Дома начала твориться какая-то ерунда. То меня вдруг шарахнет током, то в последний момент рушатся планы, то срывается работа – я изредка оказываю некоторые услуги предпринимателям. Затем появился ужасный кашель, причину которого врачи установить так и не смогли. В конце концов каждое утро меня начала мучить сильная рвота. Но самое неприятное – мужа словно подменили. Нет, мы не ругались, но я прекрасно видела, как человеку совсем не хотелось общаться со мной по совершенно непонятной причине. Супруг приходил домой после работы, молча ужинал и отправлялся спать.

У меня имелась своя версия батюшкиного недуга. Десятилетия жизни отца Иоанна в коммуналках и общежитиях, съёмные углы с их сквозняками и холодными полами сделали своё дело. И даже квартиру, которую батюшке хотели выделить по линии епархии, он уступил молодому многодетному собрату. Матушка Нина Васильевна прекрасно знала нрав супруга, поэтому возразить ничего не могла. Она уже смирилась, что один в один повторяет судьбу супруги протопопа Аввакума: «Доколе же нам страдать, протопоп?» – «До самыя смерти, Марковна!»

За окном была точно такая же идеальная картина. Начавшая желтеть листва, ровная идеальная трава и тропинки – всё очень чёткое и яркое. Возникло ощущение, будто до того я видела мир через мутное стекло, а сейчас его кто-то протёр. Меня это удивило и немного напугало. На следующий день странное состояние никуда не исчезло, более того, оно началось с раннего утра. Повсюду, куда ни глянь, всё сверкало идеальной чистотой, было красивым и чётким. Чтобы переключиться от такого наваждения, я принялась читать книгу. Через какое-то время мне стало страшно.

Женщину лечили то в одной специализированной клинике, то в другой, но болезнь прогрессировала. Наконец семья решилась на операцию, после которой молодая мама долгое время оставалась без сознания. В результате у неподвижно лежащего человека развилось воспаление лёгких, и она умерла, не приходя в сознание. Отцу маленькая девочка оказалась в тягость. Он просто не знал, с какого боку к ней подступиться, поэтому младенца отдали на воспитание бабушке.

В тот день Лёха Савинов получил пятёрку по литературе. А мы до конца урока обсуждали, у кого какая мебель, чей сервант или буфет древнее. Чем-то Лёхины слова запали всем в душу. Ну и «гаевцы» одержали свою маленькую победу, хотя Екатерина Петровна объясняла, что огонь революции сметёт оба этих тупиковых вида – и Гаева, и Лопахина. Однако пройдёт всего пара лет, и мне станет очевидно, что никуда они не делись. Миллионы гаевых будут беспомощно цепляться за старое, не в силах остановить неумолимый маховик истории, а лопахины выпрыгнут из ниоткуда, снова уведут из-под носа вишнёвый сад, начнут ломать его и делить на участки.

Многие далёкие от церкви люди почему-то видят в священнослужителях полумифических существ, нечто среднее между ангелом и волшебником, и ждут от них чудес и непременной святости. Наверное, это желание в чём-то естественное, но даже великие святые прежде были людьми. Расскажу один случай. Однажды приехали мы в гости к друзьям – в соседнее государство. Они люди воцерковленные, каждое воскресенье проводят в храме, много помогают на приходе. Есть у них необычный друг – иеромонах, отец А.

Пару месяцев назад приснилось, что я получила множественные колотые ножевые травмы и у меня слишком большая потеря крови. Приехала «скорая», медики осматривают меня. Я чувствую себя хорошо, но врачи говорят, что не спасут, – потеряла слишком много крови. Возможно, так и буду до самого конца чувствовать себя хорошо, но мой случай безнадёжный, мне осталось всего тридцать минут, не больше.

Недавно снова являлся, страшно злой. Ещё бы! Я приехала с мужем-инвалидом, а в доме полнейший бардак. Вдобавок я усталая, вымотанная, постоянно ору на супруга из-за его капризов: то курить принеси, то ещё что-нибудь. И вот наконец легла спать. Раньше у меня всегда горел ночник, а в ту ночь почему-то решила его выключить. И почудилось, будто страшно хлопнула наружная дверь – она плохо закрывается, террасу перекосило. Потом послышались стремительные тяжёлые шаги, да такие, что заскрипели половицы, по полу пошла вибрация.

Верой и Богом в те годы особо никто не интересовался, хотя меня крестили в младенчестве. В какой-то момент из семьи ушёл отец. Я этого не помню, но хорошо запечатлелось в памяти, как мама на этой почве ударилась в религию. Мне было лет одиннадцать. Она стала тянуть меня за собой в церковь каждое утро. Приходилось читать непонятные слова, просыпаться чуть свет и без завтрака куда-то долго ехать, потом ещё стоять, стоять… Я этого не любил. Учился просто отвратительно.

Ради народной артистки в репертуар брали пьесы по единственному принципу – там должна быть хорошая роль для возрастной актрисы. Периодически народную привозили в театр на «скорой», но едва она ступала на сцену, происходило чудо. В огнях рампы актриса оживала: пела, плясала, а уж играла так, что зал аплодировал стоя. С народной я почти дружила, хотя на премьерном спектакле мы сильно повздорили. По тексту пьесы, в одной из сцен бабушка, защищая внучку, плюхается мне на колени и что-то горячо отвечает немецким захватчикам.

Наши «Грады» во время боевых операций находились на закрытых огневых позициях, примерно в 20–25 километрах от передовой, поэтому потери в артдивизионе, в отличие от пехоты и десантно-штурмовых бригад, оставались минимальными. Но они были. Примерно неделю назад на мину наехала транспортно-заряжающая машина. Водителю собирали ногу в Кандагарском госпитале, а пассажир, старший лейтенант Тархов, погиб.

Мы вошли в полупустой храм. Первое, что поразило меня, – сильный запах плесени, перемешанный с ароматом горящих свечей. Подошли к священнику. Это был рослый полный мужчина лет сорока пяти, с красным лицом и редкой бородкой. Его ряса выглядела мятой и несвежей. От батюшки исходил сильный запах спиртного. Но потрёпанный вид духовного лица не остановил наше твёрдое решение принять Таинство и довести дело до конца. Поговорив немного с нами, батюшка удалился. Мы оплатили в церковной кассе положенную сумму и стали ждать.