Моя бабушка была в молодости красавицей. Об этом говорили все окружающие нас люди. Я-то молодой её не видела, наверное, из-за этого и возникло у меня недоверие к рассказам о необыкновенной красоте. Но однажды встретила человека, далёкого от нашей семьи, но знавшего бабушку в молодости, и спросила, правда ли, что она была так хороша.

Вроде бы некоторое время назад вышло постановление правительства, запрещающее поборы, даже номер телефона горячей линии озвучивали – звоните, обращайтесь, восстанавливайте справедливость. Да только воз и ныне там. Поборы были, есть и, похоже, прекращаться не собираются.

Чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь, что, обитая фактически в веке двадцать первом, по-прежнему ощущаю себя гражданином века двадцатого. Наверно, оттого и люблю рассматривать старые фотографии. Даже бывая в гостях, иногда прошу показать мне семейные альбомы и с интересом вглядываюсь в пожелтевшие от времени, плохого качества чёрно-белые любительские снимки из прошлого столетия.

Рядом с обшарпанной машинкой стоял громадный, более двух метров, молодой священник в чёрной рясе, со сверкающим большущим крестом на груди. Он двинулся к нам и просто воссиял розовощёким ликом без единой морщинки. Голубые глаза выражали неподдельную доброту. Он был неправдоподобно молод, показалось, что ему всего-то лет восемнадцать.

Скажете, что ещё надо? Живи и радуйся. Я и радуюсь, каждый день благодарю Бога, что послал мне такого человека. Конечно, он не само совершенство, имеются и недостатки, но они на фоне его достоинств меркнут. Иногда бывает вспыльчив, часто делает мне замечания по мелочам, что раньше меня очень злило, но потом, видимо, мы притёрлись характерами, и я не обращаю на его критику особого внимания. Но есть серьёзная проблема, из-за которой пишу: дело в том, что он не хочет со мной секса.

Всё дело в эмпатии, или, другими словами, в сопереживании эмоциональному состоянию другого человека. Штука эта вообще-то хорошая, по крайней мере по отношению к тому, на кого направлена. И в учебниках психологии она рассматривается со знаком плюс. Но, как показала практика, у неё, этой эмпатии, есть и обратная сторона.

Началось всё с похоронных бюро. Мне всегда казалось, это такое место, где сотрудники, в частности менеджеры, организующие похороны, должны иметь великое чувство такта: их клиент только что потерял близкого человека. К сожалению, нам пришлось столкнуться не с вежливыми и тактичными людьми, а с торгашами.

Читаю вас постоянно и обратила внимание: всё чаще появляются письма на тему «надо вести здоровый образ жизни, а кто не ведёт – сам виноват во всех своих болезнях». Подобной пропагандой переполнены и другие газеты, и журналы, и телевидение. Конечно, не буду спорить, что заботиться о здоровье – хорошо и правильно. Но есть одно «но».

Кафка проснулась, потянулась и откинула одеяло. Посмотрела на свои стройные ноги, потрогала через тонкую ночнушку не по годам округлившиеся формы. С такими ногами и грудью не пропаду, промелькнуло в голове. Кафка невольно зажмурилась, представляя, как она не пропадёт. План был таков: сначала окончить школу, потом уехать в Москву из этого затерянного на карте городка, а там как бог даст.

Жена моего брата всё время старалась устроить мою судьбу, знакомила с мужчинами, но неудачно. И вот как-то раз звонит и говорит:
– Приходи, познакомлю с одним, у него машина, квартира. Но он лысый. Меня возмутило, что лысый, но пошла. А когда увидела его, утонула в омуте голубых глаз. «Мой» – прозвучало где-то внутри.

Так у Ивана начали устанавливаться товарно-денежные отношения с местным населением. Вскоре появились продукты, обувь, сладости. Незнание немецких падежей, артиклей и других премудростей грамматики ему уже не мешало. Он больше не смущался, что чего-то не знает, а объяснялся жестами и отдельными словами, как мог.