Случилось всё это давным-давно, ещё в конце прошлого века. Мир вокруг маленького Антона был зыбкий и неверный. По вечерам на ярко освещённой сцене красивые мама и папа держались за руки, пели и танцевали, а глаза у них блестели как звёзды. Но оказавшись за кулисами, они злобно шипели друг на друга.

– Ты опять не вовремя вышел! У меня лучшая часть монолога пропала!
– И что? «Оскар» теперь не дадут?
– Алкоголик, бездарь! Режиссёрский сынок!
– Истеричка!

А под самой крышей театра находился бутафорский цех. Там творили чудеса кудесники – Де и Ба. На пять лет они подарили внуку щенка и огромный шоколадный торт. Антон взвизгнул от радости, прижал к груди собачку и куснул роскошное угощение. Пёсик был пошит из цигейковых шкурок, а торт слеплен из папье-маше. Антон сломал два передних зуба и плакал долго, но не от боли, а от обиды. Вокруг был обман! И в подтверждение этого второй дедушка, сидя в зале, целыми днями стучал в пол массивной палкой и грозно кричал: «Не верю!» А в бухгалтерии царила бабуля. При встрече и молодые, и заслуженные артисты кланялись ей в пояс. А бабуля иначе как «сукины дети» их не называла.

Вот так и рос Антон в «зазеркалье». Целыми днями бродил по закоулкам театра, лазил по декорациям, дремал в гримёрке на вечерних спектаклях, дружил с пузатыми «гномами» и не всегда трезвыми «зайцами». И лишь одним глазком с завистью выглядывал в зал, где шумная и веселая детвора жила настоящей жизнью. «Ничего, скоро в школу пойду! Там всё по-другому будет».

В первый класс Антона провожали всей дружной театральной семьёй. Мама на курточку обычной школьной формы пришила блестящие пуговицы, а на плечики – маленькие золотые эполеты. Ба смастерила изящный галстук-бабочку со сверкающим камушком в центре.

К Антону подскочил рыжий мальчишка.

– Ты чё как попугай вырядился? Так никто не одевается!
– А судьи кто? – парировал Антон.

Всё лето в театре репетировали «Горе от ума», и текст осел у Антона в голове.

– Дурак, – обиженно отозвался рыжий.

Антону как можно быстрее хотелось подружиться с одноклассниками, носиться на переменах по коридору, кидаться скомканными бумажками, махаться портфелями и дёргать девчонок за косицы. Но контакта, увы, не получалось! Стоило ему только приблизиться к мальчишкам и открыть рот, как все замолкали и смотрели на него как на пришельца с другой планеты.

А затем пассивное непонимание плавно переросло в активное неприятие. То есть сначала с Антоном перестали разговаривать, потом начали обидно дразнить, а затем бить. Домой Антон приходил с расквашенным носом и порванной одеждой, но не жаловался. Однако всему есть предел.

Как-то раз, когда ватага одноклассников загнала Антона в угол, он не выдержал. Схватил с подоконника горшок с кактусом и опустил его на голову главному рыжему забияке. Горшок раскололся пополам, а рыжий покачнулся и упал.

Родителей Антона вызвали к директору. Мама-актриса рыдала и периодически падала в обморок. Бледный папа стоял рядом и слегка покачивался, так как в театре накануне был банкет. Но своевременно и на реплику подавал жене платок.

– Послушайте, ситуация очень серьёзная, – пытался вразумить их директор школы. – У Сидорова сотрясение мозга, его родители имеют полное право в суд подать! Мы должны вашего сына из школы исключить и в детскую комнату милиции на учёт поставить.
– Мой внук не способен на преднамеренную жестокость! Не верю! – дед-режиссёр колотил палкой в пол так, что оконные стёкла дрожали.
– Он только защищался! – исступлённо кричала Ба.
– Забирайте вашего ребёнка из школы, – решительно сказал директор. – Мы будущих преступников растить не хотим.

Тут уж завопили все хором. Но вдруг бабушка-бухгалтер, мрачно молчавшая до сих пор, рявкнула, да так, что любой прапорщик позавидовал бы:
– А ну тихо, не за кулисами!

