СВЕЖИЙ НОМЕР ТОЛЬКО В МОЕЙ СЕМЬЕ Родня Харизма областного маштаба
Харизма областного маштаба
20.06.2017 15:45
ХаризмаДенег не было. Как нынче принято говорить, от слова «совсем». Вывернув карманы всех курток и рубашек, Кирилл добыл скудную сумму, от которой даже нищий в подземном переходе отвернётся с презрением. До стипендии неделя, до бабушкиной пенсии – две. Можно занять, но тогда не на что будет купить проездной на следующий месяц, а до универа полтора часа пёхом. Он бы и побегал, не проблема, но Аря лишних три часа будет оставаться одна.

Потеря работы совсем подкосила бабушку. Однако было невозможно оставаться после того, как директор назвал её чуть ли не в глаза «нашей заслуженной рухлядью». Возмущённый Кирилл хотел пойти и надавать хаму по морде, но Аря отговорила.
– Я ведь и в самом деле рухлядь. Семьдесят пять для любой профессии немало, а для балета это уже не рекорд, а маразм.

– Но ты же не рвёшься танцевать на сцене, а учишь детей. У тебя до сих пор такая растяжка, что молодые позавидуют.

– Одной растяжкой сыт не будешь, – слабо усмехалась бабушка. – Девочки спрашивают, что такое кабриоль, па де пуассон, фуэте, а меня едва-едва на глиссад хватает. Нет, Кир, довольно с меня балетной студии. Уйду на пенсию, пироги буду печь и сериалы смотреть.

Увы, кулинарка из бабушки была нулевая. Аря смолоду не умела готовить.

– Когда еда невкусная, не растолстеешь, – отшучивалась она, если кто-то критиковал её стряпню.

Сериалы были ей скучны. Немногочисленные оставшиеся в живых подруги раздражали приземлённостью и жалобами на здоровье. А ученики… К сожалению, ни одна из девочек, посещавших студию, не сделала сколь-нибудь заметной балетной карьеры. И Ариадна Леоновна начала угасать.

В то утро, когда бабушка впервые не смогла встать с постели, испуганный Кирилл вызвал врача. Хмурая участковая внимательно осмотрела пациентку, выслушала, простукала и, выведя парня на кухню, сообщила:
– Никаких болезней я не вижу, кроме полного упадка сил. Лаборантку, чтобы взять анализы, конечно, пришлю, но и без этого видно, что все жизненные показатели у неё намного меньше нормы. Давление сильно снижено, пульс слабенький, гемоглобин – хорошо если семьдесят есть, сахар, белок… Короче, за что ни возьмись, всё на ниточке болтается.
– А это опасно? – Кирилл украдкой вытер разом вспотевшие ладони.
– В таком возрасте это конец, мой дорогой. Уходит ваша бабушка.
– Но что-то же можно сделать?
– Что-то можно, – пожала плечами врач. – Проколоть укрепляющие и стимулирующие препараты. Хорошее питание – икра, свежие фрукты, морская рыба. В санаторий отправить на море. Плюс положительные эмоции… – она обвела изучающим взглядом кухню и неожиданно поинтересовалась: – А где её дети?
– Мама в другом городе живёт.
– Пусть приедет!
– Не сможет она, – выдавил из себя Кирилл. – У неё ребёнок четыре месяца назад родился. Девочка. Недоношенная. В общем, маме не до нас.
– Ну, значит, готовьтесь, – вздохнула участковая и, оставив рецепт, ушла.

Из всего перечня прописанных лекарств по карману были только самые дешёвые витамины. Какой бы скромной ни была зарплата Ариадны Леоновны, но вместе с пенсией и стипендией Кирилла она позволяла держаться на плаву. Теперь же денег хватало лишь на оплату коммунальных услуг да на самые простые продукты – картошку, морковь, крупы.

– Ну почему я не слушала Лидку Староверову? – сокрушалась Аря. – Она все деньги в золото и бриллианты вкладывала. И от поклонников драгоценности требовала. Сейчас живёт – не тужит. Продаст колечко или кулончик, и на продукты хватает, и на сиделку. А я всегда щеголихой была. Платьица, шубки, туфельки… Кому сейчас интересно, как я была одета?
– Зато ты на фотографиях самая красивая, – утешал её внук.
– А-а, тряпьё – оно и есть тряпьё. Если не сносила, так оно само из моды вышло. Ещё и Лидке то, что надоело, отдавала. Вот она смеётся теперь надо мной. Я ей всегда говорила: «Ты в золото вкладываешь, а я в дочь». А она мне: «Ну-ну, посмотрим, чьи вложения надёжнее окажутся».

