Решим вопрос полюбовно
19.01.2012 00:00
Рассказы сельского батюшки

Решим вопрос полюбовноМой старый друг Борис Иванович, опытный дипломат почти с тридцатилетним стажем, много лет проработал в Европе и Латинской Америке. Он за рулём, мы едем в столицу на его автомобиле.


– Боря, где ты так хорошо научился машину водить?
– Начинал в Москве, а потом где только не водил. И, скажу тебе, сможешь ездить у нас в Москве, будешь ездить везде. Конечно, приходится учитывать местные особенности, темперамент жителей и даже их привычки. Например, бразильцы носят деньги в заднем кармане брюк, а пистолет – в кобуре под мышкой или во внутреннем кармане пиджака. Сотрудник нашего консульства в Бразилии остановился на красный свет светофора. К нему тут же подскочил грабитель, приставил ко лбу пистолет и потребовал кошелёк. Дипломат не стал возражать, полез в пиджак за деньгами и получил пулю. Среди бела дня убили человека. После этого нам рекомендовали носить деньги в карманах брюк.
Так за разговором мы подъехали к железнодорожному переезду и остановились в хвосте огромной пробки. Но это мы остановились, другие, чуть сбавив скорость, принялись огибать нас по обочине.
– Борь, интересно, а в закордонье пробки есть?
Он усмехнулся.
– В закордонье пробки есть, и люди в них ведут себя тоже по-разному. В той же Испании – там, как и у нас, народ давится и лезет во все щёлки. Выстраиваются в несколько рядов, ругаются, гудят друг другу. Что поделаешь, южане. А вот бельгийцы и скандинавы, те ведут себя вежливо, чувствуется выдержанная нордическая кровь и, конечно, культура. Эти люди давиться не станут, друг за другом выстраиваются и ждут.
– Борис, если следовать твоей логике, то мы северяне с южной кровью?
– Нет, мы такие же, как и все, просто у нас на дорогах порядка нет. Ни камер, ни милиции. На этом переезде пробки всегда, а где гаишники?
Действительно, почему-то никогда в таких местах нет тех, кто должен регулировать движение. Потому и поражаешься какой-то мистической способности сотрудников ГАИ появляться там, где их никто не ждёт.

Звонит мне однажды дочь, в те дни мы как раз ожидали появления на свет нашей внучки Лизаветы.
– Папа, представляешь, я так глупо попала на дэпээсников.
Вместо того чтобы ехать к светофору и там, честно отстояв положенное время в пробке, развернуться в сторону своего дома она, оглядевшись, минуя светофор, шмыгнула в свой двор через двойную сплошную. И тут же нос к носу оказалась с патрульной машиной, в которой её уже ждали «оборотни в погонах». Двое взрослых дядек, потирая от удовольствия руки, дружно приветствовали нарушительницу. Мой бедный проштрафившийся ребёнок, сама маленькая, с огромным девятимесячным животом, словно загипнотизированная мышка, покорно проследовала в пасть к «удаву».
«Удав» потребовал 20 тысяч. Мой рёбёнок выплакал пятнадцать скидки, но живот в данном случае выступил как отягчающее обстоятельство.
– Дяденьки, пожалуйста, не отбирайте у меня права, мне же рожать скоро. Я как схватки почувствую, так сразу же и поеду. «Скорая» – она пока ещё через наши пробки пробьётся, а я заранее уже все объездные дорожки до роддома разведала.
Один оборотень посмотрел на другого.
– Ты понял? Она собирается за рулём рожать. И это на нашем с тобой участке, тебе это надо?
– Нет, мне этого не надо. Давай лишать. Хотя, ты понимаешь, лишай её не лишай, а прижмёт, она и без прав поедет. Ладно, гони пять штук. Давай сюда кошелёк, я тебе помогу.
Но будущая мамочка, проявив оперативность, швырнула выкуп и пулей, насколько это было возможно в её положении, выскочила из патрульной машины.
– Нет, ну почему она мне не позвонила? – горячился потом мой друг отец Виктор. – Эта смена была бы для них последней. Негодники, развели беременную девчонку! Самое большее, ей грозил штраф в полторы тысячи рублей.

