Она всегда выглядела старой. Когда-то учила ещё мою маму, так вот на маминых старых школьных фотографиях тоже выглядит взрослой тёткой, хотя тогда ей было всего около сорока.

Когда училась я, это была грузная женщина с копной неседеющих волос, грубыми чертами лица и громоподобным голосом. В школьных коридорах её за глаза называли Терминатором. Почему-то именно о ней мы сплетничали и шушукались больше всего, а не, скажем, об учителе физики, личная жизнь которого то давала течь, то уходила в бурное плавание. Впрочем, ближе к старшим классам мы, признаться, шептались и о её сыне – высоком красавце, не похожем ни на неё, ни на мужа.

Странно, но я не помню её имени. Тогда нам казалось, что ничего особенного в ней нет – подумаешь, ещё одна учительница в богом забытом посёлке где-то на краю Сибири! И не приходило в голову задуматься: а почему, собственно, именно её мы, дети, обсуждали чаще всего? Ёрничая, цитировали её любимые фразы: «В книгах есть всё!» и «Учиться можно везде!» Господи, какой надо быть тупицей, чтобы только после двадцати понять, сколько в этом смысла! Мы пародировали её речь, а Настя кивала точь-в-точь, как она, и мы хохотали.

Сейчас уже и не вспомнить, о чём мы болтали, когда прогуливали уроки и прятались в закутке со швабрами и инвентарём, сидя на тёплых трубах отопления. Это место перестало быть секретным после того, как нас застукала Терминатор. Кряхтя, она втиснулась в пространство, которое было ей ужасно не по размеру, кое-как открыла учебник и, выцарапав из футляра очки, водрузила их на нос своим очень характерным движением. Голос в этой кладовке ни чуточки не потерял громкости, разве что стал немного глуше.

– Обзор творчества Чехова! – провозгласила она, и начался обыкновенный школьный урок, отличавшийся от остальных только размерами кабинета. То ли от жара труб, то ли от тесноты, то ли от пыльного оконного света, но в кладовке разгорелась такая дискуссия, что от наших воплей вибрировали тонкие фанерные стенки. В обычном просторном классе такого напряжения возникнуть не могло.

Выставив нам оценки в конце «урока», она протиснулась в коридор и с достоинством двинулась в учительскую. Санкций не последовало. Однако наукой нам это послужило: больше мы в кладовке не собирались, а выбрали совсем уж тесный закуток у туалета, куда не втиснулась бы даже хрупкая химичка.

Но однажды Терминатор нашла нас и там. Не решившись пробраться в это тесное убежище, она негромко поведала нам, как в 17 лет с семьёй уехала из небольшого города из-за слухов, распространявшихся о её родителях. А в 27 лет, потеряв всякую надежду родить ребёнка, нашла чуть ли не на пороге младенца, и ей снова пришлось бежать. А теперь её мужа обвинили в том, чего он не делал, и она снова уезжает.

Мы что-то такое уже слышали – чрезвычайно загадочная и страшная история, после которой на неё косо смотрели. Вроде бы её муж кого-то убил, но как и почему, никто не знал. Милиция ничего не нашла, но остались досужие разговоры и невнятные домыслы.

Нам до этого не было никакого дела, ведь ровно через секунду после звонка в класс, как всегда, вплывала её статная фигура. Терминатор располагалась за учительским столом так, будто собиралась провести тут не сорок минут, а всю оставшуюся жизнь.

А между тем в школе учительнице объявили бойкот. На улицах с ней не здоровались, мужу плевали вслед. Когда она уезжала, одна из учениц, к которой всё это имело непосредственное отношение, обняла её и умоляла остаться. Но она, конечно, уехала.

Сколько ещё после этого было в моей жизни самых разнообразных учителей! Но она преподала мне самый первый и важный урок – урок стойкости и, как это ни странно, любви. Любви к своим близким. Хотя тогда нам казалось, что это постыдное, предательское бегство.

Её нет на нашем выпускном фото: она уехала сразу после экзамена. Я уверена, это не трусость, а всего лишь желание защитить тех, кого она любила, – бог весть что могло родиться в наших головках под влиянием мутных слухов в маленьком посёлке.