Однажды меня послали на курсы повышения квалификации в Мурманск, где живут мама и куча родни. Специально решила приехать на два дня раньше, чтобы всех повидать, но из-за метели задержалась в дороге. Естественно, как только добралась, сразу отправилась к маме. Позвонила тёте, объяснила ситуацию: «Я так устала с дороги, а завтра уже пора выходить на занятия. Не обижайся, пожалуйста, но сегодня не приеду. Зайду завтра, после учёбы». Пообедала у мамы, а после прилегла отдохнуть, но почему-то не могла найти себе места. Что-то меня тревожило, неудержимо тянуло к родне, хоть волком вой!

После причастия полагается выслушать проповедь, приложиться к кресту, который выносит священник, выслушать благодарственные молитвы. Но я решила молитвы почитать дома. Если есть острая необходимость, можно покинуть церковь и после слов священника «с миром изыдем», по крайней мере, так мне когда-то объясняли. Причин уйти из храма имелось несколько, я посчитала, что ничего страшного, и вызвала такси. Подъехав к дому, забежала на минутку в пекарню при сетевом магазине, захотела пару пирожков. Заодно купила молоко и растительное масло с хорошей скидкой.

Сосед был весьма охоч до женского пола. Жена Ивана Григорьевича, отчаявшись, однажды ушла от него. Он каялся, плакал, и супруги воссоединились. Вскоре родилась девочка – плод их примирения, и семья сохранилась. Когда дочь выросла, повела не очень хороший образ жизни. В девяностые в посёлке появились запрещённые вещества, и девчонка стала наркозависимой. Выйдя на пенсию, сосед остепенился, постоянно колесил на велосипеде на дачу, став на удивление заботливым семьянином.

Возможно, это просто технический сбой, но после смерти мужа я постоянно улавливаю знаки от него. Знаю, что его душа сорок дней находится где-то рядом. И случай с телевизором подтверждает, что это не просто догадки. Супруг любил эту передачу, смотрел её практически каждый день. То, что муж мне помогает, я хорошо осознаю. Вечером того дня, когда он умер, мы с сыном готовились к похоронам, прибирали квартиру. Решили, что скоро придут близкие и друзья и нам будет неловко за беспорядок.

Я пребывала в состоянии, близком к отчаянию, и не знала, что предпринять. У сына температура под сорок, он ничего не может ни есть, ни пить, а я бегаю по стенкам. Тем вечером Алан Чумак проводил очередной телесеанс, и я решила, что терять всё равно нечего. Посадила ребёнка на горшок перед экраном и пообещала, что дядя его вылечит. Весь сеанс мальчик просидел, не шелохнувшись, не сводил глаз с Чумака. Ночь спал спокойно, а в воскресенье температура нормализовалась, горло полностью очистилось. Я дала сыну воду, заряжённую целителем, он её выпил.

Игорь стряхнул пепел в пустую консервную банку. – Хуже всего, когда пытаешься относиться к больному как к человеку, но понимаешь, что уже не можешь этого сделать, – пояснил бывший медбрат. – Они становятся для тебя не людьми, а организмами, лишёнными имён и лиц. Помню, мне даже кошмары снились: лежат больные в палате, а у них ни глаз, ни носа, ни ушей, лишь бесформенные овалы. Наверное, профессиональная деформация. Правда, одну больную я очень хорошо запомнил. Собеседник смял окурок о стенку банки, отодвинул её в сторону.

Старший сын в начале декабря прошлого года ходил с друзьями в горы. Наши уральские вершины не такие большие, как на Кавказе, но снега там тоже предостаточно, хотя, в отличие от высоких гор, пройти по некоторым горным тропам зимой всё-таки можно. Впрочем, зима – не самое подходящее время для экстремальных горных вылазок. Приехали ребята в горную деревню, сняли домик, а утром отправились исследовать одну дальнюю тропу, которую наметили с самого начала. Хозяин домика и егерь дружно отговаривали компанию от прогулки по этому маршруту.

Дяде Саше семьдесят с хвостиком. Его лицо испещрено глубокими морщинами, словно волнами суровых морей. Говорят, Север навсегда оставляет свою печать на человеке и не отпускает до конца жизни. Зато дарит внутренний «эликсир здоровья». Дядя Саша никогда не простужается. Его организм навсегда закалён штормовыми ветрами и бессонными вахтами. Мы пьём чай на кухне квартиры, расположенной в Петербурге недалеко от станции метро с романтическим названием «Звёздная». Сладости я не особенно жалую, а вот корюшку, каюсь, ещё не пробовала.

Жизнь матушки до пострига мало чем отличалась от судьбы многих российских женщин: трудилась на заводе, замуж так и не вышла, детей не имела. Досмотрела и похоронила родителей и в 90-е уехала далеко от дома, продав квартиру. Вскоре оказалась в монастыре, в те годы представлявшем печальное зрелище: обитель только поднималась из руин. Женщина приняла постриг, много трудилась, молилась.

А про собаку я вспомнила не просто так. Лет пятнадцать назад нам предстояла долгая дорога. У меня совсем не лежала душа к поездке, внутри что-то постоянно беспокоило. Когда приходят подобные ощущения в машине, интуиция словно предупреждает: должно произойти что-то неприятное. Так оно и случилось. На выезде из города мы чуть не сбили какую-то псину. Я успела лишь в последний момент отчаянно крикнуть мужу: «Собака, смотри!» Супруг совершил манёвр уклонения, нас занесло, но столкновения каким-то чудом удалось избежать. Собака, к счастью, осталась жива, нисколько не пострадала, а мы развернулись и отправились домой.

На столе рядом с посудой, где стоял травяной сбор, кверху лапками валялся огромный зелёный «мотыль» крайне неприятного вида. Я таких никогда не видела. И никак не могла взять в толк, откуда эта гадость появилась в нашем доме. На дворе зима, ничего не цветёт, окна закрыты, в квартире совсем недавно сделан ремонт. Мы поспешили избавиться от жуткого насекомого. Это событие уверило меня, что на маму кто-то навёл порчу.