Батюшка уже и раньше принимал участие в судьбе моего чада. Ибо как ты в машине ни тонируй окна, а то, что за рулём сидит молоденькая девчонка, знающими людьми вычисляется мгновенно. И используется мгновенно.
Однажды вечером мне звонок из Москвы:
– Папа, у меня беда, я попала в подставу. Синий «Логан», в нём двое взрослых дядек, каждому лет по сорок. По национальности, скорее всего, – и она произнесла название одной бывшей советской закавказской республики. – Папа, так получилось, мы оба нарушили. Они выскочили и давай кричать на своём языке. Вытащили меня из машины, показывают царапину у себя на крыле. Отобрали у меня документы и, главное, заставили уехать с места аварии. «Мы, горцы, с женщинами о делах не разговариваем. Вот тебе телефон, пускай с нами свяжется кто-нибудь из твоих мужчин, потолкуем о выкупе документов».
Тогда я и позвонил отцу Виктору. До того как стать священником, он много лет прослужил в подразделениях спецназа.
– Передай ей, пусть особо не беспокоится. Послезавтра вернусь с дачи, разберёмся.
И действительно разобрался. Потом рассказывал:
– По телефону: «мы горцы, мы мужчины». Приехал, а их там пятнадцать человек. Из всех щелей повылазили, ну точно саранча. Пока я был один, они мне ещё чего-то там пытались доказать, но потом ко мне присоединился наш Вова. Забыл тебе сказать, он уж две недели как вернулся после полугодового сидения у себя там, в горах, на блокпосту. Я ему сказал, что дочка отца Александра в подставу попала и нужно ехать с бандитами договариваться. Он так загорелся, в гости хочет к тебе приехать. Слушай, Вовка такой выдумщик, – батюшка смеётся. – Представляешь, они там у себя на блокпосту…
– Отче, давай про это потом, – волнуюсь я, – ты лучше расскажи, что там дальше-то было?
– Что дальше? Пока я с этой шпаной общался, Вова вычислил двух старших, выхватил их из толпы и поднял, как котят, за шкирку. Те только ногами дрыгают, вырваться хотят. Да куда там, ты же помнишь, какая у него лапища, – отец Виктор показал мне свой огромный кулак, – я против него точно ребёнок. Слушай, я тебе рассказывал, он в прошлом году на занятиях по физподготовке гриф от штанги сломал? Короче, пока те двое в воздухе ногами болтали, остальные, как мыши, врассыпную. Вытрясли мы из них её документы, пусть не волнуется. Ну, это всё мелочи, ты послушай, что они там у себя на блокпосту придумали…

