И как только я об этом подумала, кошка потёрлась головой о мою щёку и спрыгнула с рук. Прошмыгнув через ворота, остановилась на дороге, ещё раз посмотрела на меня, а затем убежала. Ни к домашнему молоку, ни к корму она так и не притронулась, хотя с виду была очень голодной. Больше мы её не видели. Однажды вечером я задержалась в козлятнике. Муж зашёл в дом раньше меня.

На подоконнике ближайшего к соседям окна когда-то росли два лимона и кумкват. Я холила их и лелеяла – кормила, досвечивала, опрыскивала, делала всё как надо. И вдруг все мои цитрусы один за другим погибли без видимой на то причины. Просто сохли и сбрасывали листья при здоровых корнях. Убеждена, что произошло всё от злобных взглядов сожительницы соседушки, потому что иных причин гибели растений я просто не нахожу.

Помню, как мы с девчонками сидели в подъезде ближайшего дома к Бутырской тюрьме. Сидели на холодной лестнице, с вечера занимали очередь, чтобы часа в два ночи попасть в списки людей, несущих передачи в Бутырку. Или отправлялись на вокзалы. С вечера узнавали, когда идёт последний поезд. Тоже занимали очередь. Многие люди ожидали последней встречи с отцами, сыновьями и братьями, которых отправляли в лагеря. Если видели вагон с решётчатым окном, значит, не зря пришли: скоро сюда из тюрьмы привезут осуждённых.

Выходит, я отделалась легче всех, хотя никто не мог прояснить этиологию моего рака. У меня был очень редкий тип карциномы, некоторые врачи говорили, что вообще с таким никогда не сталкивались. Другие доктора спрашивали, не ошиблись ли с биопсией (два раза переделывали), поскольку он встречается лишь у 8–10 процентов женщин старше семидесяти. А в моём возрасте это вообще нечто неслыханное.

Через два дома от тётки Степаниды жила Галя. Она работала в колхозе на ферме, ухаживала за бычками. Галин муж умер задолго до войны, она одна воспитывала сына Володеньку. Он был единственным счастьем женщины и одновременно её самым большим несчастьем. У Володеньки обнаружилось какое-то психическое заболевание, он почти не говорил, чаще лишь мычал и ревел, как корова, утробным таким баском, совершенно не похожим на голос семилетнего ребёнка.

Приятель сходил на приём к врачу, который выписал капли для глаз, но они особо не помогли. Странная аллергия то усиливалась, то затихала. Максим продолжал использовать капли, как вдруг один случай изменил всё. Глубокой ночью ему выпал заказ: нужно отвезти клиента в аэропорт. Максим подъехал, и вскоре в машину сел пассажир – крепенький дедок лет 75. У пассажира было прекрасное настроение. Он пристегнулся, поставил рядом с собой небольшую сумку и спросил у Максима так...

После случившегося я старалась не унывать и жить деятельно. Много работала, не замыкалась, общалась с людьми, вечерами пыталась не горевать. Хотя, конечно, первые два месяца плакала, говорила вслух, как мне тяжело. Большинство вещей покойного раздала до сорокового дня, оставила совсем немного на память. Все его фото давно убраны в альбомы, заперты в шкаф. Четыре дня после смерти мужа мне вообще ничего не снилось, я просто проваливалась в темноту.

Господин даже рассмеялся в душе, но улыбнуться и представиться у него так и не вышло. Впрочем, он всегда считал себя самодостаточным, в меру общительным человеком. Долгое время в этой комнате вообще никто не жил, кроме медведя. Но с медведем особо не поговоришь, хотя господину казалось, что и медвежья плюшевая душа отзывалась на человеческое обращение к ней. До приезда молодожёнов медведь сидел на кровати, и господин имел возможность контактировать с ним напрямую.

Ночью снятся кошмарные сны один за другим. В распахнутое окно влетает чёрная, какая-то ненастоящая кошка, с неестественно огромной пастью и кривым рядом острых как иглы зубов. Она вытягивает спину и тянет когтями простыню с постели на пол, а я беспомощно сползаю в разверзшуюся вдруг под кроватью бездонную пропасть. Просыпаюсь от крика, но словно кто-то тяжёлый давит на веки и, не в силах сопротивляться его силе, вновь проваливаюсь в черноту.

Мы пересеклись с Владимиром Вольфовичем благодаря одноимённой марке туалетной воды, которая тогда вышла на рынок. Сейчас об этом мало кто помнит, но это не шутка – Жириновский в те годы выпускал свою личную парфюмерную марку – Zhirinovsky. Как ни странно, этот парфюм сразу стал популярен в Японии.

Он предложил нам троим сделать фото на память в том приделе. Но засомневались: там довольно темно и нет окон. Только свечи освещают древний лик. Ну, со вспышкой, может быть, что-нибудь и получится. У подруги крутой телефон, решили снять на её камеру, без вспышки. Мы с ней расположились по обе стороны от иконы, потом она сняла меня и батюшку, затем я щёлкнула батюшку и подружку.

Афон – это параллельная реальность. Каждый, кто ступает на его землю, должен это понять, иначе его ждёт разочарование. Здесь всё не так, как в других местах планеты. Здесь не действуют привычные законы бытия. Разве что закон земного притяжения остаётся, за остальные ручаться нельзя. Афон не поддаётся логическому осмыслению. Логика здесь не работает, желательно её полностью отключить. У кого не получается, того просто жаль.