Свадьба родственницы случилась довольно давно, в 1970 году. Жених – деревенский, родом из соседней области, а она – женщина городская. Играть свадебку решили в городе, тут жених работал, а жил в общежитии. Его мать была вдовой. Справлять свадьбу в деревне ей показалось накладно, ведь все односельчане должны поздравить молодых, и каждого пришедшего надо угостить. Поэтому застолье после регистрации брака устроили во дворе частного дома матери невесты.

Со стороны жениха на свадьбе присутствовало всего несколько человек – мать, сестра с мужем и двумя взрослыми сыновьями, да ещё брат с женой. Остальные гости – близкие и друзья невесты.

Собрались, встретили молодых из загса, всё чинно, благородно. Сели за столы, пришло время первого тоста. Спиртное уже разлито по стаканам, а поскольку обе матери молодых были вдовами, предполагалось, что вначале слово дадут матери жениха.

И вот эта строгая советская женщина взяла стакан, поднялась и вдруг как закричит навзрыд, словно корабельная сирена:
– А-а-а! Сыночек мо-о-ой, да на кого ж ты мамку свою покида-а-ишь? Да что ж это деется, люди добрыя? Пришла городная (то есть городская), увяла мово сыночка у мене! Увяла у город, будет он таперича городной, а мине позабуди-и-и-ит! Я ж ночей не спала, куска не ела, яво ростила! Лягу я таперича во сыру землю, от тоски по сыночку моему разъединому!

И в том же духе – соло ещё на несколько минут. Гости так и приклеились к стульям, сидели с разинутыми ртами. А мать жениха всё воет и воет, словно по покойнику, орёт на всю округу!

Первой пришла в себя мать невесты. Поджав губы, она с оскорблённым видом поднялась с места. Только хотела сказать сватье – мол, я свою дочь никому не навязываю, забирай своего дорогого сыночка и проваливайте, как мать жениха замолкла. Достала из кармана клетчатый платок, не спеша утёрла лицо, снова взяла стакан и громко провозгласила:
– Ну, за молодых!

И залпом махнула стакан. Только тогда гости отмерли и, закрыв рты, стали переглядываться.

Мать невесты плюхнулась на стул, вытерла со лба испарину, тоже опрокинула стопку водки, несмотря на то что была совершенно непьющей. Гости тоже выпили; кто-то перешёптывался, кто-то удивлённо таращился на маму жениха. А та, закусив колбаской, увидела недоумённые лица и авторитетно разъяснила собравшимся:
– Надоть голосить! Как же не голосить – чай, сына жаню! Из дома выпущаю, – а потом повернулась к сватье и повторила: – Так надоть. Ты, сватья, уж не серчай на мине. Ить у табе нет сына, а если б ты жанила сына, кубыть ты бы не голосила?

Мать невесты истово перекрестилась и говорит:
– Ну и слава богу! А то я уж думала, что у тебя, сватья, крыша поехала.

Тут гости грохнули, загомонили, и дальше свадьба уже пошла своим чередом.

Невеста, родственница моя, вытаращила глаза, как и все остальные. Но её спасло лишь то, что сидевший рядом новоиспечённый муж успел шепнуть:
– Ты только не пугайся. Щас мамка голосить начнёт, – а увидев изумление в глазах любимой, пояснил: – У нас на свадьбах завсегда голосят.

Нужно сказать, что сделал он это очень вовремя. Родственница сказала: если бы жених тогда её не предупредил, она бы точно в обморок свалилась.