Кирилл с досадой цыкнул. Его мама никак не тянула на верную инвестицию. Прима-балерина областного театра отдала дочь на попечение бабушек через две недели после её появления на свет. И вместе с супругом Виталием – подающим надежды хореографом – укатила на гастроли. Конечно, душа болела. Но все «балетные», если уж решались рожать до наступления своей ранней пенсии, поступали точно так же. Когда же пришло время ставить подросшую девочку к балетному станку, Ариадна с горечью обнаружила, что дочери, названной пышным именем Вирсавия – с прицелом на сценическую карьеру, – путь в балет заказан.

Пухленькая, косолапенькая, она не проявляла ни малейшего интереса к хореографии. Подаренная ей настоящая балетная пачка была тут же испачкана вареньем и разрезана на платья куклам. К тому же в ней не просматривалось ни целеустремлённости, ни воловьей работоспособности, отсутствовало чувство ритма, да и музыкальный слух подкачал.

– Н-да, Вирсавии из дочки не вышло, – вынуждена была признать Ариадна, – что ж, пусть растёт Веркой.

Отец несостоявшейся балерины о постигшем семью разочаровании не знал. Ещё три года назад он не вернулся с зарубежных гастролей и теперь подавал надежды в другой стране. Большой потерей для девочки это не стало. Папу она совершенно не помнила. К тому же у неё была мама. Пусть и далёкая, но нежно любимая. Верочка искренне гордилась мамиными успехами и очень переживала, что не смогла оправдать её надежд.

Окончив школу, поступила, за компанию с подружкой, в экономический. Вышла замуж за однокурсника. Родился Кирилл. Развелась. Полюбила снова, продала свою квартиру и уехала к новому супругу. Кирилл, только что ставший студентом, остался с Арей (Ариадна Леоновна категорически запрещала называть её бабушкой). Конечно, мама с отчимом помогали. Но когда родилась Лиза, денежный ручеёк практически пересох.

– Прости, Кир, – вздыхала Вера Витальевна в трубку, – Лизонька очень больна. Не безнадёжно, но её проблемы можно решить либо сейчас, в младенческом возрасте, либо никогда.
– Ничего, мам, прорвёмся! – утешал её сын.

…Кирилл собрал смятые купюры и сунул их в карман. Ни на лекарства, ни на деликатесы, ни на санаторий денег не было. Оставалась последняя надежда – положительные эмоции.

– Арь, а почему ты в Большом не осталась?
– Как тебе сказать, дорогой… У меня там просто не было шансов. Тогда блистали Уланова, Плисецкая. Я могла, как и большинство однокурсниц, протанцевать до пенсии в кордебалете, так и не дождавшись своего шанса. Знаешь, это извечная дилемма: быть первой в провинции или последней в Риме.
– Ну почему последней? – возмутился Кирилл. – Я ведь помню, что о тебе писали: отточенная техника, высокий прыжок, изумительная пластика.
– Для примы нашего тетра этого достаточно, а чтобы стать Улановой, мало. Нужна харизма.
– А у тебя разве нет харизмы?
– Есть. Областного масштаба. Не выше. На самом деле это очень хорошо, когда артист осознаёт свои возможности и вытягивает из них максимум, а не пытается стать вровень с гениями и… ломается. Я в балете прожила хорошую жизнь, Кир. И ни о чём не жалею, – улыбнулась Ариадна Леоновна и попросила яблочного пюре.

Кирилл обрадовался. Бабушка уже давно потеряла интерес к еде. А тут какой-никакой, но аппетит. Проект «положительные эмоции» нужно было продолжать. К счастью, мать Ари – его прабабушка – ревностно собирала всё, что писали о дочери, потому материала хватало. Целый месяц они читали вслух по вечерам вырезки из местных газет и даже одного центрального журнала о талантливой приме из областного театра. В одном из интервью она упоминала о письмах почитателей её таланта.