– Смотри, ты смотри, что творят! – восхищённый Борин крик возвращает меня к реальности.
Мой друг показывает пальцем на смельчаков, которые из самого хвоста пробки выскакивают на встречку и, рискуя столкнуться, мчатся задом наперёд, а перед самым железнодорожным переездом, делая резкий разворот, протискиваются в голову очереди.
– Такого я даже в Испании не видел! Вот оно, наше дикое необузданное начало. Слушай, зачем они едут по встречке, да ещё и задом наперёд? Всё равно гаишников не видать. Кстати, батюшка, у тебя-то есть опыт общения с работниками ДПС? Говорят, будто они с вашим братом особо не связываются. Есть даже такое поверье: «Попа не обижай, а то ноги отсохнут».
– Да по-разному бывает, на кого нарвёшься. Но чаще мне везёт на хороших людей. Замечание сделают: «Что же вы, батюшка?» – и отпустят. Не поверишь, но эти замечания действуют сильнее, чем наказания. Даже исповедуешься потом. А во время моей поездки в Краснодарский край случилось настоящее чудо. Ехал в разгар купального сезона, это то самое время, которое кормит в крае всех, в том числе и бойцов невидимого фронта.
На самом деле невидимого. Дорога незнакомая, я в одном месте запутался и нарушил правило рядности. И вот, откуда ни возьмись, они словно из воздуха материализовались – гаишники в белых форменных рубашках. Приглашают к себе в автомобиль.
– Ну что же вы, батюшка, не хотите уважать нашу разметку? Мы ведь для вас старались, а вы вот так, обидно. Что-то нужно делать, Александр Ильич. Вы, как мы понимаем, едете к морю, ещё не поистратились, давайте решим этот вопрос полюбовно.
Вот от слова «полюбовно» я и оттолкнулся.
– Как это правильно, братья! На самом деле между нами должна царить любовь, мы же все верующие, православные. Знаете, давайте я о вас помолюсь.
Ребята, будто под гипнозом, называют мне свои имена, а я начинаю читать наше обычное молитвенное начало. Смотрю, снимают они фуражки, крестятся. Короче, расстались мы лучшими друзьями, а всё благодаря молитве. Вот такое маленькое чудо.
Оно и понятно: находясь за рулём автомобиля, ты постоянно рискуешь, а если ты ещё и гаишник и редко какая смена обходится без выездов на место аварии, то хочешь или нет, а и молиться начнёшь, и, проезжая мимо храма, перекреститься не забудешь. Так что суеверия тут ни при чём. Именно в их среде немало верующих порядочных людей. Просто – не всё сразу.

