Я не люблю ноябрь. Да и за что его в самом деле любить – некрасивый, жадный на тепло, трясущийся и жалкий, как старый дед, стоит над душой. А душа плывёт в тоске, и берегов не видно. В такое время я люблю ходить в храм. Надеть длинную тёплую юбку, низкие ботинки, платочек и прийти к Нему маленькой и незаметной. Подслушать в своей душе тишину и спросить:
– Господи, ты слышишь меня? Прости меня. Не оставляй меня.
…Вечереет. За окнами церкви быстро сгущается тёмно-серый туман. Ещё несколько минут – и всё погружается в сумрак, светятся только огоньки лампадок и свечей. Я вдруг вспоминаю своё детство, деревушку, затерянную в лесах под Смоленском, представляю, как на высоченной кровати лежит тёплое лоскутное одеяло, и вся наша троица на нём: бабушка, я и мама. А дед кашляет на сундуке возле печки. За окном скрипучий снег – синий-синий, и бабушка негромко рассказывает про кого-то:
– …сгорел, как свечка Господу.
– Бабушка, – встреваю я, – а зачем Господу свечка?
– А Господу свечка-то не нужна, человеку нужна. Вот помрёт человек, отправится душа в дальний путь к Господу, полетит во мраке и холоде. А вокруг будут свечки гореть, все, которые он за свою жизнь в церквях поставил.
– Бабушка, а если он не ставил?
– Ну а если не ставил, должна за него хоть одна живая душа помолиться и свечку поставить. А то совсем худо ему придётся.
Бабушка замолкает, а я вглядываюсь в темноту за окном, пытаясь представить, как летит сейчас чья-то одинокая душа в полном мраке. И как ей должно быть страшно.
– Ба-а-бушка! – я начинаю хлюпать носом и реветь.
– Что, моя птичка? – бабушка испуганно гладит меня по руке своей маленькой пухлой ладошкой.
– Бабушка, ты не бойся. Когда ты умрёшь, я тебе обязательно свечку поставлю.
Мама смеётся.

Прошло всего несколько лет, и умерла моя любимая певунья-бабушка, забрав с собой поехавших её хоронить дочь и зятя – моих родителей. Жили дружно и померли вместе. Остался только приторный запах хризантем, который уже много-много лет напоминает мне, как хрупко человеческое счастье. И если вам есть что беречь – берегите, как можете.
…Время – интересный лекарь. Примерно такой, как в анекдоте: «Спасибо, доктор, так желудок свело, что про голову и думать забыл». Я училась в институте, вышла замуж, родила дочь. Муж – такая же сиротская душа, как и я, помогал во всём. Выживали как могли. В церковь я тогда ходила очень редко – только когда совсем уж было невмоготу. Приду, отстою службу, помолюсь, как свежего воздуха глотну. На душе тихо, вокруг ангелы летают. Можно жить дальше.
Помню, пришла со службы, рассказываю мужу, как бабки облепили батюшку, спрашивают, сколько свечек Господу положено ставить. Бабки наши любят, чтобы всё по науке было, и частенько батюшку изводят своими научными изысканиями. А батюшка подумал и говорит:
– Да не надо Ему ничего ставить. Себе поставьте. А у Него всё есть.
Муж поглядел внимательно и серьёзно:
– Слушай, а мы ведь и правда ничего Ему не можем дать. У нас для него ничего нет!
Я даже опешила: как так – нет!
– А доброта?
– Нет Господа в душе, нет и доброты.
– А честность, порядочность?
– Лен, ты пойми, если у человека нет Бога в душе, нет у него ни честности, ни порядочности, ни жалости к другим – ничего нет. Это всё – Его, понимаешь! «Яко нищ и наг есмь».

Хорошо всё-таки сидеть в тёплом автобусе и смотреть, как деревья отбиваются от приставучего холодного ветра руками-ветками. А на дороге бесконечный поток машин, и все мы куда-то едем, совершая свой жизненный путь. И я думаю: почему никому не приходит в голову ехать в Москву, например, через Караганду? Все знают, куда какая дорога ведёт. А к Господу мы часто идём такими кружными путями, что не понимаем, где оказались и что с этим теперь делать.
Подруга рассказывала. Работала вместе с ней девушка, муж у неё, ребёнок. Хорошая девчонка, общительная, незлая. Поехали летом на озеро на скутере кататься и утонули вместе с мужем. И вот снится она моей Ирке. Стоит на мёрзлой земле одна, вокруг серо-зелёная мгла. Ира моя как будто её спрашивает, как ты тут, а она жалуется, что ей здесь очень плохо, холодно, темно и нет никакого просвета.
Спрашиваю, что же её, бедолагу, и помянуть некому? Наверное, говорит, некому, отпели, и всё.
При жизни нам часто бывает лень и недосуг прийти в дом к Господу, поговорить с Ним – помолиться. Приходим часто, только когда жизнь прижмёт, а помощи больше просить не у кого. Но если я дружу с человеком и это любимый мой друг, я не держу его про запас, чтобы помог, когда мне будет тяжело. Я часто общаюсь с ним, хожу к нему в гости, делюсь горем и радостью, и праздник моего друга – праздник для меня. Вот и с Господом надо учиться дружить, пока у нас ещё есть время.
Этим летом у меня стали сильно болеть ноги. До такой степени, что до врача с трудом доходила. Однажды утром собралась в церковь, а встать на ноги не могу. Представила, что придёт такое время, когда просто физически не смогу дойти до Него, и пришла в ужас. Стало так страшно, что со страху я начала ходить в храм так часто, как только могла. Доковыляю и стою, ножки огнём горят. Обратно –  еле-еле, со слезами. Нет, думаю, буду терпеть, а вдруг это последний раз, вдруг больше не смогу к Нему в гости прийти. Походила так лето, а ножки-то и прошли.
Какое всё-таки счастье – ходить на своих ногах! Об этом я думаю, стоя в храме наедине с собой и с Богом. И ещё думаю о том, что когда придёт мой черёд шагнуть во мрак, я не буду бояться и скажу то, что всегда хотела Ему сказать:
– Господи, Ты слышишь меня? Прости меня. Не оставляй меня.
Храни нас всех Господь.