Зашёл в поликлинику по пустячному вопросу, спину подлечить, – и попал на конвейер обследований. Анализы, тонометр, ЭКГ. Снимавшая кардиограмму врачиха рассмотрела её с тревожным прищуром и начала спрашивать: не болит ли сердце?

– Вроде нет. А должно?
– Ну, у вас очаговый кардиосклероз, – произнесла и смотрит со значением.
– То есть?
– Идите к кардиологу.

Кардиолог поинтересовалась насчёт боли и одышки и объяснила, что очаговый кардиосклероз – это, скорее всего, рубец после инфаркта. Направила на эхокардиографию для уточнения.

В остававшиеся до обследования дни я смотрел на мир с тихой печалью. Думал, что, пожалуй, он не такой уж и неприятный. Даже жаль вот так резко его покинуть. Бродил по Москве задумчивый, на звонки отвечал невпопад. Пару раз в церкви заглядывал. Свечек не ставил и не молился, но вот что-то потянуло. И наоборот, категорически не тянуло на кладбища, по которым обычно люблю бродить с коньяком.

Гуляю по городу, а в голове крутится фраза Юрского из фильма «Любовь и голуби»: «Инфаркт микарда. Вот такой рубец!» Слушаю музыку, аудиокниги, но Юрский всё равно через них пробивается: «Положено три дня держать, но в морге нет местов…»
Само обследование оказалось неприятным. Продолговатым прибором обрисовывают сердце, тычут, как ножом, вдавливают и чуть ли не проворачивают. Сердце в ответ, конечно, колотится. И Юрский в голове, как назло, не умолкает. Но в результате никакого рубца не обнаружили и сказали, что вообще всё хорошо.

– Сосудики чистые, широкие, аорта чистая. Хорошо ваш насос качает. Вы, наверное, спортсмен? Нет? Ну всё равно молодец!

Такие качели. Аттракцион. Почему так получилось, неясно. Может, приборы несовершенные. А может, у врачей установка: загонять на диспансеризацию, предварительно напугав. Хрен поймёшь.