Самое обидное – дядя держал себя в руках, не срывался, а тут на работе его спровоцировали, взяли на слабо. Хотя если не было бы желания, то и не выпил бы. Так что винить некого.

Когда Виктору стало плохо, его дважды пытались откачивать. Первый раз увезли на «скорой» в райцентр, при этом он категорически отказывался от всякого лечения, вырывался. Насильно продержали под капельницами четыре часа. Дольше удерживать не стали, это ведь бесполезно – лечить против желания. Отпустили домой. Вечером опять стало плохо, снова «скорая» повезла в больницу. Там он на этот раз пробыл не более часа. Всех послал и ушёл. Без документов, в носках. На такси доехал до дома.

А ночью его уже совсем прихватило, стал задыхаться, хрипеть. Мама опять вызвала «скорую». Они честно приехали – из райцентра, за 35 километров. Но на этот раз сказали, что забирать нет смысла, всё равно уйдёт. Он и ушёл – на тот свет. Бригада успела лишь на семь километров отъехать, пришлось им вернуться, чтобы констатировать смерть.

Дядина мать, моя бабушка, уже почти семь лет частично парализована, за ней ухаживает моя мама. Она в ту ночь спала в пристройке во дворе, чтоб его пьяные крики не слышать.

Мне сообщили только около шести утра. Я живу в двух километрах от них, сразу поехала на велосипеде, ребёнка с мужем оставила. Цепь слетела, бежала бегом. Зашла. Лежит. Не дышит. А я до последнего верила, что это ошибка.

Тут проснулась бабушка. Надо ей сказать. А как? Боялись второго инсульта. Посылали меня, но я отказалась, не смогу я такое матери про сына говорить. Мама сама ей рассказала. Бабушка плакала, не верила. Просила отвезти к телу на коляске. Посмотрела, убедилась.

Милиция приезжала, дали направление на вскрытие. Велели самим везти тело в морг. Посёлок там маленький, кое-как нашли авто с прицепом. Пришлось мне поехать в морг, мама-то с бабушкой в полной прострации. Потом – в службу ритуальных услуг, покупать гроб, венки, крест и прочее. Купить я ничего не забыла, а вот дату дядиного рождения для таблички не могла вспомнить, хоть убей. Всегда знала, а тут прямо провал. Пришлось всё-таки маме звонить.

Вернулась в посёлок. Надо было всё готовить к поминкам, договариваться в кафе, составлять меню, бежать по магазинам. Собирала по людям посуду, искала бабушек, чтобы читали молитвы, – церкви нет у нас. Тот трудный день закончился для меня ровно в полночь, когда я наконец перемыла полы в кафе (оно временно не работает, так что пришлось самой мыть).

На следующий день поехали в морг, привезли тело домой. Тут всё закружилось: стояла со свечами, куда-то привязывала платочки, бегала в кафе всё контролировать. Спасибо родственникам, с готовкой помогли.

И вот кладбище. Момент прощания. Поняла, что вижу дядю последние секунды. Слёзы сами текли. Раньше у меня были мысли, что плакать у гроба – это как-то слишком напоказ, наигранно. Ничего подобного. Это непроизвольно. Могила, крест. Положили венки, цветы. Как всё быстро… Два дня назад был человек, и вот он уже под землёй. Нечестно, несправедливо.

Как же мне жалко дядю. Ведь ничего за всю жизнь не видел. В личном плане не сложилось. Конечно, беда, что пил. Но когда трезвый – прекрасный человек. Безотказный. В посёлке был «бюро неотложных дел». Закопнить сено, забить свинью, построить забор – на все руки мастер. Если пообещал, обязательно придёт и сделает. Дом, огород – картинка. Вставал рано, часов в пять. Копал, пересаживал, огораживал, мастерил… Только сегодня заметила, что у них во дворе пять скворечников, и все заселённые. Начал строить новый летний душ и туалет. Вот они, инструменты, ещё лежат. И перчатки огородные – висят, ждут.

С детства я называла дядю Котом. И вот – без Кота жизнь не та… Теперь у них дома пусто. Тихо. Не могу не винить себя. Я его последнюю неделю даже не видела. Можно сказать, прикрываясь ребёнком, не ходила к ним. А вдруг бы я его всё-таки смогла уговорить лечиться? Надо было самой ехать с ним в больницу, бороться за него. А я всё пустила на самотёк. Не ожидала такого быстрого конца, честно скажу. Думала, есть ещё время. Раньше он и месяцами пил. Но, видимо, возраст уже не тот. Хотя точно не пора ему было умирать!

А ещё он копил деньги. Об этом никто не знал. Довольно приличную сумму накопил для нашего села. Он их отнёс на хранение одной женщине. Она, честная, после его смерти всё принесла, отдала нам. Деньги пошли на его похороны. Потом закажем памятник. Вот зачем он их копил, всю жизнь себе во всём отказывал? Ни велосипед новый не покупал, ни телевизор, хотя зрение испортилось и смотреть старый, маленький, было для него мучением.

Дай бог, чтобы на небесах ему было лучше, чем здесь. Пусть земля тебе будет пухом, раб Божий Виктор, мой Кот.