– А где они? – обрадовался парень, очень переживавший, что папки с вырезками подходили к концу.
– Где-то на антресолях, – пожала плечами бабушка.

Когда Ариадна Леоновна в очередной раз задремала – она теперь частенько засыпала днём на пятнадцать-двадцать минут, зато ночью маялась от бессонницы, – Кирилл отыскал на антресолях большой картонный ящик из-под печенья и торжественно водрузил его на журнальный столик.

– Ну что, Аренька, начнём?

Он извлёк из слежавшейся груды несколько распечатанных конвертов и с шутливым поклоном вручил их бабушке. Больше всего писем было из их города, но приходили послания и из столиц бывших союзных республик, куда областной театр выезжал на гастроли, и даже из Болгарии и Чехословакии. Люди делились своими впечатлениями от спектаклей, восхищались её Одеттой-Одиллией, Жизелью, Золушкой, Сильфидой и Эсмеральдой, писали о том, как потряс их её танец, сравнивали Ариадну Леоновну с бабочками и птицами, называли принцессой грёз и восторгались одухотворённостью. Письма были искренними и сердечными и часто заканчивались приглашениями побывать в том или ином городе, где прекрасную приму-балерину обещали принять как королеву, провести незабываемую экскурсию и вручить миллион алых роз.

Их хватило ещё на пару месяцев. Бабушка опять ожила, порозовела и даже стала выходить на недолгие прогулки. Но закончились старые послания, написанные слегка поблёкшими чернилами на разлинованных страничках из ученических тетрадей, и Аря опять начала слабеть.

– Слушай, что ты так из-за бабки убиваешься? – спросила как-то Аня.

В Аню он когда-то был влюблён, но поскольку времени на неё катастрофически не хватало, девушка, к его большому огорчению, постепенно превратилась в друга.

– Тяжело объяснить, – задумчиво сказал Кирилл. – Аря никогда со мной особенно не возилась, нос не вытирала, с ложечки не кормила…
– Ну вот! – торжествующе воскликнула Анна. – Раз пришло её время, то не стой на пути естественных процессов.
– Так в том-то и дело, что Арино время ещё не пришло! – он ударил кулаком в раскрытую ладонь. – Семьдесят пять для неё – не возраст. Её мать – моя прабабушка Зинаида – до столетнего юбилея всего ничего не дотянула.

Подружка скорчила скептическую гримаску, а Кирилл, не заметив этого, продолжил:
– Знаешь, раньше об этом не очень задумывался, но недавно понял: я ведь очень гордился Арей, хотя она к тому времени, когда я начал что-то соображать, уже давно не танцевала. Приходят ко мне друзья, а везде на стенах её фотографии в сценических костюмах. «Ничего себе бабушка!» У всех бабки по лавочкам сидят, сплетничают, а моя у балетного станка на цыпочках, – Кирилл плавно повёл рукой, имитируя какое-то па. – К тому же Аря всегда водила меня туда, где я ни разу не был. То в усадьбу какую-нибудь старинную, то на романтический полуразвалившийся мост, то в мастерскую скульптора. И всегда требовала: «Запомни это. Такое не каждый день увидишь». А ещё частенько меня подначивала. Увидит какое-нибудь дерево потолще, говорит: «Ого, какой ствол! На него наверняка никто не вскарабкается!» Я, естественно, взлетаю до самого верха. Страшно, поджилки трясутся, а бабуля стоит внизу и сообщает кому-то: «Вы видите, какой у меня смелый внук?» В начале сентября обязательно приходила к нам с мамой, листала учебники и говорила о какой-нибудь геометрии или физике: «Вот это наука! Разве же можно такое освоить хотя бы на четвёрку? Я думаю, ни у кого не получится!» Само собой, я вгрызался в эту дисциплину зубами и к концу учебного года с гордостью приносил бабуле табель с пятёрками. А она тут же начинала звонить кому-то и рассказывать о моих успехах. «Знаешь, – возмущалась, – академик Свиридов не поверил, что у моего внука пятёрка. Оставь мне, пожалуйста, табель на пару дней. Покажу ему, пусть убедится». И я очень гордился тем, что Аря утрёт нос самому академику.
– Типичное нейролингвистическое программирование, – фыркнула Аня.