После чего широко и ласково улыбнулась педагогическому составу, блеснув золотыми коронками.

– А я думаю, мы договоримся… Ведь так?

Этого любезного оскала оказалось вполне достаточно, чтобы директор всем телом вжался в спинку кресла, а Марина Сергеевна на полусогнутых ногах послушно присела на краешек стула. Антон был амнистирован. А родители, следуя совету учителей уделять ребёнку больше внимания, со всем пылом взялись за воспитание Антона.

Де и Ба отвечали за историю и обществоведение. Мама взялась учить с Антоном английский, папа водил на спортивную площадку. Воспитание в «зазеркалье» постепенно стало давать свои плоды. Учился Антон хорошо, одноклассники от него отстали, а когда просили, списывать всегда давал. На физре бегал быстро, на турнике подтягивался ловко. Но в душе у Антона по-прежнему была зияющая бездна, на одной стороне – реальная жизнь, которую он наблюдал со стороны, а на другой – родное «зазеркалье». Где все чувства и страдания придуманные. Там плачут понарошку, мужчины носят под одеждой корсеты, а женщины молодые и красивые только по вечерам.

Антону оставалось только удивляться, где же полная событий и приключений жизнь, о которой пишут в книгах. Короче говоря, к тринадцати годам он стал циником и совершенно искренне считал себя существом с другой планеты. Врать, лицемерить и лицедействовать ему претило, а подстраиваться под окружающий мир было противно.

Театр собирался на гастроли, да не куда-нибудь, а в столицу! Все были озабочены. И куда девать бесхозного Антона, никто не знал. Внезапно выход нашёл папа.

– Антоха на месяц в военно-спортивный лагерь поедет. На юг, к морю… Я договорился.

В лагере Антону понравилось: деревянные домики прямо на берегу моря, столовая под навесом, умывальники на улице. По утрам зарядка и кросс три километра. Только в одном ему не повезло. Не по годам рослого Антона по ошибке записали в первый отряд, где всем пацанам было по 15–16 лет, а ему – всего 13. Антон уже давно жил по принципу: думаю одно, делаю другое, а говорю третье. Вернее, он вообще старался меньше говорить, всё равно не поймут, а так целее будешь. Перед сном, когда мальчишки оставались одни, начинались задушевные разговоры. Через забор с их лагерем находилась спортивная база юношеской сборной по плаванию. Девчонок там было много и на любой вкус. Парни с пристрастием обсуждали девичьи прелести и свои эротические фантазии. Антона от этих откровений слегка подташнивало, и однажды он не выдержал:
– Девушкам полагается цветы дарить!
– Чего? – не понял бугай Пудов. – Это где такое фуфло пишут?
– В книгах, – резко огрызнулся Антон.
– Ты умный, что ли? – обиженно пробасил Пудов. – Так я тебя быстро вылечу.

Антон долго не мог уснуть и злился на себя. Ежу понятно – ещё день-два, и он снова будет бит. Нужен побег.

Подготовился оперативно и детально. На следующий день отряд под присмотром инструктора вывели в город. И, получив час свободного времени, Антон исхитрился сгонять на вокзал и приобрести билет до дома. Всё рассчитал: поезд уходит вечером, все после ужина до самой ночи будут скакать на дискотеке, а он потихонечку уйдёт.

На вокзал Антон явился вовремя, на последние деньги купил родителям шикарный подарок. Потрёпанный мужичонка продавал сливы и груши, очень спешил и по сходной цене уступил Антону фрукты вместе с вёдрами.

Антон долго и внимательно изучал привокзальное табло, но поезда №255 там не было. И это очень странно!

– У меня билет на 24 июня, поезд 255. Но его нигде нет! Он опаздывает?

Сонная тётка из «справки» лениво разомкнула веки и неспешно проговорила:
– Мальчик, твой поезд давно ушёл. 24 июня, ноль пятнадцать было вчера.

