Несмотря на это, мы испытывали огромную гордость, что являемся спортсменами и отстаиваем честь школы на состязаниях. Тренер давал не только спортивные умения: в каждом городе, куда мы приезжали на сборы или соревнования, он выбирал время и водил нас по музеям, показывал достопримечательности. На территории спортивной базы находились секции самых разных видов спорта: мы катались на лошадях, боролись на татами, бегали на стадионе, а зимой каждое утро ходили на лыжах. Жизнь била ключом.

Июнь 41-го мне запомнился суетой. Хозяйка дома, в котором мы жили, ловила кур, забивала, ощипывала, томила в печи. Затем собрали весь колхозный скот и погнали на восток. Семьи эвакуированных грузились на брички, меня подсадили к хромому дяде Фёдору и его жене тёте Нине. Маму назначили старшей по эвакуации, целый день верхом она объезжала растянувшееся стадо. Так мы доехали до станции Лозовой.  Остановились передохнуть, зашли с мамой в магазин, и я увидела куклу в клетчатом платьице с белым воротничком и в туфельках.

Поначалу Клава ходила на задания вместе с инструктором Галей – в свои 16 лет та уже была опытной разведчицей. Дочка местного лесника, она знала все тропинки и ручейки, могла подолгу сидеть в засаде, укрывшись ветками и не подавая признаков жизни. Но при малейшем движении в лесу или на дороге глаза её загорались, как гирлянды из лампочек на довоенной ёлке, а сама она словно превращалась в отлаженный механизм, готовый в любую минуту вскочить, догнать, успеть.

В отличие от Альтины, я считаю, что бабушка, героиня письма Татьяны «Ах я, старая грымза» (№2), правильно сожалеет, что когда-то не подарила маленькому внуку песочные часы, ведь он их так просил! А может, в ту минуту обладание вожделенной вещью стало бы для ребёнка волшебством, исполнением заветной мечты? Весьма вероятно, что, поиграв часами у бабушки, мальчик потом потерял бы к ним интерес...

В конце апреля ещё не очень тепло, но в те дни на крыше веранды оказалось вполне терпимо. Солнце нагрело чёрный рубероид, хотя холодный ветерок с полей за железной дорогой заставлял поёживаться – кожа становилась гусиной. Но мы, две отважные подружки, настойчиво загорали, синея от холода, и параллельно готовились к экзамену. Одно радовало: ни мухи, ни комары не досаждали – ещё не сезон.

Особенные ребята ценят юмор и шутки, но ни один из них не станет потешаться над неудачей или неуклюжестью товарища, помогут ему обязательно. Их папы и мамы рады, что мы стараемся тормошить и нагружать подростков любой деятельностью. Ни разу я не слышала претензии – мол, моему ребёнку это не нужно, поскольку в жизни не пригодится. Родители подопечных всегда готовы оказать нам, педагогам, любую помощь.

Правда, Рыбинск тогда больше походил на посёлок городского типа, чем на город. Только моторный завод казался махиной. Представляете, как мы, вырвавшиеся на свободу детдомовцы, шагали в центр города! Там находился чудесный «Детский мир», и мы болтали, смеялись до упаду. Я была заводилой этого веселья. Мои подружки Галочка и Таня дохохотались до мокрых штанишек. А они были единственные – у нас ведь нет мам. У каждой одно платье, одни штаны, пальто сверху и больше ничего. Девочки, поняв, чем грозит дальнейший хохот, стали меня умолять.
– Ой, Ритка, замолчи, хватит уже!

Мысль о целебном напитке заставила меня принять вертикальное положение. Купили на остановке по бутылочке и, дожидаясь автобуса, быстро их опорожнили. Когда оказались у дверей вуза, лекция уже длилась минут пятнадцать. Макс полез за студенческим билетом и вдруг принялся отчаянно шлёпать ладонью по карманам.
– Блин, «студак» забыл!

Неподалёку от нашей стоянки, на взгорье, находился деревянный мост. По левую руку от него раскинулось Чистое озеро. Путь к озеру пролегал по узкой тропинке через заливной луг с высокими густыми травами, с метёлками выше нашего роста. На другой стороне озера был глубокий мрачный омут, а неподалёку на берегу со старинных времён сохранился кирпичный остов водяной мельницы. Говорят, в омуте водились настоящие русалки, но, сколько бы мы их ни подстерегали ночами, так ни разу и не увидели. На озере, где вода доходила всего лишь до груди, всегда было многолюдно от ребятишек. Они купались и загорали на горячем песке.

Я не удержалась и рассмеялась.
– Милая, мне скоро пятьдесят, а мама постоянно твердит, что в моём возрасте надо носить красивые платья и костюмы, а не скинни в обтяжку, что дреды мне не по возрасту, а татухи – вообще полный кошмар.
– В смысле? – удивилась девчонка. – Мама никогда не перестанет ругать?
– Не перестанет. На то она и мама.

Я кормила Олю, стирала её вещи, провожала в школу и делала с ней уроки. Но меня очень возмущала эта ситуация, ведь ребёнок – не котёнок, хотя и котёнка нормальный человек не выбросит зимой на улицу. Ценой невероятных усилий мне удалось примирить Олю с матерью. Уходить девочка не хотела, но ко мне должна была приехать родная дочь, и я больше не могла принимать чужого ребёнка. Вчера Оля приходила ко мне, мы пили чай с конфетами.

Мы сидим у компьютера: жена, я и сын, пятиклассник Вася.
– Сардельку будешь? – спрашиваю Васю.
– Не хочу сардельку.
– Почему?
– Она раздевалкой пахнет.
– Никогда не думал. Впрочем… Хорошо, биточки хочешь?
– А с чем биточки?
– С тушёной капустой.