– Может быть, – вздохнул парень. – Но только я знаю, что не будь Ари, я вырос бы совсем другим. Уйдёт она, и у меня вот здесь, – он показал немного ниже горла, – образуется дыра. В этом месте и так будто сквознячок всё время.

Разочарованная Аня не дождалась приглашения в кино или хотя бы в пиццерию и ушла, а Кирилл позвонил однокурснику-иорданцу и дал согласие написать за него курсовую работу. Получив условленную сумму, купил для бабушки кусочек хорошей рыбы, а на остальные деньги приобрёл сотню конвертов. Сам себе не веря и сам над собой посмеиваясь, он достал старые письма и принялся сочинять послания тем, кто когда-то восхищался его бабушкой. «Ваше письмо было для Ариадны Леоновны очень важным, и она частенько перечитывает его вслух», – врал он напропалую. А дальше шла чистая правда: «Она немолода, болеет, и для неё очень важны позитивные эмоции. Не могли бы вы найти время и написать ещё одно письмо моей бабушке? Она была бы счастлива его получить. И, возможно, это поставит её на ноги».

«Кто-то из адресатов давно умер, – рассуждал Кирилл, – кто-то сменил место жительства, кто-то не вспомнит, о ком идёт речь, кто-то просто отмахнётся. Но если хотя бы три-пять человек отзовутся, это стало бы лучшим лекарством для Ари!» Доставал из ящика очередное письмо и трудолюбиво выводил на бумаге прописные буквы, что для парня, привыкшего к клавиатуре ноутбука и сенсорному экрану телефона, было чуть ли не подвигом. Но набрать текст на компьютере и просто распечатать его он счёл каким-то бездушием.

Отправив письма, Кирилл приготовился терпеливо ждать.

– Вера, мы тут в твой город продукцию на выставку везём, – позвонил неожиданно муж. – В грузовик всё не влезло, пришлось заказать микроавтобус. Я поговорил с шефом, он не против и нас прихватить. Но только быстро. Через сорок минут заедем.
– Как? Куда? Когда? – залепетала растерянно Вера. – Лизоньке спать пора… Вещи не собраны… И с пустыми руками как-то…
Но муж быстро развеял все её сомнения. Дочка отлично поспит в дороге, в микроавтобусе есть место для коляски. Вещей на один день брать не нужно. Подарок тёще где-нибудь купят, а ещё лучше просто дать Кириллу деньги, благо шеф расщедрился на премию.

– Ты же давно хотела проведать маму, – добавил супруг, – вот тебе отличная возможность. Через четыре часа будешь у неё, а завтра к вечеру вернётесь домой.

Вера забегала по квартире, совершенно забыв о том, что стоило бы предупредить сына и мать о приезде. В автобусе Лизонька, убаюканная ездой, заснула, не хотелось её тревожить. Так что номер Кирилла Вера набрала, когда уже подъезжали. Но его телефон был отключён. Не отвечала и мама. Мужу она не стала ничего говорить. Он и так считает, что она чересчур тревожится по пустякам.

Высадившись из микроавтобуса возле маминого дома, Вера опять позвонила сыну, и снова безрезультатно. Сложив коляску, взяла дочку на руки и кое-как взобралась на третий этаж, воображая себе всякие ужасы, что мучают тех, у кого есть престарелые родители.

Дверь в мамину квартиру была распахнута настежь, а возле неё нервно курили двое тощих парней и пышная девица с фиолетовой чёлкой.
– Что вы здесь делаете? – возмущённо спросила Вера, увидев, что они стряхивают пепел в мамины чашки.
– Проходите, женщина, не мешайте, – бросила девица и, повернувшись к собеседникам, зачастила, продолжая прерванный разговор: – И это уже в который раз он приезжает с разряженными аккумуляторами! Вот пусть хоть обижается, хоть нет, но настучу боссу. Помните, когда фестиваль снимали…
– Что значит «не мешайте»? – разозлилась Вера. – Я, между прочим, к себе иду. Тут, между прочим, моя мать живёт.

Девица с фиолетовой чёлкой замолкла на полуслове и повернулась к Вере.

– Хм, Дэн, а в сценарии дочь была? – спросила она, рассматривая Веру с ног до взлохмаченной головы.

Тот отрицательно мотнул головой.

