Алину Дёмину воспитывали по Споку. Её мама Оля верила красноречивому американцу намного больше, чем вечно спешившему участковому педиатру. Никаких модных веяний, дующих из-за океана, та не признавала, равнодушно отмахивалась от вопросов, волновавших юную мать, и только раздавала указания: кормить по часам, купать в слабом растворе марганцовки, пелёнки гладить с двух сторон. Никакого сравнения с обстоятельным и утешительным Споком.

А он, в частности, советовал обязательно привлекать к уходу за ребёнком отцов, дабы те с первых же дней привыкали к малышу и чувствовали свою ответственность. Ольга Дёмина отнеслась к этой рекомендации, как, впрочем, и ко всем остальным, очень серьёзно. Мужу было вменено в обязанность вечернее купание.

Генка раскраснелся и вспотел от напряжения, но с новым для себя делом справился с честью. Положил выкупанную Алиночку на столик и взялся за вытирание, приговаривая с нежностью:
– Какое же у них всё маленькое. Маленькое, но настоящее. И головка, и ручки, и ножки, и попка, и всё остальное…

Он замер, уставившись странным взглядом на «всё остальное», и вдруг закричал душераздирающим голосом:
– Если какой-нибудь гад попробует не то что прикоснуться, а даже глянуть, я его прибью на месте, ломтями настрогаю!
– Геночка, что ты, родной, она же кроха совсем!
– Но когда-то же вырастет! И все мужики только об одном и будут думать: как бы чёрт-те что с ней сделать.

Новорождённая давно спала, намаявшаяся за день жена тоже легла, а Генка сидел на кухне, смолил одну за другой крепкие папиросы и что-то бормотал, изобретая всё новые способы расправы с гадом, что покусится на его дочурку.

Этот вполне бытовой случай – многие отцы девочек испытывают такие же чувства – мог бы забыться или превратиться в семейное предание, а стал семейным кошмаром, поскольку Генка, то есть теперь уже Геннадий Кириллович, действительно решил, что его отцовский долг – не подпустить к девочке ни одного «гада».

Когда Алиночка подросла и стала ладненькой симпатичной школьницей, он бросил перспективную, хорошо оплачиваемую работу наладчика, где требовалось трудиться «от звонка до звонка», и устроился электриком в ЖЭК, поскольку там режим работы позволял держать дочь под тотальным контролем.

Отец знал расписание уроков наизусть. Её путь из школы домой был вымерен до секунды. Алина ни разу в жизни не была в пионерском лагере и не ездила сама в общественном транспорте. Ей запрещалось носить короткие юбки и обтягивающие брюки. О косметике не могло быть и речи. Разрешалось только приглашать к себе проверенных скромных подружек, которых с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Сколько же можно смотреть телевизор и играть в шашки? Иных развлечений для детей у Дёминых не признавали.

Живая, активная девочка пыталась протестовать. Но отец тут же хватался за скакалку. Сколько этих скакалок Алина выбросила, сожгла, разрезала на мельчайшие кусочки! Но у отца в шкафчике на работе имелся их неистребимый запас.

– Потерпи, доченька, – уговаривала мать. – Ты же знаешь, папа – деревенский. А там нет большего позора, чем гулящая школьница. Его сестра в девятом классе родила. Жениха на аркане в загс тащили – не хотел до армии жениться. Сраму натерпелись!..
– Мам, ну неужели я, только на улицу выйду, сразу в гулящую превращусь? Лето на дворе, все по морям разъехались или на нашей речке с утра до ночи торчат. Одна я, как проклятая, в четырёх стенах сижу.
– Хватит сырость разводить! – шутливо скомандовала Ольга Ивановна. – У отца завтра – рабочая суббота. И мы с тобой поедем на пляж!
– На пляж?! – ужаснулась Алина. – В моём чёрно-коричневом закрытом купальнике с оборочками и фестончиками до колен? Спасибо большое! Вот только на пляже я ещё не позорилась.
– Всё продумано! – торжествующе воскликнула мать. – Я исхитрилась кое-что отложить. По дороге заедем в магазин, выберешь себе новый купальник.