Антон, ничего не соображая, побежал по перрону, страх и ужас гнали его вперёд: он один на ночном вокзале, в чужом городе, за тысячи километров от дома и с двумя вёдрами фруктов. Посадка на поезд Симферополь – Челябинск шла полным ходом, пассажиры штурмовали хвостовой вагон. Проводницы, молоденькие девчонки в зелёных стройотрядовских куртках, едва справлялись с натиском толпы.

– Проходите быстрее! Билеты потом покажете! До отправления три минуты!

Антон протиснулся в самую гущу людских тел, его зажали со всех сторон, приподняли и занесли в вагон. Там он плюхнулся на полку и тяжело выдохнул. А что дальше? Поезд тронется, проводники начнут проверять билеты, его изловят как «зайца» и высадят в ночь на первом же полустанке, где он и найдёт свою неминуемую погибель. Надо смешаться с толпой! Антон задвинул вёдра под нижнее сиденье, снял очки и яркую курточку, запихал всё в рюкзак и закинул наверх. Краем глаза заметил: его место номер 13, и вагон тоже 13, подумал: «Повезло!»

Поезд дёрнулся и медленно пополз по перрону, Антон встал и пошёл вместе с ним. Проходил вагон за вагоном. Внимания на него никто не обращал, проводницы проверяли билеты и трясли мешками с бельём. После каждого вагона он останавливался и долго стоял в тамбуре, надо было тянуть время и отъехать хотя бы чуть-чуть подальше. Дошёл до самого первого вагона и повернул обратно. Вся эта «прогулка» заняла полтора часа. Но возвращаться Антон не спешил, там его сразу вычислят, бельё-то постельное ему не на что купить. Нашёл почти пустой вагон, осторожно примостился у окна, опустил голову на стол и закрыл глаза. Подумал: а куда он, собственно, так рвётся? Домой? Его никто не ждёт, он никому не нужен. Глупая детская мечта сбылась, он оказался в самой настоящей реальности, а совсем скоро его поймают и как безбилетника выкинут на улицу.

– Мальчик, ты почему здесь? Плачешь, что ли? – молоденькая проводница пристально уставилась на Антона.

Он поднял взлохмаченную голову и потёр кулаком отчего-то влажные глаза. Что ответить? Он уже было открыл рот, чтобы сдаться, но какой-то незримый суфлёр стал подавать Антону нужный текст и правильную интонацию.

– Мы в соседнем вагоне едем. Я с родителями поссорился, можно я здесь немножко посижу? – надтреснутым голосом произнёс он и выразительно шмыгнул носом.

Девчонка вздохнула и с пониманием кивнула.
– Посиди. Только не плачь.

Она ушла, а Антон обалдело уставился в окно. Что это было? Он заболел, у него началось раздвоение личности или гены родителей-лицедеев дали себя знать? За этими размышлениями Антон скоротал ночь. Уже под самое утро, когда стало совсем светло, пришла проводница и ласково сказала:
– Давай иди к себе, а то твои, наверное, волнуются.

И Антон поплёлся «к себе». Неуверенно присел на полочку.

На столе валялся какой-то журнал, Антон схватился за него как за спасение. Развернул и почти спрятался под ним, делая вид, что увлечённо читает.

– Я смотрю, молодой человек, вы интересуетесь? – послышался мужской голос.
– Чем? – Антон приподнял нос и осторожно выглянул из-за страниц.
– Ну, этим, – мужчина кивком головы указал на обложку.

На титульной странице красовалась цветная фотография, стоящий на горе человек распростёр руки навстречу небесам, а внизу была крупная надпись: «Во славу Господа нашего, Спасителя!»

– Ну, как бы… – неуверенно начал Антон.

Поезд тем временем остановился, и в вагон стали входить новые пассажиры. Две дородные тётки целенаправленно двигались к тому месту, где обосновался Антон.

– Да! Очень интересуюсь! – почти крикнул Антон.
– Замечательно, – обрадовался мужчина. – Вы поближе присаживайтесь, так нам удобнее разговаривать будет.