– Зачем вы пришли, если вас нет в сценарии?
– Я приехала из другого города проведать маму, – растерянно сообщила Вера. Она всегда терялась перед наглостью.
– Ну ладно, – милостиво кивнула девица, – зайдите на минутку, пока у нас аккумуляторы заряжаются.

Пристроив коляску в прихожей, заставленной кофрами от аппаратуры, Вера пригладила волосы и заглянула в гостиную. Ариадна Леоновна в бархатном платье и серебристо-чёрной чалме элегантно расположилась на диване, красиво скрестив длинные ноги. По комнате мотался невысокий парень с бородкой в ужасно узких джинсах и в таком же узеньком пиджаке горохового цвета.

– …значит, сколько, вы говорите, туфелек снашивали за сезон? – уточнил он, с бешеной скоростью строча в толстом блокноте.
– Триста, мой дорогой, триста, – рассмеялась горловым смехом прима-балерина. – Только не за сезон, а за весь год.
– Так, триста. И ещё поговорим о диете. Ну, типа того, как вам удаётся поддерживать форму и так изумительно выглядеть.
– Какая диета, милый! Я никогда в жизни не отказывалась от доброй порции мяса с кровью и пирожного. Но после пятичасовой репетиции и вечернего спектакля все калории улетучивались, будто и не было!

У окна хлопотала востроносая ассистентка, расправляя шторы, что попадали в кадр. Двое высоченных парней выставляли свет, перегородив вход. Никем не замеченная Вера тихо выскользнула в прихожую и, потоптавшись немного, отправилась в кухню.

– Мама, откуда ты взялась? – изумился Кирилл, нарезавший вместе с ещё одной девицей бутерброды.
– Да вот, оказия подвернулась – на денёк туда и обратно. А что тут у вас происходит?
– Об Аре решили документальный фильм снять.
– Надо же, как я неудачно попала! – огорчилась Вера.
– Да, ей, пожалуй, сейчас не до тебя, – кивнул сын и, чмокнув в щёку мать, подхватил на руки Лизоньку, молча таращившую глазки на весь этот бедлам. – Выросла как, куклёныш!
– Кирюш, я, наверное, пойду у Светы посижу. А когда здесь всё закончится, позвонишь.
– Э-э, – сконфуженно потёр нос сын, – тут такое дело… У Ари билет на семь вечера. Она в санаторий на две недели едет. А потом в столицу. Её пригласили в жюри международного конкурса.
– Куда маме ездить в её-то состоянии!
– Ну, состояние у неё, как видишь, на уровне. Плюс прокололи её всякими укрепляющими, – он махнул рукой в сторону подоконника, где теснились пузырьки и флакончики. – И потом, ты же знаешь Арю. Для неё весь этот движняк – лучше любого лекарства. Ты бы видела, какие она па телевизионщикам показывала!
– Сыночка, а на какие деньги это всё? – понизив голос, спросила Вера, глядя на гору бутербродов с балыком и карбонадом.
– А с деньгами всё в порядке. Аре и телевизионщики заплатили, и за работу в жюри вперёд перечислили, – сообщил сын и как бы в рассеянности положил разделочную доску на горку разноцветных конвертов, лежавших на краю стола.
– Я тут привезла немножко, – Вера покопалась в сумке и достала несколько купюр.

Но Кирилл тоже протянул ей деньги.

– Вот, это тебе для Лизочки.
– Нет-нет, что ты!
– Бери, мам! Аря непременно хотела вам помочь. Я прямо сегодня отправлять перевод собирался.
– Ну, тогда мы пошли? – неуверенно спросила Вера.
– Подожди, мам, может, перерыв снова устроят.
– А зачем? Меня ведь нет в сценарии, – усмехнулась она.
– Тогда давай так. Я провожу вас с Лизочкой к Свете, а когда бабушке придёт время ехать на вокзал, заберу. Отправим Арю и домой вернёмся. Хоть пообщаемся. Идёт? Жалко, конечно, что съёмки не увидишь…
– Нет-нет, не нужно! Не дай бог Лизонька расплачется, всю работу ребятам испортит. А съёмки… По телевизору маму посмотрю. Мне не привыкать.

Виталина ЗИНЬКОВСКАЯ,
г. Харьков, Украина
Фото: Depositphotos/PhotoXPress.ru

Опубликовано в №24, июнь 2017 года