В субботу проводили на работу недовольно бурчавшего отца, наделали бутербродов и отправились на речку. Естественно, с заходом в магазин, где младшая Дёмина выбрала первый в своей шестнадцатилетней жизни открытый купальник. Это был восхитительный день! Когда накупавшаяся мама задремала в тени под грибком, Алина даже успела перекинуться несколькими словами со смуглым невысоким парнем с серёжкой в ухе.

– Девушка, а вы знаете, что красивее вас на этом пляже никого нет? – сказал парень, присев рядом с ней на корточки.
– Не знаю, – робко ответила Алина, подавив в себе паническое желание разбудить мать. И тут же, расхрабрившись, спросила: – А вы пират?
– Да, – кивнул смуглый, – вон моя шхуна, – он показал на старенький катамаран. – Может, сплаваем на тот берег?
– Я только с мамой, – испуганно пискнула Алина.
– Нет, – рассмеялся парень, – мама в мои планы сегодня не входит.

Выпрямился и сказал многозначительно, блеснув белозубой улыбкой:
– Ещё увидимся.

Дёмины тем летом ещё несколько раз выбирались на речку, но уже полным составом. И «пирата» Алина не видела. А если бы встретила, то не рискнула бы показаться ему на глаза в своём старом купальнике с оборками и фестонами до колен.

– Ничего, доченька, сколько там того десятого класса, – утешала её мама. – Не успеешь оглянуться, уже и выпускной, а там вступительные в институт. Студентку-то отец постесняется скакалкой охаживать.

Скакалка и впрямь осталась в прошлом. Но когда Алина сообщила о своём желании подавать документы в университет на биологический, Геннадий Кириллович страшно побагровел и начал задыхаться – он страдал астмой. Испуганная мать вызвала «скорую» – такой серьёзный приступ случился с ним впервые. Кислородные подушки, капельницы, ингаляторы – всё это с успехом заменило отставленную скакалку. Стоило отцу схватиться за грудь и начать дышать с присвистом, как прекращались любые поползновения Алины к самостоятельности.

Без пяти минут отличница поступила на вечернее отделение экономического факультета, а работать её Геннадий Кириллович пристроил к себе в ЖЭК.

– Генаша, родненький, ты хочешь, чтобы наша дочь осталась старой девой? – пыталась урезонить супруга Ольга Ивановна.
– Чего там «старой девой», – хмуро отворачивался отец.
– Ну посмотри, все её сверстницы знакомятся, ходят на свидания, ищут себе пару. А кого Алина в твоём ЖЭКе высидит? Дворника? Сантехника? Да у вас и нет никого подходящего.
– Для чего подходящего?
– Для замужества, для чего же ещё?
– Прямо обязательно всем замуж выходить?
– А что, самой век куковать? Алинке двадцать лет, а она ни разу не то что ни с кем не целовалась, даже за руку с парнем не держалась.
– Сначала за ручки держатся, потом в подоле приносят, – сипел отец и хватался за грудь.

Двадцатипятилетие дочери Дёмины отметили тортиком и бутылочкой сладкого вина, оставшегося от какого-то предыдущего праздника.

– Мама, объясни мне: зачем я живу? – сказала хмурая с самого утра Алина, отодвинув недоеденный кусок торта.

Ольга Ивановна опасливо оглянулась и плотнее закрыла дверь, чтобы не услышал муж, прилёгший отдохнуть.

