Мотя появилась у нас случайно: уже подросшим котёнком её подарила сестре на совершеннолетие подруга, мне на тот момент было 13. Мама не пришла в восторг, но «подарки не отдарки», и котейка обрела свой дом. Кошка была самой обычной – серо-полосатая, пушистая; как и многие котофеи, не любила закрытые двери, боялась воды, фена, пылесоса и улицы. Поэтому Мотя стала квартирной кошкой и на улицу выходила исключительно под моим присмотром.

Однажды в выходной день я решила сходить на рынок. Летнее утро, жарко, однако путь пролегал по тенистым улочкам, а потому был хотя и не близким, но комфортным. Вдруг я увидела медленно бредущую собаку, точнее даже не собаку, а нечто – комок грязной свалявшейся шерсти. Несчастное животное не могло ни бежать, ни смотреть, ни, по всей видимости, есть и пить; как пёс в таком виде выживал на сильной жаре, загадка.

Она – в три раза меньше него, тоже двортерьер, рыжая, белые лапки, «ошейник», грудка и кончик хвоста. Одно слово – кокетка, хороша до невозможности, зовут Сильва. Случилась у них обоюдная любовь. Но наш на цепи, а она на свободе, её хозяин не привязывал. Как же Дружок к ней рвался! Выгрыз в калитке целую дыру, цеплялся ошейником за край обглоданной палки и снимал его, хотя ошейник был хорошо затянут.

Главным человеком Альма считала деда. Он был хозяйственным мужиком и построил Альме большую будку, которая походила на домик, у неё даже дверца была. Альма не знала цепи, а вверенный ей объект обходила строго по дорожкам, ни разу не сломав ни одного цветка из тех, что росли в палисаднике. В то время, когда она у нас появилась, у моей мамы было очень много молока. Сначала лишнее она отдавала соседскому младенцу, а когда соседи получили квартиру и уехали, стала отдавать Альме.

Вспоминается мне кот Бармалей, привезённый нам в подарок из Одессы. Хорошенький едва научившийся ходить котёнок с ярким южным окрасом пару месяцев вызывал только умиление. Но потом он немного подрос, и вдруг оказалось, что характер у кота не ахти. О том, что он царапался и кусался, я даже вспоминать не буду – это делают все коты, ничего любопытного в этом нет. Вопрос в том, как он это делал.

Бонька сам нашёл себе занятие в охранной сфере. Без меня в дом не пустит никого – ни кошек, ни моих детей и внуков, пришедших навестить бабушку, ни соседей, регулярно подкармливающих Боньку косточками, да и просто любого, желающего попасть ко мне в дом. Он лает, рычит, и все знают, что не укусит, но пасуют перед его напором и энергией. Как только я открываю дверь гостям, он теряет к ним интерес.

Блестяще владея русской речью, Виктория Зиновьевна органично вплетает в своё повествование говорок, исчезающий из обихода потомков ительменов и сибирских казаков. В нём слышатся и птичий стрекот, и шуршание палой листвы, и что-то ещё неуловимо очаровательное. Вот и обращение ко мне – Танюкля – это по-камчадальски ласкательная форма имени. Мы ведь знакомы бездну лет и до сих пор иногда пересекаемся по работе.

Муська весьма неказиста, да и половины уха у неё нет. Однако же очень ценит красоту. Если уж решила полежать на травке, то самое красивое место выберет. Лежит там, как царица, в солнечных лучах и бабочек кокетливо ловит. Зимой со снежинками играет. Чистюля ещё та, моется без конца, хорошая охотница. Соседка, что живёт здесь давно, говорит, что Муська – прекрасная мышеловка. Ещё она очень заботливая и даже нас с мужем взяла под опеку: провожает в магазин, на станцию.

У моей подруги Веры жила сибирская трёхцветная красавица, кошка Зося. В мужьях у кисы ходил обычный дворовый здоровенный котяра Вася. Каждое лето у них рождались котята, очень похожие на Васю. От Зоси они брали лишь одну особенность – лёгкую пушистость. Дочке Тане было десять лет. Её подруга Валя попросила принести ей котёнка из Зосиного помёта. Мы принесли. По нашим понятиям это была кошечка, и Валя назвала её Лушкой.

Яша по всему периметру парника на высоте своего роста выклевал дырки, и верхняя часть теплицы чуть не улетела в небо. Начали прогонять ворона в лес, перестали кормить. Думаете, это его остановило? Ну уж дудки! Недолго думая, он притащил из леса ворониху. Ну, типа, я тут живу, они меня кормят и тебя, любовь моя, будут кормить. Вдвоём они обустроились как на курорте. Дед нас успокаивал: мол, скоро уедем, они всё равно в лес подадутся.

Люди, которые тогда шли по нашей улице на работу, вдоволь повеселились. Тётка в возрасте, лохматая после сна, пляшет какой-то безумный танец возле столба, зажав в поднятой руке куриную голову, плачет и смеётся. А на столбе переминается с лапы на лапу большущий коршун, хлопает крыльями и тоже ликующе кричит: ти-у, фью, ти-у, фью! Взял Проша головку, улетел и вскоре снова явился. А с ним – подружка. Проша на столбе сидит, а подружка над ним летает, поторапливает.

Знакомство Феди с моим папой выглядело трагикомически. Пришедший с работы отец застал нового члена семьи пронзительно мяукавшим. Котов, кстати, отец не очень жаловал, скорее терпел, потому что в частном доме без этих животных никак нельзя. Папа был подшофе, а в таком состоянии он очень любил поговорить «за жизнь». Мой пятилетний сынок как раз ел большой спелый абрикос, а отец увлечённо что-то доказывал.