СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Что взрослому мужику сто грамм?
Что взрослому мужику сто грамм?
11.05.2017 00:00
Вот тогда и чебурахну со всем удовольствием

Что взрослому мужику сто грамм?Мой дед Алексей Михайлович Гребенщиков воевал недолго. Его призвали осенью 1941-го, а в 1942 году уже комиссовали по тяжёлому ранению, и он вернулся домой, в деревню Борки, где его ждали жена и две маленькие дочки. Хотя воевал он и недолго, лиха хлебнул сполна, поэтому очень не любил рассказывать о войне. Так, иногда – отрывками. Я была совсем маленькой, когда он умер, все рассказы мне передал его сын, мой отец.

Однажды за праздничным столом зашёл разговор о вкусной еде, кто какие деликатесы пробовал. И дед рассказал.

– Первое время на фронте шибко плохо было, голодно. Сидим в окопе, носа не высунуть – бомбят, кухня чёрт-те где, жрать охота – сил нет. Снаряд рядом разорвался, у окопа стенка осыпалась, а я гляжу, из неё что-то торчит. Поковырялся – сухарь, ржаной, армейский. Видно, кто-то, кто до меня в этом окопе сидел, припрятал, а забрать уже не довелось. Я его отряхнул от земли, съел. Вокруг поковырялся – ещё один нашёл, тоже съел. Ещё покопался, но больше ничего не было…

Помолчал немного и сказал:
– Эх, и вкусные были сухари!

Другую историю дед рассказал, когда речь зашла о наркомовских ста граммах.

– Мне эти сто грамм, может, жизнь спасли. Когда их нам стали выдавать каждый день, я не пил. Ну что это взрослому мужику – сто грамм! Сливаю во фляжечку, думаю: вот подкоплю и тогда уж со всем удовольствием чебурахну! Сливаю, сливаю, во фляжке уже порядочно, почти полная, и вот тут-то… В атаку пошли, сзади снаряд разорвался, и меня будто палкой по спине шандарахнуло. Я носом в землю упал, вскочил, ощупался – вроде целый. Потом бой закончился, осматриваюсь – ё-моё! У меня через плечо скатка была перекинута, и фляжка на ремне, так осколок скатку рассёк и фляжку прорубил, во второй стенке застрял. Пропала моя выпивка! А старшина глянул на меня: дурак ты, говорит, Гребенщиков, нашёл о чём убиваться. А если бы фляжки не было, что тогда? Я и думаю: а правда ведь, осколок бы мне тогда в спину въехал, кабы не фляга!

Дед подорвался на противопехотной мине. Ему, можно сказать, повезло: ноги остались при нём, их не отняли. Только вот стали они как палки – с них почти всю плоть миной сорвало. И ещё долго потом крохотные осколки выходили.

В 1942 году в наших местах формировали дивизию из южан – не то армян, не то азербайджанцев. Много их постоем стояло по избам, у бабки Татьяны тоже несколько человек жило. Она как раз письмо от деда получила, что ранен тяжело и в госпитале лежит. Месит тесто и ревёт-разливается. Вдруг к ней подходит постоялец, спрашивает (а по-русски плохо говорил, с сильным акцентом):
– Чэго плачэшь, хазайка?

Она рассказывает: мол, тяжело ранили мужика, в госпитале лежит. А кавказец ей:
– Нэ плачь, хазайка, эта, можэт, шшастье тваё…

Так, в общем, и вышло. В 42-м деда демобилизовали подчистую. А в 45-м родился мой отец. Всего же дед с бабушкой вырастили семерых детей.

Светлана ГРЕБЕНЩИКОВА,
Курганская область
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №18, май 2017 года