А бригада уже сеяла. Матёрые трактористы, все трое, ходили в ночную смену, перекрещивали ячмень. Не имея привычки долго спать, днём они являлись на выгон посмотреть, как идут дела у авиации, и без приглашений помогали сколачивать дощатый сарай для передвижной электростанции, питавшей транспортёр. Ивану Петровичу Домашову, например, довелось вставить стекло в кривоватое окошко, подогнать дверь, а ещё – править неловко выброшенный из самолёта на землю распылитель удобрений.

Выдав эту речь молодой жене, супруг снова уехал кататься. А она собрала вещи и пошла в общагу, где её место ещё не заняли по причине каникул. И стала жить дальше разведённой девственницей. Благо потом она случайно встретила свою первую любовь. С этим парнем у неё в своё время тоже были платонические отношения, затем они расстались, и он даже успел жениться, но не смог жить с женой, потому что любил нашу девственницу.

И вот за соседним столиком мы увидели мужчину. Он сразу показался мне очень интересным, мужественным, но я, конечно, не подала виду. А Лилю развезло после пары бокалов вина, и она махнула ему рукой, чтобы подсел к нам. Она стала болтать с Георгием – так звали мужчину – о всяких пустяках, и вдруг подруга спросила в лоб, женат ли он. Кольца на пальце не было, но Георгий, как человек честный и прямой, ответил, что у него есть...

А что? Льготная путёвка стоила 45 рублей на брата, зато, как сейчас говорят, «всё включено»: авиаперелёт в оба конца, проживание и питание в гостинице, развозка на комфортабельном «Икарусе». Нас поселили в пригородном мотеле для залётных дальнобойщиков – с минимумом услуг. Но какой студент в те годы пёкся о комфорте? Перед поездкой мы сдали госэкзамен по немецкому языку. Вся довольно сносно говорили на языке Гёте...

Первое место его жительства было в квартире на бывшей улице Герцена, ныне Большой Никитской, где-то напротив Московской консерватории и Театра имени Маяковского. На первом этаже дома располагался букинистический магазинчик, принадлежавший бабушкиным родителям, а на втором они жили. Магазинчик перешёл в собственность Страны Советов после революции, но буфет остался в семье.

Все посмеялись над обычной пляжной рекламой-завлекаловкой. А я послушала её раз, другой – и клюнула. Всё равно столь любезная мне тишина бесцеремонно разрушена, так не поплавать ли в чистейшей воде вдали от берега на «неизмеримой глубине»? Подхватила сумку и направилась к катеру. Участвовать в морском походе вызвалось восемь человек, не считая капитана катера и спасателя.

Я – строптивый человек. В актёрскую профессию пришёл в двадцать восемь лет, будучи уже взрослой, сложившейся личностью. В таком возрасте было бы странно соглашаться на роли в массовке с единственной репликой «кушать подано». Мне нужен материал, в котором можно проявить себя, выговориться. Это должны быть темы, которые цепляют на интеллектуальном уровне. Если же такого материала нет – отказываюсь. И думаю, так будет всегда: я играю только то, что хочу.

Сначала я рассказала ребятам о крейсере «Варяг», они даже тихо всплакнули, когда представили, как уходит под воду грозный корабль. Куплет со словами «Не скажут ни камень, ни крест, где легли во славу мы русского флага» дети пели так жалостливо, что я поняла: немного переборщила с рассказом о крейсере. Со страхом думала, а как же они будут петь про танкиста, который погиб на поле боя?

Сначала господин Джон Лютганс не произвёл на меня впечатления: невысокого роста, коренастый, с гелем на волосах, в скучном чёрном костюме. Как только он заговорил, я поняла, что влипла, – мне показалось, что все пять лет учёбы изучала какой-то другой язык. Дело в том, что это первый американец, с которым я общалась за всё время изучения английского, в университете нас обучали классическому британскому произношению.

Он родился и вырос у нас, потом выставлялся и стал интерчемпионом, на его веку под нашей крышей побывало много разных собак. Пока Гарфильд был единственным котом в доме, он не волновался за свой кошачий мирок и личный гарем. Его гораздо больше привлекали собаки. Взрослых собак кот не боялся, вырос с ними, уважал, держался на равных, но его всегда больше интересовали щенки. Хотя и к своим детям, котятам, он относился доброжелательно, но щенки – это отдельная тема.

Пришлось ехать в диспансер вместе с мужем и сыном. Муж остался на улице с коляской, а я поднялась к заведующей отделением. Та позвонила по телефону, тут же пришёл какой-то парень, явно их пациент, и его стали спрашивать, знает ли он меня. Парень сказал, что впервые видит. Тут уже я потребовала объяснений. Оказалось, какая-то дева заразила этого парня нехорошей болячкой.

Войну Борис Израилевич вспоминать не любил. Самым страшным было даже не погибнуть от обстрела или бомбёжки – хотя и это тоже: только дурак не боится смерти! Сильнее всего боялись уснуть во время операции и потерять раненого. Бывали дни интенсивных боёв, когда врачи и медсёстры оперировали сутками напролёт – по пять-семь дней и ночей подряд. Замены у хирургического стола не было, раненых привозили десятками, и надо было успеть.

...И тут он стал просить меня ничего подруге не говорить. Мол, он обещает, что просто исчезнет из её жизни, и всё. Я даже не ожидала такого исхода, хотя можно было предположить, ведь трус – он и в Африке трус. Даже не захотел объясниться с женщиной, с которой близко общался почти два года. Подруга моя переживала, конечно, но не особенно долго, к моей радости.

Жить без дружбы и душевного общения я не могу, вокруг меня всегда было много людей. Так что вскоре удалось сблизиться со следующей подругой. Общие интересы, похожие заботы, связанные с детьми… Мы до трёх часов ночи засиживались на её маленькой уютной кухне по выходным, разговаривая и смеясь, делясь секретами и переживаниями, то плакали вместе, то строили планы на будущее. Я чувствовала её сестрой, которой у меня никогда не было.

Взяли карточку, идём к участковому. Меня уже настолько достала вся эта ситуация, что прямо под дверью кабинета я написала жалобу. Знаете, какая была на неё реакция? Коллега немедленно, вне очереди, попала на приём к кардиологу – а ведь люди неделями пытаются к нему записаться. Так что, как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Потом меня пригласила к себе заместитель главврача, стала отвечать на мою жалобу.

Казалось бы, очень удачный вариант, но было одно большое «но». Среди моего дружеско-приятельского окружения нет ни одного высокопоставленного должностного лица, банкира или преуспевающего бизнесмена. Все «прелести» того времени – повальная безработица, мизерные зарплаты, длительные задержки – коснулись каждого. Поэтому я сказала Татьяне: «Вы с Наташей поступайте как хотите. Деньги я подарю. А сама не хочу ставить людей в неловкое положение».