Фрауенхаус в городке Ханау (пригород Франкфурта) находился за большим забором. Калитка – на замке. Мы позвонили, нас встретила ухоженная немка средних лет – директор фрауенхауса фрау Амт. Она провела меня в комнату для переговоров. А молодая весёлая женщина Ингрид (педагог фрауенхауса) увела детей в другую комнату. Как я потом узнала, педагог расспросила детей обо всём, чтобы потом сравнить наши «показания».

А дальше мне быстро стало ясно, что автор письма дожил до 60 лет, но ума и порядочности не нажил. Он считает, что матери-одиночки – все обязательно похотливые, а женщины, имевшие отношения с мужчинами до свадьбы, – блудливые тётеньки. Честное слово, будь я матерью-одиночкой, непременно подала бы на него в суд за оскорбление. Ну а себя дядя Федя считает гордым орлом, парящим в небесах. Как же, ведь его жена – какая там по счёту? – оказалась девственницей.

В Эмске мои представления о провинции перевернулись сразу. Асфальт был лучше столичного, кофе варили превосходный, а девушки выглядели привлекательнее, чем я ожидал, раз в сто. Я быстро нашёл офис Глафиры (именно так звали мою героиню!), находившийся в самом центре города. Её творчество меня удивило: я-то предполагал, что она тут вышивает крестиком, а эта выпускница московского вуза обшивала местную элиту и продавала технологии за рубеж.

Помню себя с дошкольного возраста. Мне было четыре или пять лет, когда умер папа. В памяти осталось, как дядя Борис сидел в подъезде на нижних ступенях, обстругивал деревянный крест и вырезал на нём даты рождения и смерти; вокруг валялись стружки, я с ними играла. С тех пор в голове отложилось, что запах стружки связан со смертью. Помню красный гроб, кладбище далеко за совхозом, наполовину христианское, наполовину мусульманское, голубой деревянный крест и голубую оградку.

В 1979 году за роль в «Вечном зове» Вадим Спиридонов был удостоен Государственной премии СССР. Это один из тех редчайших случаев, когда актёр награждался за исполнение отрицательной роли. Картина охватывала огромный отрезок времени. Сегодня Спиридонов играл 16-летнего паренька, а завтра – 40-летнего мужчину. Когда нужно было «помолодеть», Вадиму даже грудь брили, поскольку она выдавала его настоящий возраст.

Младший Лебедь, к которому мужики пришли с претензией, выдал, посмеиваясь, по бутылке казёнки каждому, его жена приготовила закуску. Вроде бы конфликт исчерпан, но осадочек остался. Живи семья в селе, уж как-нибудь загладили бы вину путём предоставления мелких услуг по-соседски. Но Лебеди и не подумали оставить город, а доставшийся им родительский дом использовали в качестве дачи.

...Наконец ему доверили должность водовоза. В сани, если дело было зимой, или в телегу, если летом, грузили бочку, впрягали лошадь по кличке Серая. И Лёня, гордо восседая рядом с бочкой, отправлялся на речушку Хугдер, набирал чистейшей воды, а вернувшись в посёлок, развозил её по указанным адресам. Работа нужная и не тяжёлая. Первое время дело у Лёни шло нормально, но потом наш водовоз зазнался, стал чудить: то очень рано, когда все ещё спят, привезёт воду, то с большим запозданием.

Мерин внимательно слушает. Он уже стар, живот у него разросся, ноги, наоборот, стали тоньше, хвост и грива поредели. Но оценивает он свой возраст не по годам, которые ему не понятны и которых уже стукнуло пятнадцать, а потому, как с каждым месяцем всё тяжелее телега с навозом, мешки с фуражом, тюки с сеном. Конюх тоже стар. Свой возраст он знает – семьдесят два года, но и без этого знания ясно, что только в старости скрипит в коленях, ломит спину, колет в боку…

Даже у папы в тот вечер испортилось настроение. Он машинально вручил Васе 20 копеек и, не прощаясь, закрыл за ним дверь. Мама же расстроилась очень сильно. Она взяла настольную лампу и принялась изучать каждый сантиметр пола, чтобы найти несчастную сбитую Машку и достойно её похоронить в горшке с геранью. Но так и не нашла. Родители сели ужинать в полном молчании.

Маму девочка воспринимала как бесплатную домработницу. Став совершеннолетней, домой приходила когда вздумается, для семьи ничего не покупала. Когда окончила училище, мама договорилась в своём институте, что девочку возьмут туда: факультет несложный, потянула бы. Она уговаривала девушку поступить, ведь это обеспечило бы ей пенсию и пособие от государства до 23 лет. Но та отвечала, что ей это не нужно. Обвиняла мать в том, что она держала её в чёрном теле.

...И вот во втором классе получил задание изобразить рабочее место своего папы. А мой папа был известным в Одессе гинекологом. У нас была большая библиотека, где-то на две тысячи томов. Я пришёл домой, открыл «Справочник практикующего гинеколога» и тупо срисовал через кальку одну картинку. А картинка показывала, как правильно разместить в кресле пациентку. Рисунок подписал так: «Рабочее место моего папы, Стоянова Николая Георгиевича».

...Мне казалось, что и жить здесь чудесно, в некотором отдалении от шумных улиц, а если окна, балкон или лоджия выходят на водоём – прямо райские кущи. Смотреть на красивое никогда не устанешь. Как же я была удивлена, когда узнала, что моя коллега, у которой было всё, о чём я написала выше, собралась менять квартиру! Оказалось, на Ермошкином озере не только благовоспитанные граждане купаются в жаркие дни...

...Главное, она же не единственная пациентка с гипсом в нашем отделении. Не секрет, что под гипсом кожа может сильно чесаться, поэтому больные постоянно передают друг другу ценные советы: как почесать спицей, линейкой, вилкой и ещё десятком разных вещей. Наши загипсованные клиенты могут писать диссертации на эту тему – и всякие палки-чесалки передают друг другу прямо вместе с советами. Но наша дама не просто жаловалась на зуд, а именно требовала снять гипс...