– Все для чего-то живут, доченька.
– У всех этот вопрос, может, и не возникает, – грустно усмехнулась Алина. – У всех есть семьи, настоящая работа, друзья, увлечения, мечты. Им и подумать-то об этом некогда. Да и незачем. И так всё ясно. Я же чувствую себя ходячим мертвецом и всё время с ужасом жду, когда окружающие это заметят. За что вы так со мной, мама?
– Ты просто немножко устала из-за годового отчёта.
– Да уж, из-за сорока трёх рублей пять раз всё пересчитывали. Прямо такой подвиг совершили… А я ведь биологом собиралась стать, изучать лекарственные растения, про половину из которых пишут: «Свойства недостаточно изучены». Мечтала лекарства новые изобретать. Чтобы одно из них назвали дёмидолом или дёминалом. Вы бы гордились мной.
– Мы и так гордимся.
– Чем вам гордиться? Работу мою может выполнять любая девчонка, умеющая нажимать кнопки на калькуляторе. А Брагин, который у меня химию списывал, уже защитился. Кохановская каких-то амёб открыла. Кудайкулова уже три раза по телевизору показывали, за границу на гастроли собирается. Все мои одноклассницы давно замужем. Юнна даже успела развестись и снова расписаться, несмотря на ребёнка от первого брака.
– Юнка таки вышла за того белобрысого? – с преувеличенным интересом воскликнула мать.
– Зачем я живу, мама? – не дала себя отвлечь Алина. – Чего я жду? В школе ждала, что стану студенткой и отец перестанет видеть во мне несмышлёныша. Пока училась на вечернем, ждала, что вот получу диплом и папа признает во мне взрослого человека, готового самостоятельно строить свою судьбу. Но мне уже двадцать пять, а меня всё так же держат на коротком поводке.
– Ну, не так уж всё плохо, – погладила дочь по руке Ольга Ивановна. – Сыта, одета, обута, ни о чём голова не болит. Может, скучновато немного, так не всё ж веселиться. А ты вот на прошлой неделе к Наташе Коростылёвой на день рождения ходила.
– Это когда папа четыре часа под её подъездом просидел, а потом в дверь ломиться начал: «Алина, домой»? Да, развлеклась по полной программе. А что он устроил, когда инженер из управления со мной разговаривал? Белый день на дворе, три тётки со мной в кабинете сидят. Нет, отец так дёргался и психовал, будто дочери пять лет и её педофил в кусты тащит.
– Инженер этот, между прочим, бабник. Отец узнавал. От таких лучше держаться подальше.
– Да вы меня от любых держите подальше, – мрачно констатировала девушка. – Я бы ещё поняла, если бы папа никак цены мне сложить не мог и хотел для меня хорошего мужа. Так он же никакого не хочет! Помнишь, что он устроил, когда тётя Лена предложила меня со своим сотрудником познакомить?
– Ничего он не устроил! Приступ у него был.
– У него всегда приступы, когда возле меня кто-то появляется!

И дочь, и мать говорили вполголоса, иногда переходя на свистящий шёпот, отчего их беседа приобретала зловещую тональность.

– Уйду я от вас, мама. Я уже звонила по объявлениям.
– Не вздумай! – сдавленным голосом воскликнула мать. – Ты убьёшь отца!
– Если останусь с вами, то сама умру!
– Алиночка, – расплакалась мать, – ну подожди ещё немного. Сколько там ему жить. Приступы через день.
– Это страшно, мама! Страшно! Ждать смерти собственного отца. Непьющего, работящего, заботливого отца.
– Ольга, ингалятор, – донёсся из комнаты слабый голос Геннадия Кирилловича.

Об уходе Алина больше не заговаривала.

– На кого ты нас покинул?! – рыдала Ольга Ивановна над свежим могильным холмиком. – Как же я без тебя, Генаша? И Алиночка у нас непристроенная.

Немногочисленные родственники и сослуживцы покойного смотрели на Алину с осуждением, хотя крутой нрав Геннадия Кирилловича ни для кого не был секретом.

– Доченька, ты не спеши пока. Подожди хотя бы год, – сказала мать через три месяца после смерти супруга.
– О чём ты, мам? К чему эти предупреждения?
– Ты с работы на целый час задержалась. Конечно, человек ты взрослый. Но лучше бы не идти с первым встречным. Папе было бы неприятно.
– Та-а-ак, Геннадий Кириллович номер два, – произнесла с расстановкой Алина. – Если с работы чуть позже вернулась (у меня, кстати, квартальный отчёт, я тебя предупреждала), так уже гуляю с первым встречным? Где они, эти встречные? Это в двадцать лет девчонкам проходу не дают, а в тридцать два девушка уже не объект охоты, а в охотника превращается.
– Откуда тебе знать?
– С Юнной пообщалась. Она снова в разводе.

