О том, что за гаражом поселился бомж, Павел узнал случайно, увидев оборудованную лежанку. Несколько смятых картонных коробок, сверху – куча тряпья, рядом кострище, чуть в стороне – пара пустых бутылок. По всей видимости, бродяга приходил сюда по ночам, а на день уходил.

Бабушка Анна с детства росла бедовой девчонкой, да по-другому тогда и нельзя было. Дети часто умирали, выживали сильнейшие, «Бог дал – Бог взял», – говорили родители, хороня очередного младенца. В их семье остались в живых Анна, Александра, Анастасия, Аграфена и брат Владимир. Брат погиб на войне, а сёстры все дожили до глубокой старости и много доброго оставили после себя на земле. А самое главное – нарожали детей.

А затем Шура и Марина получили в загсе свидетельство об установлении отцовства. Есть у нас закон, по которому, если мать приходит и говорит, что это отец, а мужчина стоит рядом и не возражает, он автоматически считается отцом ребёнка. Замечательно, что они успели так сделать. Исправили и свидетельство о рождении. Так Маринин Саша стал законным Шуриным сыном.

Телефон зазвонил в 23.00. На другом конце провода, рыдая, молодая женщина рассказывала леденящую душу историю, мол, она и её родная мама оказались соперницами. Сначала я ушам своим не поверила: надо же! Такое даже в самом страшном сне не приснится! Но рассказывала Ольга о своей жизни очень убедительно.

Эта история началась шесть лет назад, когда мне было 43, а мужу 45. Младшая дочь оканчивала школу, шла на золотую медаль, готовилась в престижный вуз. Я была так счастлива, благодарила Бога за свою любимую семью. Считала, что это лучший возраст, когда мы с мужем наконец-то поживём для себя. Сложных проблем в моей жизни достаточно. Нужно было серьёзно лечить младшую дочь (два-три курса в год). Тяжело умирала мама, которую после инсульта я перевезла к себе. А следом за ней, и тоже у меня дома, с огромным желанием жить умирал отец. Сердце разрывалось от боли при виде того, как угасает родной человек.

Здравствуйте, «Моя Семья»! Обычно люди присылают вам истории всей своей жизни, а я хочу рассказать только о коротком периоде, когда мне было 16 лет. С тех пор прошло уже достаточно времени, а меня всё не отпускает потрясение от того, какого ничтожного повода может хватить, чтобы мать отказалась от сына, и как легко человек может остаться с этим суровым миром один на один.

Мне трудно было с ними справляться: их отец пил сильно, бил меня. Два раза мне нос ломал – видите, он у меня так и остался набок. Я и не помню, когда они тоже пристрастились к спиртному. Сами-то не любили, когда отец напивался. Защищали меня. Максимка сколько раз за это получал от отца. А что удивляться? Жизнь такая тяжёлая… Нет… Это она, Людка, виновата, что Максим спился. И наследственность у него плохая. Вот если бы попалась ему женщина хорошая, с ним было бы всё в порядке.

И почему-то мне его жалко стало до брезгливости! Вот ведь сделает человек подлость, ну там убьёт щенка, или бросит больную жену, или плюнет в инвалида, – и потом всю жизнь мучается аж до инфаркта. То ли он действительно переживает до сих пор, то ли пытается привлечь к себе внимание. Думаю, он не догадывается, что я знаю о его поведении в больнице. И мне жаль его, как было бы жаль крокодила, проглотившего человека с саблей, которая распорола ему внутренности. С одной стороны, хочется сказать «так тебе и надо», с другой – понимаю, что был он тогда дитя неразумное, подверженное влиянию мамы и папы.

Иван Григорьевич любил заходить к нам и беседовать «на политические темы». Со своей застарелой астмой он боролся проверенным способом: вечерней рюмкой коньяка. Правда, «рюмка» понятие условное: то лафитничек, а то и стакан. Спиртное действовало: язык у старика развязывался, и он подолгу рассказывал нам о своём житье-бытье.

На семейном совете было решено, что в нашем забытом богом забайкальском посёлке, затерявшемся среди бескрайней тайги и сопок, ловить нечего. Оставалось одно – отправляться к родственникам за тридевять земель. Город там немаленький – куда-нибудь да пристроюсь. Родная бабушка и тётки пропасть не дадут. Да и надо мне, недорослю, самостоятельность, в конце концов, обретать, ведь не всю жизнь возле мамкиной юбки отираться.

После этого мы с Аней долго не виделись. А однажды она позвонила и пригласила в гости. Антон был на работе, мы сидели в комнате, болтали, вокруг скакала довольная Машка – новости лились из неё бесконечным потоком. Всё выглядело, как раньше, когда Аня ещё жила с Ромой. Но картина резко изменилась в тот миг, когда с работы пришёл Антон.

И вот пришло время знакомиться с его горе-родителями. Я им сразу не понравилась, мол, провинциалка. Родители его в разводе уже двадцать лет, но общаются друг с другом. Его папаша своих детей никогда не любил и стеснялся: они бедно и плохо жили после развода, а вот сын – хорошо: устроился альфонсом при молодой богатенькой девчонке. Свадьбу оплатили мои родители, квартиру полгода снимали тоже они, а его родители только кричали по всему городку, что устроили нам шикарную свадьбу.