Был он пару дней в командировке. А у нас в Москве метёт, и территорию офиса надо чистить. Своих дворников нет, да они особо и не нужны. Шеф обычно договаривался с кем-нибудь, ведь наличные все любят. А иногда и сам предпочитал руки размять, вместо спортзала. Нравится ему порой лично на своей территории порядок навести – то с метлой, то с лопатой. У каждого свой бзик. В этот раз вернулся он в Москву, просмотрел отчёты, надел рабочую куртку...

Судя по виду, ему уже не очень хотелось общаться со скандальной женщиной.
– Яйца? – переспросила та. – Да вы что, издеваетесь? С ума тут посходили от безделья. Я на вас жалобу напишу. Ты слышала, Люсь? – обратилась она к своей попутчице на заднем сиденье. – Причина остановки – яйца.
В этот момент к машине подошёл Александр и, улыбаясь, сказал:
– Девушка, причина остановки – коробка с яйцами, которая стоит на крыше вашего автомобиля.

Второй тип – классики. Иначе говоря, это те, о ком в конечном счёте пишут в учебниках литературы. Участники настоящего, серьёзного литературного процесса. В том числе и преимущественно – живые. Они получают литературные премии, председательствуют в жюри литературных премий и вручают эти премии тем, кому их присуждают. Иногда – сами себе. Третий тип – это те, которых от нечего делать и ради развлечения читают живые люди.

В поездке меня сопровождала девушка, невысокая миловидная брюнетка Соня. Довольно отчаянная: кто ещё поедет в сырую тропическую глушь, где сохранились племена, ещё недавно коллекционировавшие головы врагов. Считалось, что в отрубленных головах сохраняется воинственный дух, необходимый для магических ритуалов. Зловещая традиция дожила до середины XX века, а потом сошла на нет, но в посёлках до сих пор можно встретить морщинистых дедов с татуировками на горле.

Техник привёз в офис старый корейский компрессор и занялся его ремонтом. Василий Васильевич внимательно наблюдал за процессом, нахваливая надёжное оборудование, а потом вдруг поинтересовался, почему мы такие компрессоры не продаём. Менеджер по закупкам ответил, что их уже давно не поставляют в Россию. К этому утверждению Василий Васильевич почему-то отнёсся с недоверием. Он обследовал аппарат, нашёл клеймо изготовителя...

Деревня Дудари, стоящая метрах в трёхстах от реки, десяток домов. Все полусгнившие и заброшенные, кроме одного – того, что продаётся. Дом крепкий, увесисто-бревенчатый. Хозяин – Черепанов Виктор Тимофеевич. Картину «Пан» Врубеля видели? Вот это и есть Черепанов. Осмотрели дом.
– Ну что, берёте саклю-то, толстосумы? – спрашивает Виктор Тимофеевич.

На следующий день, после завтрака и всех процедур, я снова пошла на почту отправить ещё одну бандероль, брату. Когда её упаковали, я вдруг хватилась ключа с деревянным брелоком – от комнаты в санатории. Повторилась вчерашняя схема: я прощупала пакет, его разрезали, нашли пропажу, заклеили. Опять повезло, что вовремя спохватилась, но спрашивается: зачем я вообще доставала на почте этот ключ?

Эта девушка с родителями и младшей сестрой появилась на нашей горке недавно – два года назад семья приобрела здесь домик с садом. Лена училась отлично, была очень красивой девочкой, весёлой и общительной. Но в девятый класс она почему-то вместе с нами не перешла. На наши расспросы её родители нехотя отвечали, что Лена уехала жить к своей бабушке в деревню.

– Так, Леонид Николаич. Сегодня, и сам видишь, снегопад зарядил с самого утра, поэтому давай в интервале с полпервого до шести сгоняй на своём снегаче до Ясного, прогреби на среднем. Прихвати из депо бригаду Михалыча, высадишь на двенадцатом пикете. Они там, пока ты демьяновский участок чистишь, ёлок наотбирают. И в контору просят, и в медпункт, из сберкассы звонили тоже. Ну и домой нарубите наразу. А на обратном пути подхватишь их.

Муж с сыном с радостью согласились помочь с уничтожением брака, но уже после первого тортика сын, с трудом встав из-за стола и поглаживая живот, ушёл к себе в комнату. Муж усилием воли заставил себя съесть ещё два куска, но после этого его организм категорически отказался принимать пищу. Весь оставшийся вечер он чувствовал себя нехорошо и потом ещё долго не мог смотреть на «Птичье молоко».

В следах Иван Степанович считал себя большим специалистом, и не было, казалось, в деревне человека, чей след он не отличал бы от другого. Прохаживаясь по тесной от сугробов улице, он втайне радовался недавно выпавшему снегу, на котором следы отпечатались чётко, и можно было, как индейскому следопыту, читать дневную деревенскую жизнь. Возле магазина виднелся гладкий и неглубокий следок от валенок бабки Фимы – ходила, скорбная, за хлебом.

Я всё время думал – чего же мне в жизни не хватает? Вроде бы всё есть. Делаю что хочу. А всё равно что-то свербит. И вот приезжаю как-то в конце августа к себе в деревню. Захожу на участок, гляжу – царица небесная! – под рябиной подберёзовик. Огромный, высотой чуть не с полулитровую бутылку. Такими большими грибы кажутся только в детстве. А этот не кажется, он такой и есть. Ни одной червоточинки. Как в старых советских фильмах-сказках.