Семёну В. всего-то 54 года, но иные 80-летние старики выглядят краше. В армии он, по собственным словам, «возил ядерную бомбу», там и оставил все свои волосы. В советское время работал мясником, имел много денег. А в начале 80-х убил жену из ревности и отсидел девять лет. Освободившись в 1993 году, Семён узнал, что родственники продали его частный дом, а на объеденную инфляцией часть выручки он смог купить себе лишь зимние сапоги.

Сначала Семён собирал бутылки, но вскоре перешёл на цветмет. В конце 90-х это слово в сознании людей было прочно связано с криминалом: ради нескольких килограммов медной проволоки лихие люди обесточивали целые деревни. В нашем городе из-за таких «охотников» летом 1999 года не работало 30 лифтов! Правда, Семён не имел к этому никакого отношения, полем его деятельности стали помойки.

При всех его пороках Семён работяга, он трудолюбив, как муравей (он и на заводах слесарем вкалывал, когда брали). Летом с тележкой, зимой – с детскими саночками.

С 2008 года Семён живёт в «недостроенном строительном объекте» на чужих 11 сотках, где вообще нет никаких коммуникаций. Там, за высоким забором, он всю зиму копит чермет, то есть чёрный металл: корпуса советских холодильников, газовые плиты, чугунные ванны и раковины, батареи. По весне, когда сходит снег, Семён нанимает кран-манипулятор, который вывозит эту гору в соседний городок: килограмм «железок» – стали, чугуна – идёт там аж по 8 рублей, тогда когда как у нас – 2–3 рубля.

Цветмет и легче, и ценнее: килограмм меди – 170–200 рублей, алюминий – 35–40, латунь – 75–90. Цены меняются в зависимости от биржевых колебаний.

Если на чермет профессиональные сборщики идут с кувалдой, как охотники на кабана – с рогатиной, то для цветмета необходимы отвёртка, пассатижи, кусачки, и надо ещё знать, что и откуда выкручивать.

Медь содержится в проводах электробытовых приборов: холодильников, телевизоров, стиральных машин, компьютерной техники. Их обжигают от оплётки на костре или же в картонной коробке: провода дымят, воняют, портят экологию.

Моторчики стиральных машин обжигают уже в деревянных ящиках из-под овощей, картонки здесь неэффективны. «Движкам» холодильников и автомобилей требуется пила-болгарка: там корпус из стали. А внутри, в круглых ячейках, перевязанные нитками, промасленные «волосы» медной проволоки, их перекусывают клещами и выдирают.

В современных жидкокристаллических и плазменных компьютерных мониторах и телевизорах ничего ценного с точки зрения цветного лома нет. Зато в чёрных японских телеящиках с плоским экраном из 90-х годов («Акаи», «Фунаи», «Сони», «Шарпы»), а уж тем более в советских с выпуклым – целых полкило. Это – медная проволока трансформаторов и силового кабеля. Чтобы добыть этот кабель с трубки кинескопа, следует разбить экран, только делать это надо умеючи, иначе осколками может посечь глаза.

Однажды, круша древний осциллограф, мой муж, который тоже время от времени занимается сбором металлолома, признался:
– Как же мне неприятно всё это ломать. Ведь кто-то собирал его когда-то на заводе, ставил знак качества!
А я вспомнила, что у популярного в 90-е годы шведского дуэта «Роксетт» была песня «Бей! Круши! Ломай!». Её хоть на радио заказывай с посвящением всем сборщикам металлолома.

В пунктах цветмета деньги есть всегда. Рядом с нашим домом берут чермет, но наличности у них никогда нет, всё «векселя» выписывают. Да и приёмщики чёрного металла, как правило, сплошь бывшие зэки, гастарбайтеры или просто какие-то неудачники. Получают они 300 рублей в день за выход на работу.

Сдача металлического лома приносит копейки, но за своё желание подработать новичок на этом поприще может поплатиться здоровьем, а то и жизнью. Всё давно поделено, но не бомжами, а рабочими службы по сбору мусора. Одного такого «неофита», принятого уборщиком на свалку, «коллеги» зверски избили: когда он вышел из больницы, даже зарплату не забрал.

Но бывают и смешные истории. Муж и Семён нашли у озера неподъёмный автомобильный двигатель. Два дня они его усердно разбирали, а на третий двигателю кто-то приделал ноги. В общем, позанимались благотворительностью.

Мне от родителей осталось много самого ужасного хлама. Помню, как выставила в подъезд допотопный таз, так и его украли!

Была у нас стиральная машинка цилиндрической формы.
– Пусть стоит! – рычала мать на все мои предложения избавиться от этой жути.

Как-то июньским утром я покатила это железное чудовище до помойки. У контейнеров дежурил чистенький мужичок. Увидев мою «семейную реликвию», он разволновался, перевернул машинку, вцепился в неё и воскликнул:
– Надо посмотреть мотор!
Конечно, его заинтересовала медь из двигателя.

У моего отчима руки росли из задницы, делать он не умел вообще ничего, но зачем-то собирал и аккуратненько упаковывал всякие морально устаревшие детальки. Возможно, мечтал, что на пенсии чему-нибудь научится. В его «коллекции» осталось много латунных смесителей, кранов, душей.

Однажды я понесла всё это на свалку, где меня встретили мужик и баба, бедно, но чисто и опрятно одетые. Наверное, это были какие-то чистоплотные алкаши. Вежливо отобрали у меня мешок с «санитарной техникой», а женщина, хитро подмигнув приятелю, даже пообещала:
– Мы сами выбросим.

Не знаю, наверное, когда-то пионеры реально помогали государству, промышленности, экологии. Но сегодняшние «металлисты» мало того что снабжают Китай, так ещё и культивируют жуткую психологию разрушения: всё бей, круши, ломай ради нескольких граммов меди-алюминия-латуни, ради копеечной выручки. А верхом цинизма такого рода является вандализм на кладбищах ради цветного и чёрного металла.