– Сколько мы не виделись, Наташа? Года два, наверное? Ты и собачку завела!

Я обвёл глазами пол прихожей в надежде отыскать место для ремонтной сумки и стараясь не зацепить виляющий хвост белой пушистой дворняжки.

– Снежок, на место! – строго, но немного театрально крикнула кума и указала рукой на дверь спальни. К моему удивлению, Снежок опустил морду и послушно засеменил в открытую дверь.

Уже на кухне, поглаживая Снежка, Наташа в который раз рассказывала мне о своём страшном горе и об обретении хвостатого друга.

– Скоро пятнадцать лет, как Саши нет. Я ведь только с виду жива, а душу горе высосало.

Саша погиб на её глазах, парню было 22 года. Решили с другом поправить антенну на крыше, влез на балконный козырёк и поскользнулся.

– Кровиночка моя в землю пролилась, словно и не было. Саша был видным парнем, сколько девок по нему сохло! Об одном втайне мечтаю. Подойдёт когда-нибудь ко мне девчушка с серыми глазами и скажет: «Здравствуйте! Я ваша внучка». На колени перед ней упаду и ноги обниму, мне даже сны такие снятся.

В детстве сын мечтал о большой собаке, но я не разрешала. Из-за аллергии весна превращалась для него в кошмар: сопли, чих, лекарства. Может, поэтому Саша любил зимние виды спорта. Однажды бежал по лыжне, а за ним белая собачка увязалась – Саша её даже Снежком прозвал. Долго бежала, но возле остановки он оглянулся, а её нет.

Дома сказал мне: «Если вылечусь от аллергии, заведу себе такую же собачку и Снежком назову».

Я часто навещаю его могилу. Как-то зимой нестерпимо захотелось поговорить с сыном. Подошла к мастеру и отпросилась с полудня, у автобусной остановки купила пакетик вина.

Иду по кладбищу одна-одинёшенька, а метель – света не видно, следы за мной заметает. Вокруг лес и тишина. Села на скамеечку у могилки, развернула рабочий «тормозок»: немного хлеба, колбасы и баночка тушёной картошки с мясом.
Показалось, кто-то скулит за спиной. Оглянулась – собачонка белая из-за могилы выглядывает. Худющая, жалкая, дрожит от холода и смотрит на меня как на спасительницу. Чёрный нос и глаза – словно три уголька кто-то в снег бросил.

Разложила перед пёсиком на пакете всю еду, а вино сама выпила и снегом закусила.

А потом упала на могилу ничком и завыла. Встала, когда уже лицо начало замерзать. Оглянулась – нет пёсика, даже следов нет, один только пакетик лежит, весь вылизанный.

Весной перед Пасхой убирала могилку и увидела за памятником на мокрой земле следы небольшой собаки. Неужели та самая?

По наитию несколько раз крикнула: «Снежок!» – и, представляешь, услышала за спиной знакомое поскуливание!

Домой возвращались вместе. Кладбищенский сторож на вопрос о собачке лишь плечами пожал: «Никогда такую здесь не видел».

Дома Снежок сразу под Сашин диван шмыгнул, по квартире ходил уверенно, будто всегда здесь жил. Часто нюхает вещи сына, словно что-то вспоминает.

Меня упрекают: зачем ты его с кладбища забрала? Плохая примета. Но Снежок ведь не вещь, он живой, я с ним как с Сашей разговариваю. Родственные у нас души.

Сорок лет я отпахала на заводе, но пенсия небольшая. А дочери и внуку помочь нужно. Зятёк-то больше на диване трудится. Вот и приходится мне дома у богатых людей убирать.

Жанна, одна из моих хозяек, живёт на краю деревни, у леса. Двухэтажный дом, обнесён высоченным забором. А во дворе – Граф, помесь овчарки и большой дворняги. Одинокая женщина всегда чего-нибудь побаивается.

За Графом мы ухаживаем как за дворянином. У него будка с двойным утеплением, стеклопакетом и просторным крыльцом; вдоль забора вольер на десять метров – Жанна ещё кошек держит, поэтому собака огорожена. Кормим только говядиной и дорогущим собачьим кормом.