Ровно за секунду до того, как вновь прибывшие брякнули свои вещи на полку №13, Антон перелетел в купе любезного соседа. Семья оказалась приличная, оно и понятно – баптисты. Тихон Иванович представил жену свою, Евдокию Мироновну, детишек – пятилетнюю Софью и семилетнего Игната.

– А я специально журнальчик наш положил, думал, если кто возьмёт, значит, на то воля Божья, – вещал Тихон Иванович. – Жизнь мирская трудна, люди жестоки и несправедливы, спасение только в истинной вере. Вот вы, Антон, что об этом думаете? Наверное, в школе одноклассники обижают и родители не всегда понимают. Ведь так?

«Прицельно бьёт, прямо в десятку», – подумал про себя Антон. Евдокия Мироновна тем временем стала доставать из плетёной корзинки снедь и накрывать стол к завтраку. И всё это стало так благоухать, что в животе у Антона громко заурчало, а рот наполнился вязкой слюной. Ел он последний раз вчера вечером.

– Антон, что же вы молчите? Расскажите немного о себе, – настаивал Тихон Иванович.

Видимо, от голода и соблазнительных запахов у Антона в голове опять произошёл волшебный щелчок уже знакомого ему «ночного суфлёра».

– А что рассказывать… Я, видите ли, практически сирота, – размеренно начал он. – Нет, родители живы и, слава богу, здоровы. Но очень собой заняты, не до меня им.

По большому счёту он даже не соврал, ведь так оно и было. Только преподнёс всё в определённом ракурсе.

– Бедненький, – всплеснула руками Евдокия Мироновна. – Ты ешь, деточка, что бог послал! Вон худенький какой!

Перед трапезой всё семейство чинно помолилось, возблагодарило Бога за пищу и выспросило благословение на неё.

Потом Тихон Иванович завёл с Антоном основательную беседу о вере и о том, что не сегодня-завтра конец света грянет, только праведники и спасутся. Потом вкусно обедали, Библию читали, псалмы пели. Девчонки проводницы, одна светленькая, другая тёмненькая, пробегая по своим делам, боязливо шарахались в сторону, словно «опиум для народа», как воздушно-капельная инфекция, по воздуху передавался.

– Вижу, Антоша, близок ты к настоящей вере, – сказал Тихон Иванович. – В Челябинске община наша есть. Ты, как домой доберёшься, сразу туда поезжай, как родного примут.

К ночи семейство должно было сойти, и Тихон Иванович сунул в кулак Антону 10 рублей.

– Да что вы, не надо, – стал отнекиваться Антон.
– Брат ты мой во Христе, я уже так считаю. Помогать мы друг другу должны! А то спишь на голой полке без белья, не дело это. Ну, с богом, скоро увидимся!

И опять была ночь, Антон ворочался на голой полке и не спал, всё думал. «Сектантская» десятка жгла грудь даже через карман рубашки, но сходить за бельём он так и не решился, боялся спалиться. Задремал лишь под утро, но почти сразу же его разбудили звонкие девичьи голоса. Четыре туристки распихивали рюкзаки по полкам и хохотали. Потом принялись потрошить сумки с продуктами, запахло жареной курицей и свежими огурцами. Антон свернулся калачиком и крепко прижал кулаки к животу. Кто бы мог подумать, что он так прожорлив!

Растрёпанный и голодный Антон неуклюже сполз с полки, желудок болел, шея затекла, спина ныла. Туристки дружно жевали и в его сторону даже не посмотрели. В туалете Антон умылся, причесался, почистил зубы и принялся внимательно разглядывать себя в зеркале. Вернулся в вагон, открыл книгу и углубился в чтение. Девчонки грызли курицу.

– У меня в сумке ещё вторая есть, надо и её прикончить.
– Хорошо в поход сходили, только я все локти и коленки сбила.
– А у меня нос обгорел! Красный стал, как у пьяницы!
– Нос надо намазать простоквашей с лимонным соком, – не отрывая взгляда от книги, сказал Антон.

Туристки замолчали и перестали чавкать.

