Наша машина тоже на парковке, чуть поодаль. И у мужа совершенно точно есть в багажнике хороший домкрат. Первый порыв – спуститься помочь, но что-то его пока останавливает. Парень звонит кому-то по телефону. Подъезжает ещё одна машина, из неё выходит такой же молодой парень, видимо, приятель первого, и вытаскивает из своего багажника домкрат. Заводят новый домкрат под машину, поднимают, вытаскивают сломанный домкрат и возвращают его армянскому мужчине. Потом смотрят на снятое колесо, которое лежит рядом с машиной.

В тот же вечер всех тараканов мы скормили зелёным ящерицам. Эти ящерицы могут съесть не только колонию тараканов, но и тушку лося на десерт. Наутро я проснулась без насморка и с ясными глазами, поэтому смогла быстро прочитать все купленные книжки. Жизнь вошла в привычное русло, соседи снова начали с нами здороваться. И можно было бы навсегда забыть об этой истории, вот только несколько туркменских тараканов, которые «никогда не бегают по стенкам террариума», успели-таки сбежать именно по стенкам из террариума и прочно обосновались в квартире.

Жара и духота – тоже плохо. Сейчас мода строить такие инновационные учебные корпуса с претенциозным атриумом посередине и с аудиториями, где не открываются окна. Мука. Страдальческая мука. И мучительное страдание. Сидим, потеем. Ленка – Елена Владимировна – Бочкина, Андрюша Заборин и я. Все мы трое – преподаватели. Уже десять минут как должен начаться госэкзамен у студентов, которые давно гудят в коридоре, как сталинский завод. А четвёртый член комиссии всё не идет, Лёша – Алексей Дмитриевич – Кулачков. А без него нельзя начинать. Сейчас всё строго: видеозапись и прочее.

В последний свой визит приехала на мотоцикле. Я глазам не поверила: от неё всего можно ожидать, но мотоцикл – это как-то чересчур. Только спросила, есть ли возрастной ценз на получение прав. Есть только нижняя граница, пояснила она, главное, чтобы уже исполнилось 18. Немного позавидовала ей, потому что в далёкой молодости сама любила рассекать по ночному городу на мотоцикле. Скорость, волосы назад – такой ностальгический драйв! Но сейчас – нет, не рискну.

Вот и в тот раз только Маргарита Николаевна чаю отхлебнула, только первое проклятие невестке послала, удар-то её и хватил. Хорошо, хоть на диване сидела, а не на какой-нибудь табуретке. Юлин диван Маргарите давно приглянулся, и, когда приехала скорая, от госпитализации она отказалась. А невестка отказалась от не госпитализированной Маргариты. Что было делать, Юля из частной клинки врача вызвала, лечение назначили, прокапали, прокололи, через пару месяцев бабушка как новенькая стала. Невестку саму чуть удар не хватил, когда она с ней в подъезде столкнулась.

К осени с Паровозной улицы исчезал тополиный пух, вновь воцарялся тяжёлый запах мазута от прибывавших на станцию товарных составов. Зимой на морозе сильнее гудели и стучали маневровые «кукушки», звуки эти прокатывались по всей улице, словно она была продолжением состава, и казалось, что однажды её так же подцепят и вместе со всеми домами, заборами и огородами уволокут на выходную стрелку.

А дочке, как я сказал, лет пять. И едут они, судя по её наряду, с какого-то детского праздника. Платьице у девочки явно не повседневное. Сидит она, свесила ножки в золотистых сандаликах, которые не достают до пола. На голове у неё занятная штука – шляпкой не назвать, заколкой вроде тоже. В общем, надо лбом прикреплена мягкая игрушка – рыжий лисёнок, сантиметров двенадцать высотой. Поскольку на празднике девочка наверняка бегала, играла, её причёска растрепалась, и этот лисёнок смотрел уже почти назад.

...И мы поехали. Сели на метро. У нас прекрасное метро, можно сказать, лучшее… Извините, это я уже говорил. Едем. На станции «Южная» в вагон заходят два курьера. Один с жёлтым квадратным рюкзаком, другой – с зелёным. «Как флаг республики Гана», – автоматически подумал я. Да, вот они, издержки образования. «Кто там водится, в Гане? – продолжаю я избыточно медитировать. – Ну, ганцы. А ещё? Гиены, бегемоты, рогатые гадюки, леопарды, слоны, крокодилы, пальмы, баобабы, жена французского посла… Тьфу ты! Опять ризомы буйствуют. Обезьяны…»

Озарение наступило одним тёплым сентябрьским вечером. Возвращался с шабашки. Поработал на совесть, и мужик, у кого шабашил, оказался не из скупердяев. В общем, выпил я основательно. Как добрался до дома, не помню. Еле открыл тяжёлую стальную калитку, вошёл во двор, но подняться на крыльцо сил уже не хватило. Думаю, ничего страшного, отлежусь на травке, не зима. Мимо прошла жена с вёдрами, даже не взглянула, а я и рад, что не читает нотации. И тут после школы приходит моя доченька, снимает ранец и спрашивает...

...А потом выяснилось, что Коля едет из мест заключения. Ему давали пожизненное «всего лишь» за убийство трёх человек. Потом изменили на 19 лет. А затем за хорошее поведение и вовсе отпустили через 14. Было ли нам жутко? Да как-то не особенно. Он безобидно пытался поговорить, всучить мне краснобокое яблоко, а потом и вовсе уснул. Ночью меня разбудил странный звук, как будто в спящем вагоне разыгрывался какой-то жуткий мини-спектакль. Кто-то сначала тоненько, затем пониже говорил, смеялся, плакал, и всё это нечеловеческим голосом.

Эта квартира запиралась на целых четыре замка и вдобавок ставилась на сигнализацию! Требовалось очень быстро отпереть их и, зайдя внутрь, отключить сигнализацию. Но у меня опыта открывания не было, раньше мы ходили туда только с мужем, который прожил там почти всю жизнь. Короче говоря, я не уложилась в нужное время, приехал наряд охраны. Они созвонились с хозяйкой жилья, выяснили, что незаконного проникновения нет, и, выписав штраф, спокойно уехали.