Бабушка, проживавшая вместе с молодой семьёй, не смогла повлиять на ситуацию. Её большого педагогического стажа и опыта не хватало, чтобы переубедить внучку и заставить изменить взгляды. Евгений, отец девочки, отгородился от этих проблем. Он считал своей основной обязанностью обеспечивать семью. Женя любил супругу и полностью доверял ей во всех вопросах. На очередной рассказ о том, что Катюша забросила новое платье за комод...

Сейчас ему уже семь, но он до сих пор вспоминает, что вот в этом доме был его детский сад и там ему очень нравилось. Воспитатель просто горела своей работой, и было видно, что детей она действительно любит. А через пару лет она продала эту квартиру и переехала куда-то на Юг. Сын ходил к ней всего полгода, потому что у нас построили муниципальный садик, куда можно отдать ребёнка с двух лет – небывалая удача.

В то лето я донашивала свои последние детские платья – короткие, из яркого ситца. С одним платьицем, зелёным с красными ягодами по травяному полю, особенно не хотелось расставаться. Почему-то я понимала, что это платье символизирует детство, из которого я вырастаю, – зелёное, целебное, легко вылечивающее все царапины, раны и ожоги. Я смотрела вслед ребятам, уходящим в лес, за реку.

Мальчики хором: «Нет, это не мы, мы не знаем, кто это сделал!» Хотя они находились совсем рядом и наверняка видели, что кто-то из подъезда не может выйти, но помочь не соизволили. Тут от группы детей отделилась мелкая девчонка в лосинах и, отклячивая тощий задик, стала приплясывать, кривляться прямо перед стариком. При этом пела: «Да, это я сделала, меня мама научила, да, это меня папа научил!»

Моя первая коллекция началась с игрушечных военных машин. Мне их дарили родители и дедушка. У меня был танк с вращающейся башней, грузовик со снимающимся тентом, бронетранспортёр с ракетами и самоходка. У последней ничего не вращалось и не снималось, но внутрь можно было что-нибудь положить: маленького солдатика или фишку из настольной игры, которая солдатика изображала.

Один из мальчишек был блондин, а другой брюнет. С моей лёгкой руки их стали звать Мишка Белый и Мишка Чёрный. Различать стало проще. Эти имена настолько приросли к ребятам, что, когда к одному из них приехала бабушка и назвала по фамилии, прося пригласить внука на свидание, то дежурный на воротах яростно утверждал, что в отряде нет ребёнка с такой фамилией.

А я вспомнила своё детство. Форму к школе мне, поступившей в первый класс, мама сшила своими руками. Это было платье с подолом в складочку. Когда за два года я протёрла рукава на локтях, то подол в складочку мама отпорола, разгладила, выкроила новые рукава, а остальное чуть присборила – и получилась новая форма, которую я проносила ещё два года. Но самое главное, тогда же, перед первым классом, в начале лета, мне купили красивые розовые туфельки с белым бантиком.

– Алла на уроках мне записки шлёт. Я их не читаю, сразу рву и складываю в стаканчик. Но одну взяла и развернула. Голову поднимаю, а рядом Татьяна Николаевна стоит, головой машет: «Что это за мышиная возня?» Стыдить стала. Я не поняла, почему мышиная. Да и не читала я этих писем и сама в ответ не писала. Получилось, что я виновата – на уроках занимаюсь не делом, а перепиской. Очень обидно. Разве это справедливо?

Так было и у нас с подругой, когда после пятого класса мы перешли из обычной школы в гимназию. Первые дни с нами вообще никто из девочек не общался. Только одна снизошла, но она сама была непопулярна, поэтому и потянулась к нам. Много позже одноклассницы рассказали: узнав, что в класс придут две новенькие, они заранее решили объявить нам бойкот.

И страшное произошло. По улице понесло поднятую ветром пыль. Она закручивалась в столбы, которые, поднимаясь ввысь и достигнув тучи, сливались с ней в одно целое. Берёза и ива, росшие у крыльца, зашумели, напряжённо вытянув ветви, и, казалось, не удерживай их корни, устремились бы вслед за пылью, чтобы тоже исчезнуть в туче. На улице захлопали незапертые калитки, где-то поблизости стукнула и осыпалась стеклянными осколками оконная рама.

По пути в школу Верунчик, обычно болтающая без умолку, не проронила ни слова. Поцеловала меня у ворот и пошла к подъезду с огромным ранцем и мешком со спортивной формой. Ох уж эти папы! Захотелось вернуть, обнять, отвести обратно домой. Но… мама права! Часа через полтора – звонок от жены:
– Слушай, забери её домой. Она успела побывать в медицинском кабинете, отпросилась у учительницы и сейчас стоит в вестибюле – вся такая больная и несчастная.

Моя подруга, пока была жива её бабушка, дома вообще ничего не делала. Бабушка до четвёртого класса встречала её из школы – ранец забирала и сама несла. Подруга дома даже посуду в раковину не убирала. Я как-то раз, будучи у них в гостях, попыталась это сделать (мне было неловко), так бабушка ругалась: «Оставь! Не так сложишь, не так помоешь!» Гулять идти – бабушка ей юбку погладит, ботинки почистит.