Мать и дочь по привычке говорили вполголоса, иногда переходя на негодующий шёпот, хотя подслушивать их уже было некому.

Охотница из Алины получилась никакая. Не имеющая даже минимального опыта общения с мужчинами, она дичилась, не умела поддержать разговор, не понимала шуток и весьма прозрачных намёков.

– Слушай, не могу же я флиртовать за двоих! – сердилась Юнна, вывезшая подругу на недельку в загородный пансионат.
– Юнна, не сердись. Я бестолочь. Значит, когда Миша сказал, что потянул спину, это было не просто так?
– Ну конечно! Ты должна была предложить ему массаж.
– Так и сказать: предлагаю вам массаж?
– Нет, навязываться нельзя. Нужно делать так, чтобы тебя просили. Например, сказать: «Я занималась на курсах массажа. Но у меня слишком чуткие руки. Стоило мне прикоснуться к человеку, как я начинала читать его мысли. Это так пугающе. Потому пришлось сменить сферу деятельности», – объясняла Юнна.
– Но это же будет неправдой. Я не умею читать мысли.
– Тоже мне, бином Ньютона! – фыркнула подруга. – Мужики всегда об одном думают. Ты лучше подумай, что скажешь мужику, когда обнаружится, что ты девственница.
– А это разве плохо?
– Нет, ты не бестолочь. Ты первый день творения! Надо тебе порнуху показать, чтобы хоть знала, к чему стремиться.

Когда расстроенная Алина вернулась из пансионата, мама, рассказывая новости, сообщила:
– Баба Рая квартирантов взяла.

Раиса Петровна жила в трёхкомнатной квартире напротив. Муж у неё умер, дочь замужем за военным, всё по гарнизонам мотаются, сын-подкаблучник глаз к матери не кажет. А тут ей позвонила кадровичка с завода, где баба Рая сама сорок лет отпахала.

– Петровна, у нас общежитие на ремонт ставят. Возьми четырёх человек месяца на три. Я тебе хороших хлопцев подберу, итеэровцев.
– Бабулька даже помолодела, – улыбаясь, рассказывала Алина подружке. – То всё возле подъезда сидела, на болячки жаловалась. А теперь палочку отставила, губки подкрасила и бодрячком на рынок. Квартиранты ей за горячие завтраки приплачивают.
– И что, есть среди них перспективные? – поинтересовалась Юнна.
– Откуда мне знать? Я с ними не знакома.
– Дёмина, ты неисправима! На одной лестничной клетке с ней живут четверо мужчин, а она клювом щёлкает! – возмутилась подруга.
– Ой, я и не подумала.
– Кто бы сомневался! Всё за тебя делать нужно! Нет, – прервала себя на полуслове Юнна, – сейчас я тебе не помощница. У меня Андрей до предложения руки и сердца дозревает. Ещё увлекусь, погонюсь за двумя зайцами. Значит, так, выбери повод, чтобы эту бабу Раю с чем-нибудь поздравить.
– Какой?
– Любой! Именины, юбилей, День вахтера или Парижской коммуны. Поздравляешь и предупреждаешь, что вечером придёшь к ней в гости. Скажи, что сама всё принесёшь. Готовишь стол. Со сладким не заморачивайся. Мясо, мясо и ещё раз мясо! Вина чуть-чуть. Пусть мужики сами о спиртном позаботятся. За столом вспомни всё, чему я тебя учила, отсеки лишних и выбери одного, максимум двоих, но так, чтобы им обоим казалось, будто ты – ну, не влюбилась, а впечатлилась. Только, ради бога, не спрашивай на каждом шагу: «В чём смысл этой шутки?»

– Юн, я боюсь. У меня не получится, – залепетала дрожащим голосом Алина.
– Чего тебе бояться? Не принц на кону, а четверо заводских парней, снимающих угол у старухи. Твоя задача – определить самого перспективного. Действуй!

Вскоре Алина позвала подругу на прогулку в парк. Купили сыну Юнны Вадюше пять билетов на автодром – пусть катается, – а сами уселись на скамеечке неподалёку.

