивно, нутром, я чувствую, что вот этот человек – настоящий. В своей жизни я встречала их нечасто. Но про одного настоящего человека хочу рассказать.

Это моя подружка «с горшка». У неё был муж, а теперь она вдова. Десять лет назад с супругом случился инсульт. Тёплый мужественный человек превратился в плаксивого, плохо говорящего ребёнка. Соображать стал совсем неважно. Инсульт у него был какой-то странный: затронул только голову, а тело осталось таким же подвижным, как и раньше. Он всё время хотел гулять, например, ходить по магазинам. И моя Люда повсюду его сопровождала. Никогда не раздражалась, не повышала голоса, хотя его поведение было очень раздражающим. Я думала: может быть, ей безразлично мнение окружающих? Оказалось, что это не так. Её, как и меня, очень задевало поведение мужчины-ребёнка в магазине, когда тот старался закинуть в корзинку всё, что попадало под руку. Раздражали его капризы на улице. Люда мне призналась, что для неё всё это болезненно. Но не только муж от неё этого не слышал, а даже я лишь один раз стала свидетельницей подобного высказывания.

Надеюсь, что и мне в подобной ситуации хватило бы сил создать вокруг близкого человека защитный экран. Пусть другие на него смотрят брезгливо, с раздражением, а я буду защищать его своей заботой и убеждением, что человек достоин этой заботы. Он не виноват, что с ним такое случилось.

Так же как не виноват ребёнок с синдромом Дауна, у которого в геноме «сломалась» одна злополучная хромосома. Я часто видела в нашем дворе женщину с дочкой. Девочка подволакивала ногу, у неё косили глазки, но она при этом была прехорошенькая. Очень чистенькая, ухоженная, с ласковым выражением лица. «Даунята», если их растить в любви и нежности, вырастают ласковые, как котята. Ко мне на приём иногда приходили родители с такими детьми-дошкольниками. Но лишь немногие из родителей соглашались учить ребёнка дома. Чаще детей отправляли в школу, которая называлась специальной. Я была в младших классах такой школы. Ласковых детей я там не увидела. Правда, это было давно и, может быть, мне не повезло.


И всё-таки я хочу вернуться к главному вопросу моей жизни. Сумею ли я не предать своего близкого, родного человека, который надеется на меня, если он вдруг чем-то не угодит жёстким стандартам нашего жестокого общества? Помните, как Жук отказался от Дюймовочки, потому что в его жучьем обществе тонкую талию Дюймовочки сочли уродством? Как не стать таким Жуком или Жучихой?

Очень трудно, потому что я родом из того времени, когда высовываться считалось предосудительным. Главное – быть как все. Но я вижу, как меняется наше общество, и свет в конце тоннеля пока ещё не засиял, но всё-таки уже забрезжил.

Самой главной движущей силой в перестройке нашего менталитета должны стать люди с ограниченными физическими и умственными возможностями, но с безграничной верой в себя, свои силы, с упорством и желанием не только выжить, но и просто жить. Они не жалеют себя, не завидуют, не ропщут. И таких людей у нас в России много. Разве не удивительно, что именно наши параолимпийцы с большим отрывом побеждают на Параолимпийских играх?

Поэтому, дорогие друзья, давайте не будем друг друга жалеть, а будем поддерживать и верить в силу духа человека. И если у физически здорового индивида духовное начало бывает вытравлено ядами потребительского общества, то у инвалидов сила духа видна воочию! И присутствие таких людей в наших детских садах, школах, институтах, на работе, в правительстве, Думе станет тем элементом, который, может быть, оздоровит наше общество.

Вот к чему я вела: люди, которых мы считаем нездоровыми, могут оздоровить всех нас.

Особая роль в этом оздоровлении, по-моему, принадлежит аутистам. Таинственные это люди. Они что-то знают о нашем мире, а может быть, и о другом мире – нам это неведомо.


Итак, резюмирую всё, что я сегодня написала буквально слезами.

Этих слёз, унижающих человеческое достоинство, у меня бы не было, если бы я с детских лет играла во дворе с разными детьми. Если бы видела на улицах и училась уважать мужчин, которые потеряли на войне руки, ноги. Если бы никто не посмел называть их калеками. Как вы знаете, после войны людей, пострадавших в битве за Родину и получивших увечья, выселяли из таких городов, как Ленинград, чтобы они не портили «пэйзаж». И вот теперь нам, выросшим в стерилизованном обществе, очень трудно принять таких людей. А принять необходимо. Иначе калекой станет всё наше общество. Жалким калекой, делящим людей на «чистых» и «нечистых», начисто забыв, что пред Богом все равны. Нужно менять менталитет.

А государство наше должно уничтожить лепрозории и гетто, которые сейчас у нас именуются интернатами, спецшколами и ещё как-нибудь.

Тем более что изобретать велосипед не придётся. Можно просто познакомиться с тем, как это было, например, в Соединённых Штатах. До конца 60-х годов в этой стране тоже стыдливо замалчивали проблему инвалидов. И вдруг они стали широко обсуждаться в газетах и на телевидении. Многие считают, будто начало этому процессу положил Джон Кеннеди, который публично заявил о том, что в их семье есть человек с синдромом Дауна. Государство сначала пошло по проторённому пути – стало увеличивать выделение средств на содержание интернатов. Но это тупиковый путь, потому что «людям второго сорта» в интернатах всё равно плохо.

И тогда родилась идея реформирования всей системы жизнеустройства инвалидов. Предлагались различные формы, но самым удачным оказался вариант проживания в отдельной квартире двух людей с ограниченными возможностями, которым оказывал помощь один постоянный социальный работник.

Немного позже жизнь инвалидов кардинально изменилась и в европейских странах. Для них стали создавать такие условия, при которых они могут не только получать помощь, но и нести ответственность за свою жизнь, иметь обязанности и применять свои способности. Их право жить нормальной жизнью было подтверждено законодательно. Конечно, возникали сомнения, смогут ли люди, привыкшие существовать в интернатах, организовать свою жизнь самостоятельно, без постоянного надзора и контроля. Проблем оказалось много, но их преодолели. Труднее всего оказалось убедить общество, что нет такого отдельного народа – инвалиды, что следует признать их право и желание жить как все.

Уход из резерваций «на свободу» не только повысил субъективную удовлетворённость инвалидов своей жизнью (что следовало из опросов), но и раскрыл во многих людях новые способности. Например, те, кто ни разу в жизни не вскипятил себе воду для чая, стали готовить еду и стирать бельё. В Швеции один немой заговорил впервые в жизни после перемещения. И, как мы с вами догадываемся, ни один из перемещённых не захотел обратно в интернат. Поначалу мало кто верил в успех, но он превзошел все ожидания.

Причём изменения, произошедшие за последние годы в США и Европе, во многом есть результат борьбы негосударственных родительских обществ, самих инвалидов за свои права.

Мы, люди, должны жить не как скорпионы в банке, жаля и кусая друг друга, а как дельфины, выталкивая наверх того, кто вдруг стал тонуть.