Недавно зашли с Жанной в вольер, а Граф от радости лапы хозяйке на грудь положил и преданно в глаза смотрит. Шерсть коричневая, видимо, от дворняжки досталась, а грудь белёсая, словно инеем присыпана.
– Как думаешь, Жанна, сколько ему лет? – спрашиваю.

Та наморщила лоб:
– Около пятнадцати, но точно не знаю. Неужели я ничего о нём не рассказывала?

Там, в вольере, она и рассказала историю своей встречи с Графом.

Всё началось 14 лет назад с анонимного звонка. Жанна мчалась домой, дрожавшие ноги соскальзывали с педалей машины. В их постели любимый муж целовал чужую женщину. У Жанны закружилась голова, она хлопнула дверью и уехала к родителям. А потом были полная потеря аппетита, депрессия, уход из фирмы мужа, бракоразводный процесс и приговор подкупленных судей – их дети будут жить с бывшим супругом. В 37 лет Жанна оказалась у разбитого корыта. Сутками лежала на диване, тупо глядя в окно.

Обеспокоенные родители водили дочь по врачам и бабкам. Время и доктора постепенно избавляли от болезни. Неожиданно позвонила подруга детства из Киева, предложила пожить у неё. Они вместе ездили по монастырям, монахи советовали Жанне не замыкаться в горе и стремиться к добродетельной мирской жизни.

Подруга руководила небольшой компьютерной фирмой. «Пора и тебе, Жанна, за работу браться», – как-то сказала она. Год под её руководством Жанна осваивала азы управления персоналом, совершенствовала компьютерные навыки. В Харькове зарегистрировала свою фирму со штатом два человека. Под писк и беготню крыс Жанна сутками сидела в подвале старого дома, составляя и шлифуя программы заказчикам. Время шло, а успехов не было.

По суду Жанне достался дом в деревне. Когда-то они с мужем купили участок со старым домом, сараями и большим погребом. Сараи по её просьбе разобрали на кирпич соседи, остался только дом с галереей, погреб и забор вдоль улицы – достаточно, чтобы хорошо отдохнуть в выходные.

Как-то раз дед Иван, сосед слева, сообщил, что на её участке приблудились собака и кошка. Собака пряталась за погребом, а кошка через выбитое стекло запрыгивала в галерею дома. Беспризорные звери крали корм у питомцев соседа справа, и тот пристрелил их из ружья: вдруг ещё болезни в хозяйство занесут?

А зимой Жанна стала замечать у погреба следы большой собаки. Дед Иван успокоил соседку: «Ходыть тут якыйсь собака. Худый та страшный. Ты на нього внымания не звертай. Походыть-походыть, та й здохне з голоду».

Приехав однажды на выходные, Жанна поставила у погреба миску с жареным мясом: а то действительно живая душа умрёт от голода или нарвётся на пулю соседа. Но за субботу и половину воскресенья на запах мяса никто не пришёл.

Вечером у калитки Жанна в последний раз оглянулась. Ей показалось, что какая-то коричневая тень метнулась от миски. Женщина замерла с сумками в руках. Через несколько минут показалась собака, вернее, скелет собаки, обтянутый клочьями шерсти. Жанна медленно подошла к погребу. На согнутых дрожащих лапах перед ней стоял коричневый кобель, видимо, помесь овчарки и большой дворняги. Ободранный, с глубокими ранами и кровавыми потёками на выпяченных рёбрах. Казалось, ещё минута – и пёс от бессилия рухнет на землю. Более худой и беспомощной собаки Жанна ещё не видела.

Пёс стоял у миски с опущенной головой, ожидая удара или разрешения поесть. «Наверное, и люди на меня смотрят, как на эту собаку, брошенную, несчастную, никому не нужную», – подумала Жанна и погладила пса по спине. Он поднял голову, признательно посмотрел в глаза женщины и начал есть. Ел не жадно, не спеша, с каким-то собачьим благородством, придерживая миску лапами. «Если у собак есть сословия, то он, несомненно, дворянин, – подумала Жанна. – Граф. О! Я буду его так называть».

Граф съел последний кусок, подошёл к Жанне и уткнул морду в колени. Пёс слышал громкие всхлипы доброй женщины, а она гладила его голову, и шерсть под глазами была влажной – в вечерних сумерках плакали две одинокие души.