– А колени и локти можно обработать бодягой. Это такой порошок, в аптеках продаётся. Развести водой, но лучше подсолнечным маслом. Такую маску можно и на лицо нанести, кожа моментально восстанавливается, – продолжил Антон.
– А ты откуда знаешь? – удивлённо спросила девчонка с кудряшками.

Ещё бы он не знал! Вырос в гримёрке, стоя за спиной у мамы-актрисы. Которая битву за ускользающую молодость вела круглосуточно.

– А ещё можно мяту с ромашкой заварить, раствор настоять, разлить в формочки, заморозить и по утрам кусочками льда лицо протирать. Морщины лет до ста не появятся, – решил окончательно добить собеседниц Антон.
– Стоп, – сказала кудрявая. – Иди сюда, садись, бери бутерброд и рассказывай, а я записывать буду!

Обстановка в купе изменилась. Раньше, когда тут ехали сектанты, давали что-то из Островского, но теперь назревала лёгкая французская комедия. Он переместился к барышням и начал галантную беседу. Беззастенчиво сдал соседкам все мамины секреты красоты. При этом не забывал отщипывать увесистые кусочки от курицы и невзначай отпускать комплименты. Во всяком случае, папа, когда был трезв и в хорошем настроении, всегда так делал!

– Красота спасёт мир! А вы, девочки, и есть красота мира, – с пафосом подытожил Антон.
– Эй, ты кто, волшебник, что ли? – воскликнула кудрявая Алеся.
– Пока только учусь, – пошутил Антон и почти целиком заглотил куриную ножку.
– А где?
– В институте.
– Да не ври! – сказала Алеся. – Это мы в институт поступили, а ты ещё школьник. Девятый класс!

Антон пристыженно улыбнулся и закивал, на самом деле он окончил седьмой. За непринуждённой беседой время пробежало быстро. Девчонки стали собирать свои пожитки и готовиться на выход. Чтобы не мешать, Антон вышел в тамбур. А вслед за ним выскочила Алеся.

– Смотри, что это у меня такое, знаешь? – она протянула ему развёрнутую ладошку. – При девчонках не хотела спрашивать.

Антон осторожно взял её за руку.

– Да ничего особенного, цыпки. Найди, где чистотел растёт, и соком прижги. Будет больно, но потом всё подсохнет. У меня тоже такое было!
– Классный ты, – сказала Алеся. – Жаль, что маленький ещё…
– Так я вырасту, – пообещал Антон.

Они стояли очень близко, нос к носу, Антон был даже чуть-чуть выше. В глазах у Алеси запрыгали весёлые чертенята, она привстала на цыпочки и чмокнула Антона прямо в губы.

– Ну, так расти скорей! – рассмеялась и быстро выскочила за дверь.

А ошарашенный Антон остался стоять в тамбуре.

Сладковатый, пряный аромат витал вокруг него и игриво щекотал ноздри. Антон понял – это вёдра с фруктами, о которых он совершенно забыл. После ревизии оказалось, что груши ещё поживут, а вот сливы уже «пошли» и стали портиться.

На следующей станции никто не вошёл, Антон даже слегка расстроился. Новое состояние начинало ему нравиться, душа требовала общения и приключений. Он выглянул в окно, местное население с вёдрами и корзинами выстроилось вдоль поезда, шла бойкая торговля. В голове у Антона созрел смелый план, он снял очки и обувь, растрепал волосы, стянул узлом на животе рубашку, схватил ведро со сливами, выскочил на перрон.

– Слива, слива! Зрелая слива! – принялся голосить Антон.
– Мальчик, почём? – окликнула его нарядная женщина.
– Пять рублей.
– А почему так дёшево? – подозрительно прищурилась покупательница.
– Папке на водку, похмелиться ему срочно надо, – бесстыдно сымпровизировал Антон.

Мадам отшатнулась от него, как от прокажённого, но быстро взяла себя в руки, деловито открыла кошелёк и протянула десятку.

– Возьми, только всё отцу не отдавай! Ботинки себе купи!

«Поезд отправляется! Проходите в вагоны!» – начали покрикивать проводницы. Антон меньше чем за минуту добежал до своего 13-го вагона и птицей взлетел по ступенькам.