А ведь такое доброе расположение к нам со стороны сотрудников ГАИ было далеко не всегда.
Батюшка знакомый рассказывал. Мы с ним одних лет, но служить он начинал ещё при советской власти. Его храм находился в далёкой глухой деревеньке. От большака в их сторону по абсолютному бездорожью нужно было добираться ещё целых пять километров. На «Жигулях» не проехать, а о внедорожниках тогда и не мечтали. Если к ним и ездили, так только на грузовиках.
– Наступило перестроечное время, и воинское начальство получило разрешение реализовать часть устаревшей колёсной техники. Друзья подсказали, к кому обратиться, и вскоре у меня появился замечательный по проходимости «ЗИЛ-157», известный в народе как колун. Вот это, я тебе скажу, машина. Им даже управлять не нужно, въехал в колею и бросай руль, тем более что по пальцам он бил беспощадно. Правда, покупать мне его пришлось на свой страх и риск, граждане тогда не имели права владеть грузовиками, только юридические организации, а церковные приходы таковыми не являлись. Поэтому и продолжал мой колун ездить с военными номерами. Гаишники прознали, что местный поп приобрёл у вояк могучий грузовик и теперь нахально разъезжает на нём по району. Пытались они меня ловить, но всякий раз мне удавалось уходить от погони.
Хуже всего было то, что отношения с милицией у меня к тому времени сложились, мягко говоря, напряжённые. А началось всё с рынды. Да-да, с той самой рынды, что висела у нас на речной пристани. Специально я к ней никогда не приглядывался, а тут договорились с человеком встретиться, и пока его ждал, от нечего делать рассмотрел. И обомлел. Оказалось, что рында вовсе и не рында, а колокол с церковной звонницы, мало того – с нашей звонницы. Мой родной колокол, экспроприированный у нас советской властью ещё в далёкие тридцатые годы. Прижался я к нему щекой, глажу и шепчу, точно ребёнку: «Родненький, я тебя в храм заберу, ты только немного потерпи».
Дождался темноты, надел кепку, перчатки и, подняв воротник, двинулся на пристань. Прихожу, вокруг никого. Быстро откручиваю гайки крепления, и мой колокол падает на деревянные подмостки. Тяжёлый оказался, не смог я его удержать. На шум выходит заспанный сторож и кричит:
– Ты чего тут делаешь, а?
– Дяденька, вы не знаете, во сколько первый пароход отчаливает?
– В шесть утра, дурья твоя голова, ты на часы-то смотришь? Давай, иди отсюда, а то милицию позову, – и пошёл досыпать.
Я, недолго думая, колокол в рюкзак – и на плечи. Иду, согнувшись под его тяжестью, а в городе этой ночью, как назло, объявили план-перехват. Милицейских нарядов вокруг полно, а я с тяжеленным рюкзаком, в очках и кепке. Но ты представляешь, – и он перекрестился, – они меня словно не видели.
Проходит месяц. Приезжают ко мне двое знакомых мужиков и заводят разговор:
– Бать, говорят, в городе с пристани колокол утащили. Понятно, нам до этого дела нет, только если хочешь, мы тебе ещё пару таких колоколов можем привезти. Тут они, рядом, на территории пожарной части висят.
Сговорились мы с ними, и за двести пятьдесят тех ещё рублей они привезли мне эти колокола. Посмотрел я на них и снова чуть было не прослезился: наши колокола, дореволюционные, с дарственной надписью. Потом соображаю: если меня эти двое вычислили, то теперь точно милицию в гости жди. Оттащил я эти колокола на кладбище рядом с храмом и закопал под старой металлической пирамидой со звездой.
И вовремя. Нагрянули представители власти.
– Поп, верни колокола по-хорошему. Мы же их всё равно найдём, хуже будет.
Развожу руками:
– Ищите, ребята, всё, что найдёте, – ваше.
А про себя думаю: «Конечно, так я вам их и отдал, держи карман шире! Мои колокола, исторические, да и двести пятьдесят рублей кто мне за них вернёт?» Слава Богу, всё случилось 10 ноября как раз на День милиции. На них даже форма была парадная. Предупредили: завтра, мол, жди, мы у тебя с собаками обыск делать будем. Я молился, а утром выпал снег и собачки след не взяли. Так они ни с чем и уехали, но обиду затаили. Потому твёрдо решили отыграться на моём колун».
Где-то по осени заманили-таки они меня в ловушку и с трёх сторон патрульными машинами заперли. Довольные, улыбаются.
– Мы, – говорят, – машину забирать не будем, но всякий раз станем тебя штрафовать. Так что для начала гони пятьдесят рублей.
– Вы чего, мужики, – отвечаю, – я таких денег с собой не ношу. Хотите, сейчас в храм сгоняю, привезу.
Они смеются:
– Привезёт он, как же, так мы тебе и поверили! Вместе поедем.
Поехали. Только не учли ребята, что в такую пору ко мне на «Жигулях» лучше не соваться. Я ехал первым, отпустил руль своего колуна и ползу себе потихоньку. Проехав с полпути, вспомнил про гаишников, поворачиваюсь, а их нигде нет. Включаю задний ход – и назад.
В общем, нашёл я их, сидят, бедолаги, всеми тремя машинами в здоровенной луже. Толкать пытались, бесполезно. Только вымокли. А мне от военных ещё и трос достался, метров на сорок, вот я их на этот трос, как рыбок на кукан, навязал и всех разом за собой поволок. Приехали к нам, они мокрые, продрогли, трясутся от холода. И главное, без моего колуна им никуда. Мужики, говорю, давайте с устатку. Те – давай, мы не против. Короче, литра три они у меня самогону выдули, хлопцы-то здоровые.
Согрелись бойцы, поели, подобрели. Потом один вспоминает, что у него сынок некрещёный, у другого мамка не отпета. И так мы хорошо посидели, несмотря на всю тогдашнюю подлую пропаганду. Нутром почувствовали, что вместе нам надо держаться. С той поры и задружились. Я детей их покрестил, отпел стариков, и они помогли мне машину оформить. Потом во время празднований 1000-летия крещения Руси она нам очень пригодилась.

– Так вот, Борь, с того самого дня и началась дружба священников с гаишниками. Со взаимопонимания. А ты говоришь: «ноги отсохнут».
Мой друг чешет затылок и тянет в задумчивости:
– Умом Россию не понять…
– Да, Борис Иванович. Россия – это тебе не Испания. Согласись?

– Это точно!
Священник
Александр ДЬЯЧЕНКО