На полу галереи Жанна расстелила старое пальто и укутала дрожащее, почти невесомое тело собаки. Через два часа она вернулась из города с сумкой лекарств и пищи.

Неделю женщина кормила Графа по часам, вводила лекарства, растирала в порошок таблетки, смешивая их с кормом.

Пёс неподвижно лежал на пальто, не чувствуя боли от инъекций. Когда неделю спустя Граф инстинктивно дёрнул ногой от укола, Жанна радостно улыбнулась и обняла нового друга: «Всё у нас будет хорошо, Граф».

Через несколько дней пёс уже прятался, завидев хозяйку со шприцем. Но, зажатый в угол, сам подставлял лапу и лишь негромко стонал от кратковременной боли. Ночами он часто вздрагивал во сне, ему снились собачьи кошмары.

Пришёл день, когда Граф осторожно спустился по ступенькам крыльца, обошёл дом и обнюхал углы. Тогда же Жанне позвонил её работник и порадовал хорошей новостью: крупная фирма заинтересовалась их программами. Первый успех!

Захлопнув телефон-раскладушку, она увидела за невысоким забором соседа, убившего собаку и кошку на её участке. Мужчина искоса рассматривал Графа.

Жанна поняла, какая опасность грозит псу. Решение пришло мгновенно, она присела, обняла Графа и сказала: «Я построю здесь новый дом, и ты будешь жить со мной. А пока огорожу наш участок забором. Согласен?»

Через неделю дед Иван оценивающе провёл рукой по забору, а потом погладил Графа по голове: «Эх, як бы я знав, що ця собака нэ здохнэ, то взяв бы соби. Гарный пэс получывся».

Строительство дома соединило ещё две одинокие души. Красивая, но неверная жена Толика – бригадира строителей – ушла к состоятельному пожилому вдовцу. Толик с разрешения хозяйки ночевал в старом Жаннином доме и заодно охранял участок.

Поздними вечерами бригадир выводил Графа на прогулку к реке и однажды у огромной ивы встретил местную девушку. Месяц молодые люди слушали соловьёв у реки, каждую ночь Толик с Графом провожали невесту до калитки. Но однажды навстречу вышел отец девушки: «Хватит вам по ночам расхаживать, а мне деревенские сплетни слушать. Если серьёзный человек – заходи».

Теперь детишки Толика уже в школу бегают.

Хороший дом у Жанны получился. Два этажа, спортзал, зимний сад и комната для животных. Их у Жанны много: кроме Графа, восемь кошек с опереточными кличками и залетевший непонятно откуда попугай Флобер, который живёт в громаднейшей клетке.

– У меня кухня меньше, чем зверинец, – шутит кума. – Чистоту и порядок в доме навожу я, а Жанна за зверьём ухаживает, готовит им и себе еду. Сердце у неё доброе. Всех брошенных деревенских кошек отвозит в ветклинику для обследования и лечения, а потом к себе забирает. Недавно соседи спустили на верёвке через её забор двух котят в корзине, мальчика и девочку. Топить жалко, теперь Жанна их из соски кормит.

К Жанне на каникулы приезжают дети из Америки. По деревне с открытыми ртами бродят, с местными хлопцами раков в углях пекут, грибы в лесу собирают – довольные!

Мать им деньжат подкидывает. В её фирме уже под сто человек работает, почти все мужчины. Даже футбольную команду сколотили – призам и кубкам Жанна радуется как девчонка.

Я ей своё талдычу: лучше бы мужчину в дом привела. Всё у тебя есть: и жильё, и достаток, и внешность, ротой мужиков командуешь – неужели ни одного подходящего? Время-то не резинка от трусов, не растягивается. Сейчас упустишь – потом сама не захочешь.

А она грустно улыбается: «Тот, кого любила, не звонит. Через детей приветы передаёт. Если суждено – найдётся мой мужчина, пальцами щёлкнет – сама прибегу».

Как-то сажала я розы во дворе, слышу – Жанна с Графом разговаривает: «Ты мой пёсик любимый, защитник мой седой. Видно, души наши, как близнецы, из одного яйца вылупились».