С непривычки шум конвейера немного меня напрягал. Ещё бы: раньше я никогда не бывал на таких производствах. По специальности гуманитарий, причём с высшим образованием, – и разве мог подумать, что придётся зарабатывать на хлеб насущный вот так, простым работягой в цеху мясокомбината.

В первый рабочий день моей напарницей оказалась молодая девушка Марина. Она всё время мне что-то рассказывала, почти до крика повышая голос, чтобы расслышал сквозь грохот. Я же с удивлением смотрел, как шустро она навешивает на конвейер куски плоти животных, и даже подумать не мог, что и у меня через неделю-другую начнёт получаться так же быстро и аккуратно.

Ещё как стало получаться – когда день за днём, а затем и ночь за ночью потекли совершенно новые для меня трудовые будни.

Мало-помалу втягивался. И уже без особой тоски вспоминал о своём дипломе, работать по специальности в нашем захолустном городке никак не получалось. Перестал впадать в уныние, когда шёл на автобусную остановку, чтобы добраться до комбината.

А ещё на работе не давали скучать товарищи – так и подмывает сказать – по несчастью. Уж очень многие из моих тогдашних коллег, как я понял из их же разговоров, были совсем не в восторге от работы на комбинате.

В цеху, где я стал трудиться, работали преимущественно женщины. Среди них – очень много незамужних. Сразу же посыпались вопросы: «А ты женат?», «С женой нормальные отношения?», «А кого ты больше любишь, блондинок или брюнеток?»

Помню, подошла ко мне с парой таких вопросов одинокая красавица Лида. Хитро-хитро на меня посмотрела, а потом и выдала:
– Сергей, а тебе сколько лет?

Я сразу не нашёлся, что ответить, только переспросил:
– А что?
– Ну сколько?
– Ну сорок… Так для чего тебе это?
– Ты мне подходишь! – с кокетливой улыбкой сказала она и побежала к приятельницам, нетерпеливо ждавшим результатов «разведки».

Ах, Лида, Лида! Сердце моё сжалось от жалости к тебе, хотя не скрою, твоя выходка меня умилила. Несладко, видно, одной-то жить, да только что я мог поделать? И ты ведь знала, что я женат. Вы все тут сразу обо всём узнали, но то и дело пытались ко мне подкатывать…

А вообще люди на мясокомбинате работали разные. И у них, конечно же, сложились свои традиции. Помню, в свою первую ночную смену я познакомился с одним таким обычаем.

Смена близилась к концу, ужасно хотелось домой. Сколько осталось до конца рабочего дня – я по неопытности не имел никакого понятия. Бывалый народ говорил, работа никогда не заканчивается в одно и то же время, всё зависит от объёмов забоя.

Сменяли друг друга цифры на электронном табло часов, висевших на стене. Напарница Марина, изрядно уставшая к концу смены, молча навешивала мясо на конвейер. Впрочем, мне тоже совершенно не хотелось ни с кем говорить. Все движения выполнялись автоматически, не хотелось даже ни о чём думать, и тут…

За спиной послышались дружный протяжный свист и радостные крики с улюлюканьем. Это меня очень удивило. Оглянувшись, я посмотрел на дыру в стене, откуда к нам по конвейеру из забойного цеха поступала свежатинка. С грустью увидел, что работе не видно ни конца ни края.

Тут ко мне повернулась напарница Марина – и надо же, теперь на её лице застыла довольная улыбка, будто все эти радостные крики предназначались лично ей. Глаза светились счастьем, щёки подёрнулись румянцем.

Увидев на моём лице недоумение, она тут же восторженно сказала:
– Радость идёт!
– Кто? – не понял я.
– Радость! Когда он проходит, это всегда означает, что до конца смены осталось не больше часа!
«Радость», да ещё и «он»… Совсем запутавшись, я спросил Марину:
– Это ещё почему?
– Сейчас объясню. Радость – это парень из бригады мойщиков, которые после смены моют оборудование. У этих ребят время рассчитано так, что они начинают драить железо сразу, как только оно освобождается. Парни ведь тоже хотят уйти домой пораньше, поэтому, когда в забойном цехе перестают вешать туши на конвейер и в нашу сторону начинают уезжать пустые крючья, Радость идёт делать уборку в ливерный цех, где всё в этот момент останавливается. Вот здешний народ и приметил: максимум через полчаса после прохода этого красавчика мясо перестаёт к нам поступать от забойщиков. Ещё полчаса нам надо, чтобы закруглиться, вот час и получится!

Я посмотрел в другой конец цеха, куда к тому времени сместилось ликование. Парень по прозвищу Радость шагал мимо работников. Это был молодой мужик, махавший руками всем, кто его приветствовал. На нём были полупрозрачный полиэтиленовый плащ с капюшоном и резиновые сапоги. На лице играла приветливая улыбка. Видно, ему нравилось чувствовать себя звездой, нравилось приносить радостное известие такому множеству людей.

– Вон, видишь проход? – Марина указала взглядом на дверь в углу цеха.
– Ну.
– Туда сейчас пойдёт Радость. Там находится тот самый ливерный цех. Нам же теперь остаётся дождаться, когда конвейерные крючья начнут въезжать в наш цех пустыми. Значит, мясо закончилось.

Марина продолжала говорить, только я её уже не слушал. Я думал о том, как всё-таки здорово, что кто-то из цеховых рабочих заметил: с приходом этого парня-мойщика времени до конца смены остаётся всего ничего. Заметил, рассказал другим, и родился славный обычай – каждый раз встречать человека, приносящего в цех радостную весть, всплеском бурного, неистового ликования.