Три дня семинара пролетели как один миг, получилось весело и познавательно. Наш самолёт улетал поздним вечером, времени в запасе оставалось в избытке, поэтому напоследок решили прогуляться по площади перед зданием Совета министров республики. И тут нежданно-негаданно буквально нос к носу столкнулись с одним из авторов нашей газеты – управляющим строительного треста, о работе которого часто писали.

В общем, дел хватало, и дети всем страшно мешали, пока не появлялась тётя Оля. Она и сама была какая-то детская, маленькая, худенькая, с густой чёлкой и вздёрнутым носиком. А ещё она была правильной медсестрой, потому как с её появлением все болезни и недомогания исчезали. Затихал прадедушкин громовой кашель, и поясничная боль у огородников проходила. А для разбитых детских коленок вместо зелёнки у Ольги имелась специальная жидкость, которая не щипала. И незрелые абрикосы с яблоками Ольга разрешала есть детям, только их надо было обязательно мыть.

На другой день отправились за ёлкой. Искусственная надоела мне в детстве, я хотела живую. Но муж сказал, что здесь ёлку не покупают, а приносят из леса. Надел лыжи, мне предложил лыжи своей мамы. Я не только не умею кататься, но и впервые видела этот спортивный инвентарь «живьём». В нашем Новороссийске снег бывает раз в несколько лет, да и то сразу тает, дольше всего он пролежал, когда я училась в третьем классе, целых 20 дней.

Я провожала и встречала Иру из роддома вместе с её мужем, с которым мы были дружны. И рассчитывала, что мои чувства к ней взаимны. Потом пришло время и мне выйти замуж. К свадьбе начали готовиться чуть ли не за год, дата торжества стала известна за полгода. Поскольку родственников больше ста человек, договорились с мужем, что каждый позовёт со своей стороны по три друга, вместе с их половинками, конечно.

В положенное время родился крепкий мальчуган, Максим Абрамов, внук папочки и сын дочурки. Дальнейшее общение Максима с весёлым дедом на всю жизнь оставило в сознании мальчишки специфические особенности. То спокойное, разумное, рассудительное отношение к людям и событиям, то внезапные порывы несдержанности и мелкого хулиганства. Мама увезла Максима из России в Калифорнию, и отныне его имя звучало Макс Абрамофф.

В большом южном городе почти полтора миллиона жителей, а детский социально-реабилитационный центр дневного пребывания – всего один. Его работники – восемь педагогов и психологов – между собой называют учреждение просто центром. Две группы, в каждой по двадцать детишек с непростыми характерами и судьбами. Вот десятилетняя Оксана. Рослая, намного выше своих сверстниц, но очень застенчивая девочка.

Своих детей, откровенных и чистых душой, я учу скрывать последствия их шалостей и вообще молчать о нашей жизни. Потому как даже игра с покрывалами, из которых ребята делают домик, вызывает у свекрови возмущение и крик. А уж если где-нибудь что-нибудь пролили – разразится скандал мирового масштаба, вплоть до запрета детям входить в гостиную, а ведь они там часто играют.

И лишь мороз, леденящий и без того медленно бегущую по жилам кровь, заставлял уходить со двора. Он возвращался на свою половину, ложился навзничь и отрешённо глядел в потолок, будто искал и не мог найти там ответа. Сквозь переплёты рамы в комнату точила голубой свет далёкая луна, делая похожим на покойника: обтянутые кожей скулы, заострённый нос, пугающе ввалившиеся глазницы с залёгшими глубокими тенями.

В школе я училась хорошо, предметы давались легко, всё схватывала буквально на лету. Домашняя работа тоже была в радость, выполняла её быстро и качественно, за что меня все хвалили, соседки ставили в пример своим детям. А в голове сидела мысль: вот отец мною бы гордился. Очень хотелось ему понравиться. Мои ровесники рассказывают, как все тяжело жили в послевоенные годы, много работали, а я своё детство вспоминаю как самое счастливое время. Да, материально все жили очень тяжело, но помогали друг другу и никому не завидовали.

Моя мама у нас в гостях – приехала, потому что испугалась за меня. Так вот, мало того что дочку отпустили в минус сорок ночью кататься на санках вместе со старшими золовками, так ей даже не дали парацетамол, когда она заболела. После этого я не доверяю дочь свекрови, раз та ушла, видя, в каком состоянии находится девочка. Таких примеров ещё много. И хотя дочке уже шесть лет, никуда не хочу её отпускать.

Часы показывали восемь пятнадцать. Уверения торговца в свежести только что собранной ягоды, на которой «ещё не просохла роса», вызывали улыбку. Если учесть по меньшей мере двухчасовой путь и время сбора столь нежного продукта, выходило, что ягоду собирали вчера. Роса, скорее всего, давно стекла на дно ведёрок, и в ней плавал подкисший нижний слой изрядно примятой «малены и ижавики».

Я вынуждена была коротко объяснить мужу, почему не хочу видеть мать. Написала ему обо всём – вслух не могла, пропадал голос. Он в глубоком шоке спросил, почему молчала столько лет. Не знала, что ему ответить. Как довериться незнакомым людям, если не доверяешь собственной матери? Помогут ли, поверят? Сможешь ли ты, не имея свидетелей, доказать её вину? А если нет? Хорошо если заберут из семьи. А если нет? Или предложат забрать родственникам, той же тёте, и тогда мать будет приезжать и мстить?