В купе проводников, склонившись над коробкой с деньгами, всхлипывала светленькая девушка. Услышала шорох и повернулась.

– Что тебе?
– Ничего. Сосчитать, что ли, не можешь? – догадался Антон. – Давай я.
– А ты умеешь?

Бабуля им бы гордилась! Дебет с кредитом сошёлся. Деньги за постельное бельё, сахар, чай и кофе были чётко запротоколированы и разложены по местам.

В купе заглянула тёмненькая.
– Получилось или нет?
– Я на врача учусь, а не на счетовода, – обиженно надула губки светленькая. – Хорошо, вот мальчик помог…

«Студентки медицинского института», – сообразил Антон. Он уже было собрался уйти, но в свете последних событий ощущение наглой смелости просто распирало и настойчиво требовало выхода.

– Мне, нерушимо выполняющему врачебную клятву, – негромко начал декламировать Антон, – да будет дано счастье в жизни и в искусстве, и славе у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому!

Последнюю фразу он произнёс громко и с пафосом, прижав ладонь к сердцу.

– Это же клятва Гиппократа!
– Ты откуда её знаешь?

Антон и сам не помнил, откуда этот текст у него в голове. Но ответил совершенно другое:
– У меня вся семья медики. А дед вообще профессор!

Зачем он это ляпнул, и сам не понял, но остановиться уже не мог.

– Сразу после института поехал работать врачом в сельскую больницу. Единственную на сотни километров! А какие истории он рассказывал, вот однажды…

И Антон практически дословно изложил «Полотенце с петухом» Булгакова, потом пошёл «Морфий». Антон понимал, что ведёт себя глупо, как зарвавшийся Хлестаков. Но остановиться уже не мог. Светленькая слушала очень внимательно и часто вздыхала:
– И нас после распределения могут в такую глушь послать. Ужас! Надо замуж срочно выходить.

Тёмненькая тоже внимала, но в её глазах Антон заметил сомнение. Всё-таки сказочник он был ещё неопытный.

– Слушай, а на каком месте ты у нас едешь? – спросила вдруг тёмненькая. – Я тебя то с церковниками, то с туристами вижу.

Антон споткнулся, поперхнулся и заткнулся. Еле слышно прошептал:
– На тринадцатом.

Девушка распахнула кожаную книжечку с билетами и удивлённо взметнула вверх брови.

– На тринадцатом никого нет.
– Заяц! – воскликнула светленькая. – Уже вторые сутки едет!

В купе повисла пауза. Тёмненькая резко захлопнула папку с билетами.

– Запомни, медицина – профессия клановая. Своих не сдаём!
– Правильно, – поддержала её светленькая. – А проверка пойдёт, мы тебя спрячем.

Антон стоял в тамбуре и глазел в тёмное окно, мимо проносились столбы, огоньки и неизвестные населённые пункты. Ехать осталось совсем немного, даже жаль, что приключение заканчивается.

– Куришь, боец? – раздался за спиной мужской голос.

Антон резко обернулся. Перед ним стоял высокий блондинистый парень в военной форме: в зубах зажата сигаретка, на рукаве зелёной куртки и на погонах большие жёлтые буквы «К». По недавно приобретённому опыту Антон знал: ответить на поставленный вопрос надо предельно ясно, чтоб собеседник сразу уловил главное: мы с тобой одной крови, брат!

– Никак нет, товарищ командир! Но спички имеются! – отрапортовал Антон.

Парень удовлетворённо хмыкнул: во-первых, ответили по форме, а во-вторых, приятно, когда командиром величают. Антон метнулся в вагон, в его купе расположилось ещё двое парней в такой же тёмно-зелёной форме, шелестели пакетами, а третий взгромоздился на верхнюю полку. Антон схватил коробок спичек и вернулся в тамбур.

– Куда следуешь, боец? – новый знакомый с наслаждением затянулся и выпустил длинную струйку дыма.
– Домой. Проходил тренировку в военно-спортивном лагере, – Антон старался строить фразы покороче и говорить отрывисто. Ему казалось, что так будет стратегически верно.