– Раиса Петровна охотно откликнулась на идею отметить двадцать пять лет со дня вселения в наш дом. Она, кстати…
– О бабе Рае потом, – перебила Юнна. – Квартиранты были?
– Да! Очень обрадовались, предложили совместить юбилей и новоселье. Самый красивый из них, конечно, Вартан. Глаза, губы, волосы… Но у него есть невеста. Даже фотографию показывал.
– Невеста не проблема, – раздумчиво произнесла Юнна. – Для кавказских мужчин имеется своя методика. Но ты не потянешь. Отставить Вартана. Следующий.
– Следующий Николай – начальник охраны завода. Пьёт.
– Что значит «пьёт»?
– Приставляет рюмку ко рту и льёт прямо в глотку, не глотая.
– Это ещё не значит, что он пьяница. Есть у мужиков такой шик, – объяснила Юнна.
– Может быть. Но мне это не нравится, – отрезала Алина.
– Ладно. Третий.
– Третий тоже Коля. Работает технологом. Но ему всего двадцать четыре года.
– Ну и что? Восемь лет – не разница.
– Нет. Мне это не подходит, – категорически заявила Дёмина.
– Хорошо. И напоследок…
– И напоследок Виктор. Заместитель главного энергетика. Женат, есть ребёнок.
– А почему же он тогда у бабки квартирует?
– Не знаю. Он вообще за столом молчал. Про жену и ребёнка Коля рассказал.
– Отлично! Мужики просто так законы мужской солидарности не нарушают. Николай на тебя запал.
– Юнна, он пьёт! И маме он не понравился.
– Стопудово будущий зять!
– Нет! Исключено.
– Ох, и дура же ты. Хочешь на Виктора время тратить – твоё дело.

Подруги насупились и отвернулись.

– Юн, – робко проговорила Алина через несколько минут, – а как мне с Виктором себя вести?
– Они в разводе или временно разбежались?

Дёмина пожала плечами.

– Ладно. Станешь его грустным другом.
– Это как?
– Знаешь, говорят: «и в печали, и в радости». Он сейчас нуждается в друге для печали. Зазывай его к себе. Ну, розетку подкрутить, что-нибудь простое починить. Предлагай погладить рубашки. Хорошо корми. Но не болтай, не пытайся развлечь. Молча улыбайся, тихо благодари, не пытайся удерживать, когда захочет уйти.

Алина позвонила через две недели.

– Вот, стала грустным другом. Виктор теперь у меня все вечера сидит. Рассказывает, какая жена плохая и как по дочке скучает.
– Значит, не отболело у него ещё. Ничего, подруга, прорвёмся. Пока продолжай в том же духе.

Занятая приготовлениями к свадьбе – Андрей всё-таки дозрел, – Юнна совершенно забыла о подруге. Впрочем, приглашение на две персоны ей отправила. И очень обрадовалась, увидев, что Алина пришла в кафе не с мамой, а с невысоким широкоплечим мужчиной с шальными глазами.

– Алиночка, дорогая, прекрасно выглядишь! Здравствуйте, Виктор! Рада познакомиться.
– Я не Виктор. Он к супруге вернулся. Я – Николай. Грустный друг Алины. Поздравляю с законным браком.

Никогда не теряющаяся Юнна раскрыла самым постыдным образом рот и захлопала глазами.

– Э-э-э… Алина вам рассказала?
– Она мне всё рассказывает.

Николай обнял раскрасневшуюся Алину и прижал к себе.

Когда гости, отработав обязательную свадебную программу, пустились в пляс, Юнна подсела к Николаю.

– Мы с Дёминой с первого класса дружим, – сообщила она, перекрикивая гремящую музыку, – она мне как сестра. Потому я имею право спрашивать. У вас всё серьёзно?
– Не гони лошадей, – спокойно ответил Николай, – сами разберёмся.

«Отсекает подруг от любимой, – автоматически отметила Юнна, – уже считает её своей собственностью. Значит, Алинка нашла себе второго папочку. Запрёт её дома и будет контролировать каждый шаг. Я бы повесилась. А для Дёминой – то, что нужно».

– Будьте счастливы! – прокричала она, от души надеясь, что её улыбка выглядит искренней.