В вагон они вернулись вместе.

– Давай к нам двигай, попробуй солдатский паёк, – пригласили Антона.

Светленькая проводница чай принесла.

– Вы нашего мальчика не обижайте, – уходя, она кокетливо убрала прядку волос за ушко.

Молодые военные приосанились, застегнули воротнички и поправили галстуки.

– Ты её знаешь? – спросили Антона.
– Знаю, – с достоинством и важно отозвался он. – Инна на врача учится. А есть ещё Инга, очень серьёзная девушка.
– Так познакомь!

Антон замолчал. На репетициях дед любил повторять: «Чем больше актёр, тем больше пауза». И сейчас был решающий, переломный момент для его репутации. Курсанты нетерпеливо ёрзали на полке, пауза, по их мнению, затягивалась. Но Антон отвечать не спешил.

– А ты это… по жизни-то кем быть собираешься? – нерешительно прокашлялся блондин, которого Антон угостил спичками.
– Офицером, – с чувством, но без соплей произнёс Антон. – Есть такая профессия – Родину защищать.

С верхней полки с шумом спрыгнул четвёртый парень, молчавший всю дорогу, решительно накинул на плечи китель и сказал:
– Правильный пацан, хоть и очкарик. Веди нас с девчонками знакомиться!

В Челябинске парни и девушки горячо прощались, обменивались адресами и телефонами. Антону даже показалось, что явно намечается создание нескольких военно-медицинских семей. Вместе с курсантами он направился в кассовый зал, им надо было отметить командировки, а ему – купить билет на поезд до родного городка. Благодарные курсанты подвели его к окошечку, где было написано «Только для военнослужащих», без очереди и на свои средства купили билет до дома.

В поезде, как законопослушный гражданин, Антон предъявил билет и оплатил комплект белья, совершенно мокрого. Присел на полку и задумался. Сколько он перетерпел за последние три дня… Наверное, уж с этим-то можно смириться. Или всё-таки необходимо поставить победную точку в своей личной, никому не ведомой войне? Он решительно направился в купе проводников. Две матёрые проводницы дружно лущили семечки.

– Бельё совсем мокрое. Можно поменять? – вежливо сказал Антон.
– Ща, – ответила одна.
– Разбежались, – поддержала коллегу вторая.
– Тётеньки, – вкрадчиво продолжил Антон. – Я в хоре мальчиков пою, я солист. Нам скоро в Москву ехать, перед Ельциным в Кремлёвском дворце выступать. А если простужусь и охрипну, то весь Урал опозорю! У меня уже верхнее «до» западает! Вот послушайте…

Окончательно обнаглевший Антон подбоченился, выставил левую ножку вперёд и громко запел:
Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко,

Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь…

Тётки замерли с открытыми ртами, к губам у них прилипли шкурки от семечек.

– Так я это, могу комплект из резерва достать, и одеяло второе дам, – с готовностью истинной патриотки отозвалась первая. – Урал позорить нельзя!

– Ты только там, в Москве, как увидишь Ельцина, так и скажи ему: «Борис Николаевич, Урал за вас!» – с трепетным придыханием добавила вторая.

Антон с наслаждением вытянулся на нижней полке, простыни были девственно чистыми и хрустящими, а пушистое одеяльце ласкало и грело. Он чувствовал, что за эти три дня стал совсем другим. Плохим или хорошим? Наглым вруном, хитрым и продуманным лицемером? Он и сам ещё до конца не понял. Наверное, просто детство закончилось, и он стал взрослым.

Теперь начнётся совсем другая жизнь. Но Антон понимал, что некое золотое сечение он уже нащупал. На самом деле всё просто! Люди хотят слышать только то, что им нравится, и чтобы говорили с ними на понятном языке. Мир велик, наречий много, и придётся их изучить. Да, иногда манипулировать людьми и событиями, но ведь самое главное – прийти к поставленной цели. И добиться именно того, что нужно тебе!

Дома за побег из лагеря родители ему крепко всыпали. Но варенье из южных груш получилось отменным.